Новость о том, что знаменитый иранский режиссер Мохсен Махмальбаф, в прошлом году бывший членом жюри кинофестиваля «Евразия», вновь находится в Алматы, быстро облетела весь город. Махмальбаф все в том же черном велюровом пиджаке, черной водолазке, черных брюках и черных же видавших виды кроссовках. Он все так же спокоен, терпелив и, кажется, ничто не может вывести его из себя. Будто бы никакого года и не проходило.

    — Господин Махмальбаф, очень рад снова видеть вас в Казахстане. Что привело вас в нашу страну на этот раз?

    — Я здесь потому, что мы планируем совместный проект со студией «Казахфильм». Это будет фильм, снятый в Казахстане и о Казахстане. О чем он будет, я бы пока не хотел говорить. Могу сказать лишь то, что играть в моем фильме будут простые казахстанцы, обычные люди с улицы, хотя, не исключено, что привлечем и профессионалов. Вероятнее всего, мы объявим кастинг. После путешествий по шести странам я создал шесть фильмов. Седьмой будет о вашей стране.

    — Чем вас так заинтересовал Казахстан?

    — Вы свободны и современны. Во всей Средней Азии я отдаю предпочтение именно Казахстану из-за красивейшей природы и степной демократии. К тому же, в прошлой своей поездке я понял, что Казахстан старается возродить кинематограф. Я попытаюсь научить ваших молодых режиссеров идти своим, а не голливудским путем.

    — А что вы думаете по поводу голливудских фильмов?

    — Голливуд производит фильмы, как Макдональдс — чизбургеры. Это кинематографический фаст-фуд для ума. Эти фильмы не заставляют думать. Голливуд постепенно захватывает всю киноиндустрию. Они скупают кинотеатры, захватывают рынок, производят дешевые фильмы с минимальным бюджетом. У людей не остается выбора. После того, как в Иране стали игнорировать голливудскую киноиндустрию, наш кинематограф значительно поднялся. За десять лет было выпущено около 100 иранских фильмов. Пусть на мой фильм сначала пришли две тысячи человек, но потом его смотрели миллионы.

    — Вы часто сравниваете киноэкран с пестрым иранским ковром. А с чем вы сравниваете свое творчество?

    — Его можно сравнить со многим. Например, с иранской поэзией — я многое почерпнул оттуда. Мое искусство близко к эксперименту, это всегда поиск чего-то нового. Я постоянно меняю стиль и категории. Все мои 18 киноработ разные, они не повторяются.

    — К сожалению, казахстанский зритель мало знаком с вашим творчеством. С каких картин ему следует начать?

    — Скорее всего, с фильмов «Салям, Cinema!» и «Габбе». Первая картина — о молодых талантливых людях, вторая — о кочевниках Ирана. Эти картины ближе по духу вашему народу.

    — Ваш предпоследний фильм «Секс и философия», сделанный в Таджикистане, был показан во внеконкурсной программе недавнего Московского кинофестиваля и получил хорошую прессу. В то же время, о вашей последней работе «Крик муравьев» известно очень мало. Не могли бы вы рассказать об этой картине?

    — Я снимал «Крик муравьев» в Индии, потому что иранское правительство было крайне недовольно избранной темой. Это фильм о множестве вещей, про которые мы не можем открыто говорить в нашей стране. Картину показали сразу на нескольких фестивалях — надеюсь, вы также сможете ее увидеть. Поэтому мне бы не хотелось заранее рассказывать, о чем конкретно фильм.

    — Сейчас все чаще появляются на свет сборники короткометражек, снятых известными кинорежиссерами. Ваша дочь Самира — автор одной из новелл в альманахе «11 сентября». Как вы относитесь к таким экспериментам?

    — Еще до «11 сентября» я снял один из эпизодов, «Дверь», в фильме «Сказки Киша», который участвовал в 1999 году в конкурсной программе Каннского кинофестиваля.

    А недавно я принял участие в другом проекте. Может быть, вы слышали о нем. Каннскому фестивалю в этом году исполнилось 60 лет, и специально по такому случаю был подготовлен киноальманах из 33 трехминутных фильмов, один из которых согласился снять я. Согласился потому, что такие фильмы служат хорошим примером того, как разноплановые режиссеры могут высказаться вместе на какую-то общую тему. В каннском проекте тема была «Магия кино».

    Кстати, и Самира в этом году тоже отметилась короткометражкой в фильме, посвященном 60-летию принятия Декларации о правах человека.

    — Если бы ваши дочери Самира и Хана, тоже режиссеры, родились в другой семье, смогли бы они сделать подобную блестящую карьеру?

    — Это хороший вопрос: может быть, и нет. Одного таланта, энергии недостаточно. Их творческая фантазия просто не заработала бы в нужный момент. Даже если вы спросите президента, стал бы он президентом, родившись в другой семье, вряд ли он ответит «да». Понимаете, для нашей семьи кинематограф — это не бизнес. Хотя, естественно, это приносит хорошие деньги. Мои дочери начали снимать прежде, чем начали ходить. Дома за обеденным столом мы очень много спорим о кино.

    — Как вы относитесь к тому, что кино все чаще используется как политический инструмент?

    — Такая тенденция на самом деле наметилась. И, в частности, в Иране. Также — в бывших советских республиках. Но отнюдь не везде. Некоторые правительства попросту не знают, как же им использовать кино себе во благо. А, например, в Таджикистане вообще нет кинематографа — нечего использовать.

    В Иране, повторюсь, это распространено. Например, один из моих учеников стал очень близок к нынешнему правительству. В целом, примерно 20 процентов иранских кинематографистов находятся под контролем властей. К тому же, властям принадлежат и СМИ, с помощью которых неугодные ленты подвергаются жесткой критике.

    В Иране есть три типа фильмов. Первые — пропаганда правительства. Вторые — коммерческие, из разряда «деньги делают деньги». И, наконец, третьи — подлинное искусство. Правительство пытается получить контроль над всеми, но не сможет этого сделать. Все кино никогда не будет подконтрольно. Всегда найдутся личности, для которых дороже свобода. Такими у вас были Параджанов, Тарковский.

    — На ваш взгляд, какими качествами должен обладать режиссер?

    — Во-первых, это энергия. Он должен уметь работать без сна. Во-вторых, это хорошие отношения с командой. В-третьих, это хорошая техника. И самое главное — надо иметь воображение, быть креативным. Идеи всегда должны становиться реальностью. Я стараюсь брать сюжеты из жизни. Фильмы должны стоять на земле, но при этом дотягиваться до неба. Постоянный поиск — это метание, как будто ты идешь сквозь темноту и ловишь отблески света. Режиссер должен всегда бороться за правду.

    — Недавно вам исполнилось 50 лет. Что чувствует человек, проживший полвека?

    — Это случилось так внезапно (смеется). Всего несколько дней назад мне было 5 лет. И внезапно стало 50. Я думаю, как же быстро я стал старым!

    — За эти годы вы добились многого. А что не успели сделать?

    — Много, очень много. Столько желаний! В частности, помочь беднякам во всем мире. Когда я вижу их, то думаю: что я могу сделать для них? И не могу ничего сделать. Да, я кое-чего добился, но не сделал гораздо больше. Жизнь очень коротка. Внезапно осознаешь это.

    — Как вы проводите свободное время?

    — Я предпочитаю быть с неординарными людьми, особенно люблю проводить время с детьми. Они мои учителя.

    — А что больше всего расстраивает Мохсена Махмальбафа?

    — Расстраивает (задумывается на несколько секунд) то, о чем я уже говорил: когда вижу бедняков. И когда вижу глупцов. И когда вижу проявления фашизма. Я вообще очень сентиментальный человек. Многое может меня расстроить. Подчас даже самые простые вещи.

Дмитрий МОСТОВОЙ