Газета"Наш Мир"

    Находясь в Алматы, он очень спешил. Правда, мне все-таки удалось поговорить с ним, но, как говорится, «на бегу». Допивая свой «кофе-брэйк» в перерыве деловой встречи, доктор Тауфик Ибрагим успел поразмышлять вместе со мной. Получилось интервью. Можно по-разному относиться к позиции моих собеседников. Но ясно одно — истина и объективность не рождаются из одной плоскости. Их сферы, их среда, их носители — это разные, мыслящие люди. Тот, кто находится в интеллектуальном поиске, ищет таких людей, а, найдя, говорит с ними и слушает, слушает... Самый лучший собеседник — умный собеседник. В умных разговорах время тратится с пользой. Жалко тратить его на пустое. Беседуя с Тауфиком, я свое драгоценное не потерял.

    — Уважаемый доктор, сегодня часто приходится слышать утверждение, что понять Коран можно, лишь зная арабский язык или будучи собственно арабом. В противном случае, Коран не для вас и его не надо читать. Как Вы можете это прокомментировать?

    — Это очень вредное и ошибочное утверждение людей, недопонимающих Ислам. Я араб, но я убежден, что давно пора освободить Коран от арабской и аравийской ограниченности. Пора понять, что Коран адресован всему человечеству, а не только арабам. Арабы — это не избранный народ. И когда говорят, что постичь Коран можно, только владея арабским языком и арабской ментальностью, мне становится обидно за людей.

    Всем известно имя Аристотеля — крупнейшего философа в истории человечества. Самой грандиозной по масштабу мысли и одновременно по сложности является его книга под названием «Метафизика». Если вы откроете первый том его сочинений на русском языке, выпущенный в 1976 году, то узнаете, что редактором этого издания аристотелевской метафизики был профессор Артур Сагадеев, специалист именно по творчеству арабо-мусульманского философа ибн Рушда (Аверроэса). И дело в том, что ибн Рушд, который сам не знал греческого языка, до сих пор является лучшим и непревзойденным знатоком философии Аристотеля.

    Поэтому, я призываю людей не пестовать в себе ложные комплексы по поводу незнания арабского языка и мнимой невозможности правильно понимать Коран. Любой инженер с советским образованием более подготовлен к чтению Корана, чем потомственный араб-лавочник из Саудовской Аравии. Более того, как известно, великие философы и мыслители Ислама, в основном, не являлись арабами. Таким образом, становится очевидным, что человек, не зная арабского языка, может понимать Коран гораздо больше, чем носитель арабской культуры и языка. И мой совет: пользуйтесь всеми доступными переводами на русский язык, чтобы расширить понимание конкретного смысла.

    — В этой связи вспоминается еще одно сомнительное утверждение: люди, не принявшие Ислам, невправе работать с Кораном и исламской мыслью. Не вправе говорить и писать для мусульман. Можно ли так грубо узурпировать право на Коран — достояние всего человечества?

    — Конечно, это в чистом виде узурпация. Нельзя присвоить то, что создано Богом. Как нельзя присвоить, например, таблицу Пифагора или метафизику того же Аристотеля. Моих русских коллег-исламоведов частенько спрашивают: «Если Вы признаете Пророка Мухаммада (с. а. с.) посланником Бога, то почему не принимаете Ислам?» или «Если Вы искренне любите Ислам, если вы не лицемер, то почему же вы не мусульманин?». А я, в свою очередь, хочу спросить их, моих дорогих единоверцев и «блюстителей» исламской морали: «Что же, по Корану Иисус Христос не мусульманин? Моисей не мусульманин?». Пророк Авраам в Коране называется единобожником и мусульманином: Ибрахим (Авраам) не был ни иудеем, ни христианином. Он был ханифом, мусульманином, и не был из числа многобожников (3:67). Любой, кто предан Единому Богу — это мусульманин, но, увы, не всегда мусульманином является тот, кто говорит на каждом углу, что принял Ислам.

    Обидно, что представители других конфессий оценили и оценивают Коран и исламскую культуру выше, чем, собственно мы, называющие себя мусульманами. В течение многих веков имена аль-Фараби, ибн Сина, ибн Рушд были больше известны и чтимы в Европе, чем во многих так называемых исламских странах.

    Творчество этих великих мыслителей содействовало европейскому Ренессансу. Мы же, мусульмане, безвозмездно «подарили» их знания, да и их самих, чужой, европейской культуре, не сумев воспользоваться плодами их открытий. Поэтому, возвращаясь к вопросу, представители иных культур, иных конфессий порой лучше понимают ценности нашей религии и нашей культуры, используя их для собственного блага, чем те, кто, казалось бы, должен непосредственно ими обладать.

    — Это значит, что тот Ислам, который мы имеем сегодня, а точнее тот традиционализм и обрядность, которые сложились вокруг этой религии, никак не способствуют ее развитию и росту. Понятно, что нужны реформы, но не менее важен и правильный к ним подход. Каким Вам видится метод, и где географически, на Ваш взгляд, сложилась наиболее благоприятная для обновлений среда?

    — О необходимости обновлений или, если хотите, о прогрессивном исламском прорыве сегодня говорим не только мы с вами. Говорят и думают об этом очень многие мусульмане, в том числе и на Западе.

    На мой взгляд, реформы Ислама сегодня должны идти от «периферии», в хорошем смысле слова, исламской карты мира. В Казахстане на этот счет ситуация более чем подходящая. Ваша страна вообще уникальна с точки зрения готовности народа к чему-либо новому и прогрессивному. Вы неплохо интегрированы в современную общественную модель, и в сознании вашего народа, как мне кажется, нет фатальной догматики, так свойственной традиционалистским исламским кругам.

    Почему периферия? Потому что так называемые центры Ислама, ассоциированные у большинства с арабскими странами, себя давно изжили и не могут, за редким исключением, являться примером для подражания.

    Самый сложный вопрос — это подходы к реформе. В начале любой трансформации важна риторика, как изобретение идейного материала речи. Риторика — как нахождение выгодной, отправной точки зрения и опорного пункта, так называемого «статуса для аргументации». В этом смысле, к сожалению, многие реформаторы грешат излишней горячностью, не уделяя должного внимания искусству убеждения. Я философ и в своей практике редко прибегаю к бескомпромиссному нигилизму. Любая идейная форма, пусть даже абсурдная, может иметь под собой рациональное, и тем более, философское начало, заслуживающее внимания, и тем более не заслуживающее отрицания.

    Вот, например, Сунна. Сегодня много разногласий связано с этим словом, которое для большинства мусульман несет в себе положительный смысл и заряд. И пусть продолжает нести. Понятно, что здесь преимущественно подразумевается аутентичная Сунна, надежно переданные от Пророка хадисы. Говоря об исламской реформации, ни в коем случае нельзя наделять само понятие Сунна каким-либо отрицательным значением, и тем более принимать по отношению к ней позицию завзятых нигилистов. Наоборот. Нужно постараться хорошо осмыслить Сунну, раскрыть ее глубинную суть и динамичный дух и на ее языке говорить о том, что мешает идти мусульманам вперед. Потому что большинство, к сожалению, цепляется лишь за самую малую, ритуальную и поверхностную часть этого грандиозного наследия.

    — Подобно тому, как Коран можно постигать с помощью самого Корана, Вы предлагаете и Сунну познавать с помощью самой же Сунны, чтобы повернуть ее в сторону прогресса и сделать созвучной и соучастной нашему времени, с пользой для Ислама и для нас же самих.

    — Разумеется. Тем более я категорически не согласен с мнением, что Сунна чуть ли ни с первых веков Ислама стала задерживать развитие общества, мешать ему двигаться вперед. Утверждение, что Сунна, например, в VII или X веке была тяжелым бременем для Ислама, более чем несостоятельно. Это будет неправильно исторически и научно.

    Я не знаю, можно ли было в то время выйти на те высоты познания Корана, на которые мы выходим сегодня. Говоря, что Ислам необходимо освободить от всех средневековых наслоений, которые ему мешают, я, одновременно, призываю не выдвигать слишком высокие требования к нашим средневековым авторам-богословам. Это было бы некорректно и ненаучно по отношению к ним. Потому что они жили в совершенно других общественно-политических условиях. В условиях, когда рабство было разрешено, когда обычным явлением было покорение других народов и т. д. Но Коран, ниспосланный в тех условиях, был адресован не только богословам той эпохи, но всему человечеству и на все времена.

    Извольте пример из сферы толерантности и добрососедства. Нам только сейчас открываются высокие гуманистические — в смысле общечеловеческой морали — положения Корана. А было ли это вполне доступно людям той эпохи, эпохи жестоких войн и рабства. Думаю, что нет. В ту пору жизнь человека, особенно человека-иноверца, значила и стоила мало. Представьте, насколько нелепыми были бы в то время ваши сегодняшние призывы к всеобщей гуманности, любви и согласию. Боюсь, это могло бы стоить вам жизни. Мы слишком далеки от проблематики тех, давно минувших времен.

    Другое дело — говорить о согласии и сотрудничестве сегодня, когда мы живем в относительно мирное время и достигли определенных успехов в постижении Корана, а также во многих науках. Когда, несмотря ни на что, мы все же видим торжество идеалов, о которых нам говорит Коран. Поэтому винить наших средневековых богословов, что они были не на высоте коранического послания — это слишком сурово. Я не могу требовать от математика VII века, чтобы он открыл теорию относительности. Только Коран может опередить само время.

    — Это понятно. Но сегодня мы говорим о методологии выведения законоположений в религии, независимо от формации и времени. Изначально у нас есть Коран — Слово Бога и есть методология толкования Корана самим же Кораном. Пользуясь этим методом, приходишь к выводу, что этого вполне достаточно. Достаточно ли?

    — В каком-то смысле это правильно и это не наше открытие. Принцип толкования Корана самим Кораном не нов и был сформулирован задолго до нас, что опять-таки подтверждает его абсолютную самодостаточность. Однако это верно только наполовину. Это верно тогда, когда мы хотим освободиться от тех хадисов, о которых Пророк (с. а. с.) и не слышал, в свете которых Коран был впоследствии неправильно интерпретирован и искажен. В таком случае мы говорим, что Коран не нуждается в подобном толковании, и это правильный подход.

    Но когда мы говорим, что лексически Коран можно и нужно понимать только самим Кораном, то это неправильно в научном плане. Потому что Коран был ниспослан людям, которые жили в определенных исторических условиях, людям с определенной ментальностью и системой мироощущения, и самое главное, с определенной лексикой.

    Я не могу с помощью Корана выяснить, что значит то или иное слово в Коране.

    — Это грамматика и, в этом смысле, есть научное толкование Корана, сделанное имамом Замахшари, которое дает нам его грамматическое и лексическое объяснение. Но когда мы, например, начинаем вводить в Коран дисциплины об отменяющих и отмененных аятах (насих и мансух) или говорим о причинах ниспослания аятов (асбаб ан-нузуль), мы блокируем прямой доступ человека к этому источнику, ввиду невероятной сложности и околонаучности упомянутых дисциплин. А ведь это тысячи и тысячи книг, незнание которых, якобы, не позволяет даже притрагиваться к Корану.

    — Я не могу согласиться с высокой оценкой силы и авторитетности приведенных Вами богословских преданий и методов. Насчет отменяющих и отмененных аятов. Среди суннитов были авторитетные богословы, которые не считали, что в Коране вообще могут быть отменяющие или отмененные аяты. Взять хотя бы видного толкователя-комментатора Корана четвертого столетия по хиджре — Абу-Муслима аль-Исфахани или имама Замахшари! Было также много авторитетных богословов, которые насчитывали лишь один десяток-максимум два десятка «отмененных» аятов. И не так уж трудно нейтрализовать данный метод, с помощью которого ряд богословов «отменяли» те или иные высокогуманные аяты. И вообще, я считаю, что это не сверхпроблема, над которой человечеству надо ломать голову.

    Насчет причин ниспослания аятов. Если мы изучим эту дисциплину, то увидим, что даже из свода канонизированных хадисов на эту тему не наберется данных для того, чтобы можно было назвать это авторитетным знанием и уж тем более полноценной наукой. Где, например, у Бухари и Муслима сказано об «асбаб ан-нузуль»? Будет достаточно пальцев одной руки, чтобы перечислить эти хадисы. Более того, часто об обстоятельствах ниспослания того или иного аята или суры передают столь разноречиво, что нельзя это принимать всерьез. А все предания, что наберутся на сей счет, могут касаться не более чем 5-ти процентов аятов Корана.

    Конечно, в ряде случаев такие предания могут увести читателя от понимания подлинной сути соответствующих аятов, но, тем не менее, и здесь я не вижу каких-то особо непреодолимых барьеров, каких-либо сверхтрудных преданий, которые нельзя было бы нейтрализовать или опровергнуть в случае их несоответствия Корану. Не надо слишком преувеличивать степень неопровержимости данных историй, даже с точки зрения самой исламской традиции. Это колосс на глиняных ногах или замок на песке, который легко разрушить силой разума и логических аргументов.

    Я, естественно, считаю, что к Корану нельзя что-либо прибавить или убавить из него.

    Но надо уметь различать и отделять зерна от плевел. Слово «Сунна» в переводе с арабского означает «путь». Я стоял и буду стоять на том, что есть кораническая Сунна — Сунна Бога, являющаяся истинной Сунной Пророка, (c. а. с.), и поэтому любой последователь Корана, однозначно является и «суннитом» — приверженцем аутентичной, божественной Сунны. Сунна Пророка (с. а. с.) — это Сунна Аллаха, это Коран. И еще: ни в коем случае нельзя дискредитировать такое великое наше наследие, как Сунна, нельзя давать дополнительное оружие недругам Ислама, истины и разума.

Газета "Наш Мир" - Таир Адилов