Газета «Наш Мир»

     Татарстан стал 'пробным камнем' российской политики мирного сосуществования Православия и Ислама – и толерантность в этой республике, скорее всего, будет жестко насаждаться российским государством.

    Как же это символично: сегодня, через четыре с половиной столетия после того, как Иван Грозный захватил Казань и снес мусульманский храм внутри городской цитадели, над казанским Кремлем снова возвышается громадное здание мечети.

    Мечеть Куль-Шариф, с бирюзовым куполом и восемью беломраморными минаретами – самая большая в Европе: она вмещает до 1500 человек. Ее построили всего за девять лет на том месте, где находилась старая татарская мечеть, и открыли в 2005 г., к тысячелетнему юбилею столицы Татарстана. В общем, все ясно как день: Ислам вернулся в постсоветскую Россию всерьез и надолго.

    В России живет 21 миллион мусульман, что в четыре раза больше, чем в любой другой европейской стране.

    В коммунистическую эпоху Ислам 80 лет подавлялся, а его последователи подвергались гонениям; ту же политику власти проводили в отношении христиан и любых религиозных конфессий. Мечети сносились; на всей территории СССР официально действовало всего четыре Духовных управления мусульман – а ведь в его состав входили центральноазиатские республики с сорокамиллионным мусульманским населением.

    В Татарстане – одном из главных мусульманских регионов России, где живут потомки людей, населявших Золотую Орду, действовала лишь горстка мечетей, и своего духовного управления там не было.

    После крушения коммунизма эта автономная республика переживает настоящее религиозное возрождение. Сегодня здесь открыты 1200 мечетей; только в Казани их 50. Этнические русские, составляющие почти половину населения Татарстана, тоже строят и восстанавливают храмы и монастыри: так, Раифский монастырь, расположенный в лесу в окрестностях Казани, превратился сегодня в процветающую общину. Монахи вновь заняли комплекс церквей и келий, где при Сталине держали политзаключенных, а затем организовали колонию для малолетних преступников.

    Кроме того, именно Татарстан стал 'пробным камнем' в плане сосуществования двух основных конфессий. В условиях религиозного ренессанса до взлета националистических настроений рукой подать. После краха коммунизма лидеры Татарстана, как и Чечня, требовали независимости, однако Центр 'откупился' обещаниями широкой автономии и резким повышением доли нефтяных доходов, поступающих в республиканский бюджет. Сегодня Кремль рассматривает Татарстан как подходящий для пропаганды за рубежом образец гармонии между умеренной мусульманской элитой, Русской православной церковью и светской властью в Москве.

    Умеренность, однако, и сегодня еще не гарантирована. При коммунистах учебных заведений для подготовки сотен муфтиев, имамов и сотрудников религиозных структур, необходимых для возрождения Ислама, не существовало, поэтому в начале 1990-х многих молодых татар посылали учиться за границу – в Пакистан, Египет, Саудовскую Аравию. Результат был просто непредсказуемый. Ученики возвращались домой этакими Савонаролами, клеймя местные обычаи как 'недостаточно мусульманские', и требуя внедрения пуританской версии Ислама, которую они восприняли у ближневосточных учителей.

    'Когда они возвращались, мы не разрешали им сразу начинать проповедовать; они проходили своеобразный 'карантин', – рассказывал недавно корреспонденту Times и другим западным журналистам муфтий Татарстана Гусман хазрат. – Когда мы видели, что с ними все в порядке, им позволялось стать имамами'.

    Затем опасность пришла с другого направления. Конфликт в Чечне и воинственная идеология, распространяющаяся сегодня на Южном Кавказе, привели к появлению десятков радикальных интернет-сайтов, приобретающих все большее влияние на мусульманскую молодежь в России. Признавая растущую популярность радикальных идей, муфтий, однако, заметил, что мусульмане-татары в принципе отличаются большей толерантностью, и те, кто присоединяется к сектам, вскоре их покидают. 'Татары эти идеи не приветствуют', – настаивал он. Тем не менее, чтобы исключить подрывную деятельность, от проповедников, приезжающих с юга, по словам муфтия, требуют знания русского языка – чтобы все, включая, очевидно, и власти, знали, о чем они говорят в своих проповедях.

    Хотя муфтий и архиепископ Казанский и Татарстанский Анастасий всячески демонстрировали, что между ними царит полная гармония, – даже пресс-конференцию они проводили совместно – Ислам и Христианство в этом регионе России не всегда сосуществуют бесконфликтно.

    Вопрос о правах женщин – еще одна 'лакмусовая бумажка' для проверки умеренности мусульман. От татарок сегодня все чаще требуют, чтобы они носили хиджаб. По словам муфтия, женщины лучше передают будущим поколениям мусульманские ценности, чем мужчины, поэтому их возвращение в лоно Ислама приветствуется вдвойне. К примеру, заметил он, появление отдельных кафе для женщин можно воспринимать позитивно. Однако комментировать проблему головных уборов он не стал: 'Если женщина знает свои права, записанные в Коране, она чувствует себя сильнее'.

    Религиозный ренессанс в России всячески поощряется на самом верху. Президент Путин, подчеркнуто демонстрирующий собственную религиозность и уважение к Русской православной церкви, заметил недавно в беседе с журналистами, что вера – важный элемент духовного возрождения страны. 'Россия складывалась как межконфессиональная страна. . . На протяжении веков они (две религии) сосуществовали в известной гармонии, – заметил он. – И грамотное решение этих проблем, межконфессиональное взаимодействие . . . будет способствовать укреплению страны и ее стабильности. А в случае каких-либо ошибок это может . . . иметь неприятные последствия'. Он дает понять: толерантность властями не только приветствуется, но и будет последовательно прививаться.

The Times, Майкл Биньон