Соблазн экстремизма

     Ислам в России распространяется в нетрадиционных формах

    «Исламизация» в нашей стране становится все более заметным явлением. О тенденциях этого процесса, о различии в подходах христианства и ислама к диалогу с властью и об особенностях распространения ислама вообще в современном мире «Русскому курьеру» рассказал кандидат исторических наук Роман Силантьев, автор книги «Новейшая история ислама в России» и вышедшей на днях тематической энциклопедии «Современный ислам в России»

    Недавно список изданий, отнесенных к экстремистской литературе, пополнился еще целым рядом мусульманских книг. Многие исламские лидеры России осудили это решение и даже подали иск в Страсбургский суд о признании его неправомочным. А как вообще отличить экстремистскую литературу от традиционной?

    – В «Моей борьбе» идеолога чеченских боевиков Магомеда Тагаева экстремистские идеи изложены настолько явно, что даже школьник это легко заметит.

    Чтобы сделать экстремистским нормальный труд, в него порой достаточно добавить одну фразу. Кроме того, экстремистскую литературу выпускают определенные издательства, перечень которых в свое время был составлен улемами дагестанского муфтията и Центрального духовного управления мусульман России. Это – «Бадр», «Умма», «Тауба», «Сантлада», «Фажруль-Исламийа (Фаджр)» и «Ибрагим бин Абдуль-Азиз аль-Ибрагим».

    – Вообще происходит ли «исламизация» или это надуманная тенденция? Рост исламских настроений очевиден в регионах, которые традиционно были мусульманскими. В таком случае, в чем различие процессов религиозного мусульманского возрождения на Северном Кавказе и в Поволжье?

    – Исламизация происходит, а как протекает этот процесс, зависит от отношений религиозной организации с государственной властью. Между исламом и православием есть различия в институциональном смысле. Для православия естественна симфония с властью, естественно отделение церкви от государства. Ислам же неуютно себя чувствует, будучи отделен от государства, поскольку он не разделяет власть духовную и мирскую.

    – Отделение церкви от государства, конечно, сейчас провозглашается как данность, но церковь предпринимает очень активное хождение во власть.

    – Между хождением во власть и слиянием с властью есть различия. По Конституции, у нас церковь отделена от государства. Это значит, что священники не могут быть государственными чиновниками и подчиняться кому-либо, кроме своих епископов. В то же время в России повсеместно происходит процесс огосударствления ислама – имамы и муфтии становятся главами администраций или даже, как в случае Ахмата Кадырова, – президентом республики.

     Насколько можно судить, в мусульманских странах ислам и так является государственной религией, так что вряд ли мы можем говорить об огосударствлении. Да и в России ислам отнесен к традиционным религиям.

     – В России по-настоящему лояльным отношение к мусульманам стало во времена Екатерины II, которая в указе выразилась следующим образом: «Как Всевышний Бог на земле терпит все веры, языки и исповедания, то и Ея Величество их тех же правил, сходствуя Его Святой воле, и в сем поступать изволит, желая только, чтоб между подданными Ея Величества всегда любовь и согласие царствовали». Был снят запрет на строительство мечетей, впоследствии мусульмане благородного происхождения были наделены правами российского дворянства.

     К концу XIX века существовал институт военного мусульманского духовенства, мусульмане-военные служили в гвардейских частях, из лучших кавказских наездников была сформирована так называемая Дикая, или Туземная дивизия в составе шести полков. А первая Московская мечеть была построена в честь подвигов татарских и башкирских полков, которые доблестно сражались в Отечественной войне 1812 года. Сейчас в Азербайджане и Узбекистане, например, де-юре ислам не является государственной религией, а де-факто является.

     Потенциально восточная модель может быть принята в Чечне и Ингушетии, отчасти – в Татарстане. Муфтият был создан в Татарстане по распоряжению лично Шаймиева в 1998 году. Ранее он выступал с инициативой объединения мусульман, а в 98-м они объединились под его, так сказать, руководством. Если же ислам от государства категорически отделен, как, например, в Западной Европе, то он имеет тенденцию маргинализовываться, становиться силой, враждебной государству.

     – И в чем принципиальное различие процессов на Северном Кавказе и в Татарстане?

     – На Северном Кавказе исламизация идет, что называется, «снизу», а в Татарстане – «сверху». Надо заметить, что религиозность мусульман во многом схожа с религиозностью православных. Религиозное самоопределение носит характер во многом этнический. Оно бывает поверхностно. Часто говорят о малом проценте «воцерковленности» православных – о том, что исповедуются и причащаются чаще одного-двух раз в год лишь 2-3%. Однако и тех, кто совершает намаз, как положено, пять раз в день, кто выдерживает строгий пост, – ровно столько же. Да и различны тут критерии, сложно сопоставить. Можно ли по каким-то принципам сравнивать пятикратную молитву и посещение литургии, например? Многие считают, что Рамадан проще соблюдать, чем православные посты, другие уверены, что все наоборот.

     – Да, но точной статистики «аутентичности» ни в случае с православными, ни в случае с мусульманами собрать невозможно – это ведь глубоко внутреннее, личное дело. Можно отметить только рост количества тех, кто называет себя мусульманином или православным. И в последний, постсоветский период, рост радикально настроенного ислама. С чем, по-вашему, это связано?

     Сегодня сложилась ситуация, что люди исповедуют нетрадиционные, экстремистские направления ислама, пребывая в уверенности, что это самые что ни на есть традиционные формы. Это связано с экспортом радикально ориентированного ислама из Саудовской Аравии и других стран в Центральную Азию и европейскую часть России. Перед ревнителями «чистого ислама» лидеры традиционного ислама оказались в растерянности. Часть этих лидеров оказалась смещена со своих постов при полном непротивлении органов государственной власти, которые могли бы вмешаться в эти перевороты, но посчитали их внутренним делом мусульман. Другие устояли, но не смогли противопоставить ничего расколам в собственной среде.

     Студенты, которые отправлялись в те годы учиться в высшие мусульманские учебные заведения за границей, уже вернулись на родину, по мнению сограждан, высокоучеными людьми. Они являются носителями нетрадиционных для России форм ислама, и к ним с почтением прислушиваются. Происходит постепенная подмена, например, ханафитского мазхаба – богословской школы, которой придерживается значительная часть отечественных мусульман, – «альтернативными», ваххабитскими формами. И в противостоянии исламскому экстремизму в первую очередь заинтересованы сами представители традиционного ислама, о чем они делали неоднократные заявления.

     – В чем, на ваш взгляд, состоит феномен привлекательности ваххабизма?

     – Много объяснений. Но, во-первых, он простой. Его многие сравнивали с пуританством – наиболее аскетическим видом протестантизма. Кто не с нами – тот против нас. Второй фактор – земного преуспеяния. Если ты богат и влиятелен, бог тебя любит. Тоже протестантская черта. Когда начинается критика ваххабизма, наиболее распространенный ответ следующий: если мы не правы, то как Аллах допускает, что на протяжении долгих лет мы владеем Меккой и Мединой – и не пятнадцать лет, а более двухсот? И как допускает Аллах, что у нас сконцентрированы основные богатства мусульманского мира?

     Однако и в самой Саудовской Аравии есть представления о том, что такое исламский радикализм. И радикалов сажают. А в условиях демократического общества бороться с ваххабизмом оказывается очень трудно. Европа уже давно стоит перед этой дилеммой. Инстинкт самосохранения борется с приверженностью к правам человека и толерантностью.

Василина ОРЛОВА