Начиная с 1970-х гг. военно-гражданские отношения и политическая власть в Ближневосточном регионе характеризовались определенной стабильностью. Ситуация в этом плане значительно отличалась от периода военных переворотов 1950–1960-х гг. Государство усиливало контроль над жизнью общества, используя при этом самые разнообразные рычаги воздействия. С конца 1970-х и в 1980-х гг. в арабском мире развивались кризисные явления как в экономической, так и в политической сфере. Во внутренней жизни арабо-мусульманских стран Ближнего Востока еще больше обострились этнические, конфессиональные и прочие противоречия, дезинтеграционные процессы. В первой половине 1980-х гг. в межарабских отношениях стали преобладать центробежные тенденции.

    Подобная ситуация возникла во многом под воздействием ряда внешних факторов: исламской революции в Иране, спровоцированной Ираком войны с Ираном, активизацией политики США в регионе при односторонней опоре на Израиль и его безусловной военно-политической поддержке в конфликте с арабскими странами. Процессы глобализации и связанные с ними демократизация и реформы, основной вектор которых по-прежнему определялся Западом, зачастую интерпретировались арабским общественным сознанием как попытка западных держав, прежде всего США, перекроить политическую карту Ближнего Востока и утвердить там свое господство.

    Сегодня, в условиях «вакуума авторитаризма», создается реальная опасность подрыва существующего военно-политического баланса в регионе. Прежде всего, это связано с обострением борьбы за смену власти, эскалацией напряженности в связи с неурегулированностью арабо-израильского конфликта, нерешенностью иракской проблемы, попытками исламистов проникнуть в армию, вмешательством США в указанные деликатные процессы под предлогом ускоренной демократизации региона. В последней четверти ХХ – начале XXI вв. армия неоднократно вмешивалась в политическую жизнь ближневосточных государств.

    И сегодня в общественном сознании большинства стран Ближнего Востока армия воспринимается как главный гарант суверенитета и безопасности страны. При этом внутриполитическая роль армии в различных ближневосточных государствах неодинакова и определяется в первую очередь характером политического режима в той или иной стране.

    Как правило, вооруженные силы арабских стран выполняли двойную функцию. Армия обеспечивала защиту территориальной целостности государства, его суверенитета от внешних угроз. Не менее важна была ее роль в качестве гаранта стабильности режима и его охраны от внутренних врагов и оппозиции. В результате власть в арабских странах оказывается в двойственном положении. С одной стороны, арабским лидерам приходилось заручаться поддержкой и лояльностью военных, которые как гаранты безопасности режимов приобретали значительное политическое влияние и самостоятельность. С другой, укрепление политического контроля над армией зачастую осуществлялось за счет потери эффективности вооруженных сил в условиях обычных войн. За редким исключением лидерам арабских стран удавалось одновременно обеспечивать стабильность власти и внешнюю безопасность государства.

    В то же время вооруженные силы стран Ближнего Востока сталкивались с серьезными проблемами в обеспечении национальной безопасности своих государств. Последний пример подобного рода – практически полное неучастие ливанской армии в войне с Израилем в июле–августе с.г. Национальный суверенитет и территориальную целостность Ливана защитила не регулярная армия, а исламское сопротивление в лице ливанской «Хизбаллы».

    Действительно, в последнее время все настойчивее становятся требования представителей так называемого радикального, политического ислама легализовать и расширить свое участие в политической жизни арабских стран. Ряд идеологов умеренного исламистского движения (египетский шейх Юсеф Кардави, глава туниской исламистской партии «Ан-Нахда» Рашид Гануши) стремятся приспособить ислам к демократии, «демократизировать ислам». На разных полюсах арабского общества реформаторское движение в исламе и его лозунги вызывают серьезные сомнения в их искренности и подозрения в истинности дальнейших намерений исламистов и их последующих шагов в случае прихода к власти. Неслучайно в последние месяцы в «светской» Турции усилились дискуссии о роли армии, взаимоотношениях гражданских и военных властей. И дело здесь не только в произошедшей в августе–сентябре с.г. смене верхушки военного руководства страны, которое характеризуется большей жесткостью и бескомпромиссностью по сравнению с прежними военными начальниками.

    Они не связаны исключительно с процедурой вступления Турции в ЕС и звучащими периодически со стороны некоторых европейских политиков обвинениями турецкой армии в излишнем вмешательстве в политику. В течение нескольких предыдущих десятилетий, особенно в последние годы, левые силы Турции явно проигрывают на политической арене представителям политического ислама и не видят иной возможности сохраниться во власти и укрепить там свои позиции иначе как при опоре на армию.

    В этих условиях серьезной угрозой стабильности военно-гражданских отношений является проникновение радикально настроенных исламистов в армию и фракционность в вооруженных силах. Возникновение различных группировок, особенно в ключевых подразделениях вооруженных сил, как правило, непосредственно предшествует перевороту. Особую опасность фракционность приобретает тогда, когда в офицерской среде начинают усиливаться настроения воинствующего ислама. В этих условиях создается идеологическая база для действий заговорщиков и возникает мотив вооруженного выступления против власти, несмотря на высокий риск для участников заговора.

    На самом деле, военные, как правило, не разделяли воззрений радикального ислама. В какой-то степени это объяснялось тем, что еще в 1950–1960-х гг. революционное офицерство в арабских странах было более восприимчиво к светским теориям. По сравнению с другими слоями населения офицеры были лучше образованы, чаще выезжали за границу и поэтому имели больше возможностей познакомиться с идеями социализма и социал-демократии и их носителями. К тому же проводившиеся в большинстве арабских армий периодические кадровые чистки существенно снижали в офицерском корпусе число приверженцев радикального ислама и заставляли их искать работу в другом месте. Все армии региона, за исключением Ирана, пытались не допустить исламистов в офицерский корпус. Ошибки в данном случае могли стоить дорого, как, например, в случае с египетским президентом А. Садатом, который был убит в 1981 г. малочисленной группой исламистов в армии в ходе военного парада. В Турции военные защищали светскую идеологию кемализма. В Сирии в начале 1980-х гг. армия жестко подавила восстание вооруженной исламской оппозиции.

    В то же время не всегда армия выступала на стороне светского начала в политике. Так, в Пакистане вооруженные силы превратились в один из основных проводников «исламизации» общества во времена правления Зия уль-Хака и во многом формировались исходя из религиозной убежденности новобранцев. Характерно, что единственной партией, которой власти разрешили создать свои ячейки в армии, была «Джамаат-и ислами». Однако такие страны, как Пакистан и Иран, представляют собой скорее исключение. В то же время по соображениям политического порядка армия нередко допускала ограниченную активность умеренных исламистов, использовала их в своих интересах, сохраняя при этом полный контроль над их деятельностью.

    Светский характер турецких вооруженных сил рассматривался как одно из важных завоеваний республиканского строя. В Турции армия выполняла своеобразную интеграционную роль, объединяя людей из различных районов, разного происхождения и социального уровня и превращая их в единую нацию. Турецкие военные оказались настолько решительны и непримиримы в «исламистском вопросе», что смогли заставить премьер-министра Н. Эрбакана, лидера исламистской партии, изгнать своих сторонников из армии. Турецкие военные внимательно следили за попытками Партии национального порядка (нынешней «Рефах». — В.А.) Н. Эрбакана установить в стране шариатское правление. «Рефах» трижды запрещалась военными или под их давлением (в 1971, 1980 и 1998 гг.), но снова возрождалась под другими именами. Одновременно армия боролась против исламистов в собственных рядах.

    Однако после победы на парламентских выборах в 2002 г. Партии справедливости и развития (ПСР), чья идеология во многом базируется на принципах ислама, и прихода к власти премьер-министра Р.Т. Эрдогана ситуация стала постепенно меняться. Используя действующую в стране «особую» форму демократии, Р.Т. Эрдоган без каких-либо нарушений конституции и закона сумел существенно ослабить влияние военных на политику страны, что вызывает сегодня серьезную обеспокоенность турецкого генералитета.

    Несколько иначе складывались отношения армии и исламистов в Йемене. Ставший президентом ЙАР в 1979 г. подполковник Али Абдалла Салех, в очередной раз переизбранный на данный пост еще на пять лет в сентябре текущего года, значительно укрепил национальные вооруженные силы, которые постепенно превратились в основную опору власти. После победы над левыми не без поддержки исламистской организации фундаменталистского толка «Исламский фронт», многие представители которой вошли во вновь сформированные органы законодательной и исполнительной власти, военные оказались в ситуации, когда они и в дальнейшем были вынуждены предоставлять исламистам широкое поле для их политической деятельности. Предпринимая определенные шаги в отношении многих исламистов, президент А. Салех, тем не менее, не торопится ставить точку в этом вопросе, избегая конфликта с влиятельными покровителями исламистских групп из числа вождей племен. Исключением стали решительные и жесткие действия властей после атаки террористов американского эсминца в Адене в октябре 2000 г.

    После этого инцидента министерство вакуфов стало назначать проповедников в мечетях, стремясь ограничить агитацию радикальных исламистов. Тем более что наиболее активные политические силы общества – племена и армия — заинтересованы в привлечении умеренных исламистов на свою сторону как фактора, стабилизирующего политическую ситуацию и способного на определенном этапе сыграть позитивную роль в мобилизации масс на преодоление отсталости.

    В Египте проникновение в армию являлось главной задачей для исламистских группировок с 1990-х гг. Частично этому способствовал тот факт, что правительство в этот период стало проводить политику «исламизации сверху», пытаясь вывести за рамки политического процесса радикальных исламистов и одновременно взять под контроль деятельных умеренных представителей исламского движения. В глазах правительства тактика сближения с «братьями» была оправдана стремлением властей удержать настроения египетской «улицы» в определенных рамках. Это было особенно важно в условиях растущего социального напряжения, вызванного войной в Ираке и нерешенностью палестинской проблемы. В то же время все попытки лидеров организации добиться легализации наталкивались на неизменный отказ властей.

    В январе 2004 г. к руководству организацией пришел М. Акеф. Он считался одним из наименее консервативных лидеров организации. Многие его высказывания и действия наглядно свидетельствовали о его «реформаторской ориентации». Сразу же после своего избрания М. Акеф взял курс на сближение с правительством.

    В свою очередь, власти посредством организации так называемого национального диалога стремились расширить социальную базу режима и одновременно добиться большей подконтрольности исламской оппозиции. Х. Мубарак и его ближайшее окружение, возможно, рассчитывали, что «братья», получив места в парламенте, окажут поддержку президентскому курсу, в том числе и в вопросах преемственности власти. В то же время египетское руководство по-прежнему рассматривало «братьев-мусульман» как своего основного политического соперника и сдержанно относилось к перспективе трансформации организации в политическую партию.

    В целом, египетская армия сыграла весьма незначительную роль в борьбе с исламскими экстремистами. В 1980–1990-х гг. по Египту прокатилась волна террористических акций на религиозной почве. Только с 1991 по 1996 гг. в результате этих актов насилия погибли около 1 тысячи человек. Наиболее крупным и публично известным терактом явилась попытка захвата экстремистами иностранных туристов в г. Луксоре в ноябре 1997 г. В ходе этих событий погибли 58 человек. Характерно, что во время луксорских событий роль военных свелась к эвакуации 14 раненых в Каир на армейском транспорте. Таким образом, перед армией борьба с террором не ставилась в качестве непосредственной задачи.

    Вооруженные силы Египта выполняли главным образом функцию обороны и сдерживающей силы. Осторожность, которую проявляли власти в этом вопросе, была достаточно очевидна. Вовлечение армии в борьбу с исламистами могло повлечь за собой проникновение исламских радикалов в армейские ряды. Среди организаторов убийства А. Садата были действующий полковник египетской армии, а также генерал запаса. Предпринятые Х. Мубараком попытки создать специальные силы для борьбы с исламскими экстремистами не имели большого успеха. В результате мятежа в ротах охраны порядка в феврале 1986 г. из этих подразделений были уволены 20 тысяч человек, заподозренных в связях с исламскими радикалами. Убийство во время этих событий высокопоставленного офицера этих сил, работавшего под прикрытием, стало возможно в результате заговора внутри самих этих служб. Поэтому в основе создания в Египте военных поселений лежало стремление властей изолировать военных от гражданского общества и таким образом пресечь возможность инфильтрации в армейскую среду исламистов.

    Одновременно в армейской печати предпринимались шаги по делегитимизации исламистской идеологии и ее сторонников. Между действиями исламистов в Алжире и Египте проводилась прямая параллель. Хотя армия непосредственно не участвовала в конфликте властей с исламистами, ряд высокопоставленных военных руководителей считали, что в случае активизации экстремистов вооруженные силы могли бы быть задействованы в контртеррористических операциях. Одновременно режим с помощью военных судов над исламистами давал понять, что в случае необходимости готов использовать вооруженные силы в борьбе с исламскими радикалами.

    Развитие политических процессов в Египте и регионе в целом повлияло на изменение взаимоотношений в треугольнике: власть – исламисты – армия. Значительный успех представителей «братьев-мусульман» на парламентских выборах в ноябре–декабре 2005 г. открыл перед исламистами новые возможности для участия в управлении государством. В случае легализации «братьев» они смогут реально влиять на изменение законодательства и выдвигать своего кандидата на будущих президентских выборах. Это существенным образом может изменить военно-политический баланс, особенно в условиях обострения вопроса о смене и преемственности власти.

    В Сирии активно действовавшее в 1950–1960-е годы движение «братьев-мусульман» и связанные с ним экстремистские исламские группировки были полностью разгромлены с 1976 по 1982 гг. Приход к власти в САР нового президента, Башара Асада. внес определенные коррективы в отношения нового политического руководства САР с политическим исламом. Б. Асад отменил изданный в 1983 г. указ, запрещающий ученицам и студенткам надевать хиджаб. В 2003 г. был издан указ, согласно которому военнослужащим срочной службы разрешалось молиться в военных лагерях. Данный шаг противоречил всей прежней практике властей, которые стремились искоренить в армейской среде любые проявления религии. Хафез Асад никогда не ассоциировался в армии с религией. Отношение к исламу в армии ограничивалось присутствием в Омеядской мечети по праздникам ряда крупных сирийских военачальников вместе с президентом.

    Процесс роста политического ислама в САР ставил перед сирийским руководством вопрос о неизбежности допуска представителей исламского движения к участию в государственных делах. В последнее время ряд высокопоставленных партийных функционеров стали считать, что «баасистам» необходимо сблизиться с исламским движением для того, чтобы таким образом повысить свою популярность среди широких слоев сирийского населения, прежде всего молодежи. Сирийский парламентарий Мухаммад Хабаш считал, что власти должны вести диалог с «умеренными» исламистами. По его оценке, около 80% «современной исламской улицы» на Арабском Востоке — это традиционалисты-консерваторы, которые не признают другой веры, кроме ислама. 20% — «реформаторы», считающие, что к вере в Бога «ведет не одна дорога». И только 1% — это «радикалы» и экстремисты.

    Расхождение во взглядах на эту проблему в рядах команды реформаторов Б. Асада вызвало некоторое брожение как среди членов ПАСВ, так и в лагере леволиберальной оппозиции. Тем более что исламистское сообщество Сирии не было единым. Там были приверженцы жесткой линии, сторонники вооруженной борьбы с властью. Это в полной мере было продемонстрировано в 2004–2006 гг. в ходе многочисленных столкновений сирийских органов безопасности с организациями воинствующего ислама типа «Джунуд Аш-Шам».

    Как правило, власти старались не задействовать регулярные армейские части в борьбе с исламскими экстремистами, опасаясь инфильтрации их сторонников в вооруженные силы. Основную работу по профилактике религиозного экстремизма и борьбу с вооруженными акциями исламистов вели органы госбезопасности и специальные воинские части. Однако в условиях роста популярности в арабских странах идей политического ислама, постепенной легализации исламистских движений и организаций, превращения их «умеренной» части в составной элемент властной структуры, проникновение представителей политического ислама в вооруженные силы будет усиливаться. Нельзя исключать, что по ряду ключевых вопросов внутренней и внешней политики позиции исламских движений и военных окажутся схожими, и они будут выступать вместе. Неизбежный вывод войск англо-американской коалиции из Ирака в условиях прихода во властные ближневосточные институты представителей радикального ислама (Турция, Египет, Иордания, ПНА, Ирак, в перспективе Сирия), несомненно, будут способствовать формированию новой конфигурации военно-политических сил на Ближнем Востоке.

    Сегодня на политической арене большинства арабских государств в качестве основных игроков выступают действующая система власти и оппонирующее ей движение радикального ислама. При этом сама власть зачастую черпает свою легитимность во многом из идеологии ислама. Единственной реально влияющей на ход политических процессов в стране светской силе – армии — в качестве специфического института государства и общества приходится осуществлять во многом непривычную и «неуютную» для нее функцию своеобразного «свингера» в отношениях власти и исламистов. В этой ситуации важным условием поддержания стабильности в регионе и сохранения достигнутого уровня военно-гражданских отношений является модернизация национальных вооруженных сил, подключение военных к программам реформ и демократизации в интересах постепенной трансформации существующих арабских режимов.