29 июня Англия вздрогнула. Просто случайно удалось предотвратить два взрыва в центре Лондона. А на следующий день сорвался еще один теракт, в аэропорту Глазго. И хотя официальных данных о преступниках еще нет, естественно, звучит слово «Аль–Каида». Мало кто сомневается в том, что это дело рук исламистских террористов того же типа, что и самоубийцы, ровно два года тому назад совершившие взрывы в лондонском метро. Несомненно, недобрые предчувствия охватывают и двухмиллионное мусульманское население Великобритании, уверенное, что надо ожидать развертывания в стране антиисламской кампании.

  О «проникновении мусульман в Европу», об «экспансии ислама», «исламизации Европы» уже много написано, и значение этой темы может лишь возрастать; ведь действительно в Западной и Центральной Европе непрерывно (многие скажут «угрожающе») увеличивается численность населения, иммигрировавшего из стран исламского мира. Так, в Великобритании мусульмане составляют примерно 2 млн. человек из общего населения в 60 млн., во Франции — 5 млн. из 60 млн., в Германии — 3,2 млн. из 83 млн., в Италии — 1 млн. из 57 млн., в Голландии — 800 тыс. из 16 млн., в Швеции — 3оо тыс. из 9 млн., в Испании — 400 тыс. из 40 млн., в Дании — 160 тыс. из 5 млн., в Бельгии — 400 тыс. из 10 млн., в Австрии — 300 тыс. из 8 млн. Вроде бы не так уж много. Правда, темпы рождаемости мусульман более чем втрое превышают темпы рождаемости немусульманского населения, и согласно прогнозам, уже к 2015 году численность мусульман удвоится, в то время как численность остальных снизится на 3,5%. А некоторые прогнозы даже говорят о том, что в середине нашего столетия мусульмане, по крайней мере, во Франции, а возможно, и в других странах Западной Европы, даже превзойдут по численности немусульманское население. Надо еще иметь в виду, что общее население Европы, по прогнозам ООН, к 2050 году снизится с 738 миллионов (на 2000 год) до 600 миллионов. Тренд очевиден.

  Мусульманское население моложе коренного: так, в целом по Франции доля жителей моложе 20 лет составляет 21% , а среди мусульман — 33%. В Германии соответствующие цифры — 18 и 33%, примерно так же обстоит дело и в других странах региона.

  В принципе можно было бы сказать: «Ну и что из того, что растет процент мусульманского населения? Дело не в цвете кожи и не в религии; все эти люди — уже граждане европейских государств, не надо впадать в расизм , вопить об исламизации Европы и употреблять такие термины, как «Еврабия», «Лондонистан» и т.д. Но дело в том, что растущие тревоги связаны не столько с этническими и расовыми предрассудками, хотя они и существуют, сколько с растущим влиянием экстремистов–джихадистов на мусульманское население европейских стран.

  Мусульмане появились в Западной Европе как результат проведения политики импорта рабочей силы после Второй мировой войны. Выходцы из нищих стран третьего мира готовы были браться за низкооплачиваемую работу, которую не желало выполнять местное население. Англия, Голландия, Франция ввозили трудовые ресурсы из своих бывших колоний (по сей день большинство французских мусульман — выходцы из стран Магриба, в основном из Алжира, в Англии — из Индии, Пакистана и Бангладеш, в Голландии — из Индонезии и Суринама). А не имевшая колоний Германия — из Турции. В 1961 г . когда ФРГ заключила с Турцией соглашение о найме рабочей силы, в стране было менее 7 тысяч турок, спустя тридцать лет — уже более двух миллионов. Первоначально трудовые мигранты считались временными рабочими, которые по истечении срока мандата, заработав деньги, вернутся домой, и так сначала и было. Но после первого энергокризиса и вызванной им безработицы было решено прекратить импорт рабочей силы; в ФРГ в 70-х гг. был приостановлен наем из других стран, прекращена выдача разрешений на трудовую деятельность большинству иностранцев. В некоторых странах даже были разработаны программы содействия иностранным рабочим в репатриации, однако большинство от этого отказалось — на родине перспектив не было, а вернуться в принимающую страну уже больше нельзя было бы. Наоборот, иностранные рабочие, решившие обосноваться в новой стране, стали перевозить туда родственников, дочери рабочих, вырастая, заключали браки со своими земляками, те тоже ввозили своих родственников, а детей рождалось много, в соответствии с мусульманскими традициями. Отсюда и рост мусульманского населения.

  Мигранты селились семьями. Выходцы из одной страны проживали компактно, возникло то, что стали называть «геттоизацией», образованием гетто. Две трети британских мусульман живут в районе Большого Лондона, третья часть французских мусульман — в Париже или вокруг него, треть германских мусульман — в индустриальном районе Рура. В Марселе мусульмане превышают 25% численности населения, в Мальме (Швеция) — 20%, в Париже, Брюсселе и Бирмингеме — 15%, в Лондоне, Амстердаме, Роттердаме, Осло, Гааге, Копенгагене — 10 %. В прошлом году сообщалось, что в Амстердаме на первом месте среди имен, данных новорожденным мальчикам, оказалось имя Мухаммед; в текущем году это имя вышло на второе место в Англии.

  Первое поколение мигрантов старалось не то чтобы ассимилироваться с местным население (это было невозможно по таким причинам, как язык, уровень образования, приверженность традициям и обычаям), но хотя бы доказать свою полную лояльность и включенность в местное общество. А вот у второго и третьего поколения настроение уже иное. С одной стороны, они почти без акцента говорят на языке страны, принявшей их предков, учились в европейских школах и имеют тот же уровень образования, ту же профессиональную квалификацию, что и их ровесники из местного населения. С другой стороны, они в своем большинстве стали осознавать, что как бы ни старались, не станут «полноценными» французами или англичанами, идет ли речь о материальной или социальной стороне дела. Так, уровень безработицы среди европейских мусульман, как правило, вдвое выше, чем среди населения в целом, в том числе и мигрантов–немусульман. Французская печать приводила примеры того, что резюме, посылаемые для поступления на работу в различные фирмы молодыми людьми с высшим образованием, отвергаются гораздо чаще, если эти люди мусульмане. По данным опроса, проведенного в декабре 2004 г ., 87% опрошенных французов полагают, что при прочих равных условиях человеку магрибского происхождения устроиться на работу «несколько труднее» или «гораздо труднее». Не менее важно, что в социальном плане мусульмане ощущают, что их все равно не принимают за своих, даже если они ни в чем не уступают своим ровесникам, рожденным в «чисто белых» семьях. Многие молодые мусульмане с горечью убедились, что они оказались между двумя мирами: старой родине они не нужны, да они ее и не знают, даже ее языком чаще всего владеют хуже, чем европейским, но и в стране своего рождения (а 50% мусульман, живущих в Западной Европе, там и родились) они не стали «согражданами», интегральной частью нации. На них смотрят как на чужих («понаехали тут», — говорят у нас в России, но точно то же можно слышать в любой западноевропейской стране). Это относится и к психологическим, и к бытовым различиям. Например, англичане недовольны тем, что на автобусной остановке «чужаки» не выстраиваются в очередь прежде чем подняться в автобус, как это принято в Англии, а «лезут кучей». Таких примеров можно привести множество.

  Неудивительно, что молодые мусульмане, не желая ассимилироваться в негативно, по их мнению, настроенное по отношению к ним общество, начали поиски своей идентичности, и это неизбежно привело их к идентификации не с уже далекой от них «родиной предков», а с чем–то несравненно более значительным — с исламом.

  Исследования, проведенные во Франции и Германии, показали, что мусульмане второго и особенно третьего поколения менее интегрированы в общество, чем их отцы и деды. Ощущая себя жертвами дискриминации, они находят в исламе знак своей идентичности. Во Франции число людей, декларировавших себя верующими и практикующими мусульманами, только за семь лет (с 1994 по 2001 год) выросло на 25%. Известна история с хиджабами (женскими головными уборами), которые решено было запретить носить девочкам–школьницам. Но многие юные мусульманки стали носить уже не хиджаб, а никаб, полностью покрывающий лицо, оставляя лишь прорезь для глаз. 24- летняя жительница Лондона сказала в интервью: «Для меня это не просто предмет одежды, а фактор солидарности», а другая добавила: «Если бы я одевалась по-европейски, я могла бы быть индуской или кем угодно, а в никабе я чувствую себя мусульманской женщиной».

  Можно ли сказать, что для правительств западноевропейских стран все это стало неприятным сюрпризом? И да и нет. Эксперты давно предсказывали негативные последствия недостаточного внимания к проблеме интеграции в общество потомков мигрантов, но разве где–нибудь правительство прислушивается к мнению специалистов?

  Впрочем, нельзя сказать, что данной проблеме вообще не уделялось внимания. Считается, что существуют такие главные модели, как французская (ассимиляционистская), германская (сегрегационная) и английская (плюралистическая). Во Франции членом национального сообщества является любое лицо, обладающее французским гражданством. Гражданином Франции может стать любой человек независимо от страны происхождения, и тот, кто родился на территории Франции, автоматически становится гражданином. Иммигранты фактически отказываются от своей прежней идентичности и усваивают ценности и особенности поведения, присущие французам. В отличие от этой модели, в Германии в основу гражданства положен принцип «права крови», т.е. здесь господствует не гражданский, а этнический подход, и лицо, родившееся на территории Германии, не становится ее гражданином. Это привело к сегрегации, т.е. отделению населения иммигрантского происхождения от германских граждан. Английская модель, окончательно принятая в 1985 г ., состоит в признании государством в рамках национального сообщества различных общин, имеющих право жить в своем кругу, сохраняя свои традиции и ценности. Этот подход вписывается в известную концепцию мультикультурализма.

  Итак, три ведущих страны Западной Европы избрали различные стратегии поведения по отношению к иммигрантам, в том числе и к мусульманам, и в отношении немусульманских пришельцев это в основном сработало: с поляками, чехами, индусами или китайцами особых проблем нет. А вот что касается мусульман, то результаты примерно одни и те же: в общем и целом ни ассимиляции, ни интеграции не произошло. В каждой стране существуют общины иммигрантов, как бы параллельные общества, и никто еще не в состоянии предложить рецепт — как достичь того, чтобы мусульмане, сохраняя свою этническую, культурную и конфессиональную идентичность (а отказать им в этом все равно невозможно), чувствовали себя полноценными гражданами давшего им приют государства, столь же лояльными к нему, как и все остальные.

  Многочисленные факты свидетельствуют об обратном. Лондон, например, стал прибежищем радикальных антизападных группировок, после терактов 11 сентября 2001 г . в США имамы в лондонских мечетях открыто призывали к солидарности с террористами, взорвавшими нью-йоркские башни-близнецы; и лишь в последнее время экстремистов стали преследовать, были произведены аресты. Шоком для Англии стали взрывы в Лондоне 7 июля 2005 г . Люди увидели на экранах телевизоров видеозапись «завещания» одного из террористов-смертников, пакистанца, говорившего по–английски с йоркширским акцентом, и стало ясно, что человек, родившийся и работавший всю жизнь в Англии, может хладнокровно убивать своих формальных «сограждан». Потом стало известно, что по данным опросов 13% британских мусульман считает этих убийц «мучениками». Резко возросло число экстремистов среди мусульман после американо–британской интервенции в Ираке, и духовные лица стали призывать к беспощадной борьбе за то, чтобы заставить правительство вывести войска из Ирака. По официальным данным, английская полиция осуществляет мониторинг двухсот ячеек мусульманских экстремистов. Весьма красноречивая картинка была показана по телевидению в день, когда пост премьер–министра перешел от Тони Блэра к Гордону Брауну. В толпе, собравшейся возле Букингемского дворца, откуда выезжал после встречи с королевой новый премьер, выделялась группа людей, скандировавших: «Аллах акбар!» и державших плакаты с надписью «Боже, прокляни королеву!». Их несли граждане Великобритании…

  Всем известны и беспорядки, учиненные молодыми мусульманами из парижских предместий, и бесчинства мусульманских экстремистов в Голландии. Все это не может не заставить правящие круги европейских стран всерьез задуматься о том, как быть дальше с мусульманским населением. Среди различных аспектов данной проблемы есть и такие, как электоральный (ни одна из конкурирующих политических партий не рискнет восстанавливать против себя значительную группу населения), международный (нельзя враждовать со странами ислама, от связей с которыми во многом зависит экономика). Но в общественном мнении, от которого в демократическом государстве нельзя отмахнуться, все больше растет страх, вызванный подъемом исламизма, джихадизма, мусульманского экстремизма, все чаще люди с тревогой повторяют слово «Аль–Каида». Давно действуют националистические, шовинистические ксенофобские партии и движения. К чести западной демократии надо сказать, что ни в одной стране они даже не приблизились к такому уровню народной поддержки, который позволил бы им реально влиять на политику. Но это, как все понимают, отнюдь не повод для самоуспокоения.

  Георгий Мирский, "Политком.ru", июль 2007 г.