Сегодня у метро "Китай-город" невысокий худенький улыбчивый паренек протянул мне книгу. Протянул с очень неожиданными и необычными словами: "Пасхальный подарок Русской Православной Церкви". Человеку, привыкшему к тому, что у метро раздают откровения какого-нибудь синюшного индуистского божества, или распихивают протестантские брошюрки, такие слова слышать, прямо скажем, непривычно.

    Подарком оказалась прекрасно изданная тонкая журнального формата книжка: "Евангелие от Марка". Полный текст Евангелия с цветными иллюстрациями – иконы, фотографии Святой Земли, мест, где развиваются события соответствующей главы. Праздничная и очень удобная для чтения книга.

    Почему Марк – я понял сразу. Это, в каком-то смысле самое яркое и убедительное для малорелигиозного человека из евангелий. Там мало поучений и проповедей, с которыми возбужденное сознание невера сразу начинает спорить. Там максимум действия. Большую часть евангелия Христос творит чудеса, творит одно за другим – слепые прозревают, расслабленные ходят, немые говорят, бесы изгоняются из человека и входят в свиней, бури умиряются одним словом Спасителя. Оно всё единый порыв, единое свидетельство о Силе Божией, которой не может противостоять ничто земное, ничто сатанинское. Евангелие от Марка – это евангелие Христа Победителя, победителя зла, греха и болезни этого мира. И не случайно что символом Марка явялется торжествующий царь зверей – лев.

    Именно такое, сильное Христианство, и нужно сегодняшнему человеку, который вечно на бегу. Христианство не стоящее рядом и тоном ментора одергивающее человека, а потом занудствующее "Мы же предупреждали", а ломающее наш привычный порядок жизни и перестраивающее его как угодно Богу, сокрушающее окружившее нас зло – сокрушающее любую немощь, лишь бы мы верили.

    Времени у меня немного было и я стал следить, как кто реагирует. Большинство, озабоченное серым пасмурным днем и своими мыслями дефилировало мимо на скорости танка, даже кажется не замечая, что именно им дают. Это, кстати, проблема, – говорить с людьми в дождь, нравится нам это или нет, очень тяжело. Другие брали, заговаривали с раздатчиками, благодарили. Таких, как мне сказали, с утра набралось около шести тысяч.

    Больше всего меня поразила третья категория – те кто брал, проносил немного, а потом... выкидывал евангелие в мусорку. Ребята потом аккуратно эти выброшенные экземпляры из мусорки вынимали. Эти странные люди, бравшие и выбрасывавшие, были наглядной иллюстрацией к притче о сеятеле во все том же Евангелии: "Посеянное при дороге означает тех, в которых сеется слово, но к которым, когда услышат, тотчас приходит сатана и похищает слово, посеянное в сердцах их" (Мк. 4, 15). Таких будет много и с ними, в общем-то, будет тяжелее всего. Брать и выбрасывать, не слышать услышанного – это уже очень тяжелый рефлекс.

    Акцию с раздачей Евангелия, которая проходит у многих станций метро первые три дня Страстной седмицы, осуществляет Сретенский монастырь, знаменитый московский издательский и церковный центр, возглавляемый о. Тихоном (Шевкуновым), запомнившимся столь многим по фильму "Гибель империи. Византийский урок". Цель простая – дать в руки горожанам Евангелие, самую простую и понятную книгу, которую, быть может именно по этой причине, они никогда не открывали. Кто-то думая, что и так все знает, кто-то просто не интересуясь. А ведь один раз открытое, пусть даже со скуки, Евангелие может перевернуть, перелопатить всю жизнь человека. А если это духовное оружие получат в руки тысячи людей, хоть по 6 тысяч на каждой станции, то у нескольких оно "выстрелит".

    И вот здесь мы сталкиваемся с одной из наших главных современных церковных проблем. Какое именно "оружие" раздавать гражданам? Что нужно им и что нужно Церкви?

    Некоторое время назад среди моих знакомых, любящих церковно-богословские споры в Интернете началась настоящая "миссионерская война". Одни отстаивали идеалы "активного миссионерства" и по сему случаю предлагали проводить православные рок-концерты, приближать Церковь к современному человеку, вводить новые миссионерские программы. Другие обвиняли первых в модернизме, стремлении перекраивать православное предание и всем подобном. В выражениях не стесняются – "обновленцы", "опричники", "обскуранты", "модернисты". И всякий, кто пытается как-то от участия в этом побоище уклониться, получает, обычно, с двух сторон сразу.

    У меня есть опасение, как бы дело не дошло в итоге до рефлекса, выработанного у нас за годы застоя. Если о чем-то возникает спор, то закатывать всех и тему закрывать вообще. Именно этот рефлекс погубил Советский Союз, и ему надо всячески сопротивляться сегодня.

    И чтобы разобраться в вопросе нам надо понять несколько очень важных, принципиальнейших вещей.

    Первое. В Церкви никто не имеет монополии на миссионерство. И менее всего та или иная группа людей может сказать: "Вот мы занимаемся миссионерством, это наше дело, а раз вам не нравится то, что мы делаем, то значит вы нехорошие люди и против миссии". А к сожалению некоторые церковные либералы (во избежание противоречий определим этот термин так – это люди, считающие, что Церковь должна преобразовываться вслед за обществом, но не должна сама преобразовывать общество в соответствии со Своим учением и Традицией) пытаются обеспечить свою неприкосновенность именно так.

    Экспериментирование с преданием "просто так" сейчас никого уже почти не вдохновляет – негативный опыт католиков после II Ватикана показал всю цену этим экспериментам. И тогда всевозможные нововведение, игры с Православием как с конструктором "Лего", начинают объяснять миссионерством. Мол это мы не всю Церковь в верх дном переворачиваем, а лишь отдельный небольшой участок, чтобы легче было входить. Логика странная – если некоторые люди ходят на ушах, то это не значит, что надо строить церкви куполами вниз – в конечном счете каждый человек родится прямоходящим, а на уши встает уже вполне сознательно сам и сам же может встать назад на ноги. И если человек не согласен читать Пятидесятый псалом на славянском, а на русском уже сразу согласен, то значит, что у него странный взгляд на мир, который в Церкви по любому придется менять. И чем ближе ко входу, тем лучше.

    Второе. Часто можно услышать, что Церковь должна проповедовать всем субкультурам. Не спорю. Должна проповедовать всем. И субкультурам тоже. Ничего плохого в панк-православии, рок-православии, толкинист-православии и даже скинхед-православии (как-то сам видел, как в одном православном магазине парнишка-скинхед очень кротко покупал себе молитвослов и псалтирь), если оно при этом остается Православием на все 100. Но, иногда создается впечатление, что для представителей субкультур на пути в церковь хотят "занять очередь" и просят остальных вперед не лезть.

    Вот это – категорически неверный подход. Причем неверный не только с той точки зрения, что во Христе уж точно нет ни хиппи, ни панка, но и с точки зрения тактики. Большинство русских и охваченных русским и православным миром людей ни в какие субкультуры не входит, представляет собой обычных студентов, обычных людей занятых умственным, физическим или офисным трудом. И стратегии миссионерства, дискриминирующие таких людей, попросту ошибочны – готы, конечно, гораздо интересней и эстетически забавней. Но вот смотрящих "Дом-2" – увы, – гораздо больше. Как и пьющих пиво, тусующихся на сайте "Одноклассники. Ру" и проводящих время иным столь же "мейнстримным" способом. И тогда уж было бы логичней поручить всем священникам зарегистрироваться на "Одноклассниках", и обратить своих соучеников, начать печатать адреса храмов на бутылках пива и "перекрестить" Собчак, если не в монахини, то хоть в послушницы.

    Именно отношением этих мейнстримщиков, их согласием на воцерковление общества или несогласием, их желанием, чтобы их дети ходили на ОПК, или нежеланием, в конечном счете, будет определяться судьба Православия как сколько-нибудь массовой религии в России. Будет оно маргинализовано и вытеснено в каткомбы другими религиями и сектами (именно не загнано, как большевиками, а попросту вытеснено). И субкультуры всех раскрасок, даже если все их удастся обратить, не очень помогут. Им нужно Православие как еще одна грань обеспечивающая их существование в меньшинстве, а не как вера большинства.

    Точечными ударами, а ориентация на субкультуры – это именно точечные удары, большой войны не выиграешь. Чтобы победить надо работать по большим площадям и оперировать большими массами людей. Даже сегодня, несмотря на развитие и переразвитие военной технике это по прежнему так. И поэтому объективно гораздо большую работу совершают не миссионеры, застревающие на одной субкультуре, на одной группе людей, а двигающие массы.

    И в этом смысле "консервативная" стратегия миссионерства, вроде той, которой придерживается тот же Сретенский монастырь, гораздо более успешна. Огромные тиражи книг, проникновение в саму толщу общества, а с другой стороны – замечательная идея дать Евангелие простому человеку с улицы. Дать не как "заманушку" в свою маленькую секточку, а как подарок от всей Церкви.

    В конечном-то счете. Формально православным у нас является большинство граждан. Хотя бы формально они все члены Русской Православной Церкви и её паства. Так может же сделать Церковь подарок своим членам? И люди поймут, что православных у нас большинство, просто не все они об этом еще знают.

    Или чем не миссионерство фильм того же отца Тихона о Византии? Острый, политически злободневный, прекрасно снятый, заведомо рассчитанный на разговоры, дискуссии, попытки откликнуться. Это мощное напоминание о православных корнях нашей культуры, нашей политики, нашей цивилизации. Это еще и борьба за социальное признание Церкви.

    Третье. Нравится нам, опять же, или нет, но большинство людей – конформисты. Они идут туда, где видят силу большинства, силу власти, социальное признание. Так это было даже в эпоху гонений на Церковь в первые века истории Христианства – больше всего количество христиан разрасталось в мирные времена, когда принадлежать к Церкви было достаточно безопасно и по своему престижно (ведь еще язычники указывали на то, что у христиан очень сплоченная организация, не бросающая своих, входит в такую организацию было почетно). Так было при Антонине Пие, потом при Александре Севере, в ранние периоды правления Валериана и Диоклетиана... А потом обрушивались гонения, и часть "конформистов" отпадала, но зато многие оставались, претерпевали мученичество, принимали на себя удар гонителей и сохраняли Церковь до новых мирных времен. Тем более это было так, в эпоху Вселенских Соборов, когда дети и внуки примкнувших к православию вместе с императорами "конформистов" становились святыми отцами и учителями Церкви, пламенными исповедниками Православия.

    Интеллигенция всегда и везде, понятное дело, хотела бы "маленькой церкви" для эстетов, где ничего не оскорбляет тонкого вкуса, где собираются просвещенные люди и творят. Но вот только церковь основанная рыбаками до сих предназначена прежде всего для людей простых. Другое дело, что эталон простого человека сильно сместился – сегодня это уже не крестьянин, а измученный телевизором и кредитными платежами офисный телезритель. И именно к нему надо найти "подход".

    И вряд ли мы сможем найти этот подход на путях подражания протестантскому миссионерству, на путях попытки обращения к "индивиду" или "малой группе". Гораздо более вероятно, что наш человек начнет воцерковляться под воздействием воцерковления общества как целого. Чем чаще он будет убеждаться в том, что Россия – православная страна, что русское общество – православное общество, что Православие – это хороший тон, тем чаще его "социальный конформизм" будет вступать в резонанс с движениями его души и он начнет понимать, что Православие – это не только постное меню, но и жизнь по Евангелию, не только умение правильно креститься, но и правомыслие и правое житие.

    Спору нет, Православие может прожить вне языческого общества, Церковь не умрет без господдержки, но сегодня порой создается впечатление, что самые разные люди с самых разных сторон хотели бы Церковь из общества искусственно вытолкать. Не только расцерковить общество, но и десоциализировать Церковь. Причем в равной мере этого результата можно достичь и сектантским алармизмом (не имеющим ничего общего с боевой, оптимистической по духу православной эсхатологией), и интеллигентскими экспериментами, убеждающими современного человека, что Христианство это форма контркультуры (а значит если ты не "контра", то тебе с нами не по пути). Итог, в любом случае, будет один и тот же – наша Церковь перестанет быть церковью молчаливого большинства. Того самого, которое, вопреки всему, пронесло её через ад вскрытия мощей, изъятия ценностей, коллективизации, расстрелов, хрущевских гонений и застойного внутреннего опустошения. Того большинства, которое уже доказало свою надежность и верность.

    Вот этого ни в коем случае допустить нельзя. Сегодняшняя православная миссия должна быть обращена к русскому обществу как к целому. А не только к его фрагментарным частям. Должна нести ему традиционное русское Православие, не покореженное, не адаптированное и не умаленное, напротив, отреставрированное во всем его подлинном богатстве и красоте. Миссия Церкви должна пользоваться всеми методами – и самыми "отсталыми" такими как устная проповедь, и самыми "передовыми", такими как Интернет, причем с его новейшими возможностями – блоги, видеотрансляции, социальные сети. Но вот только не надо зацикливаться ни на одном из этих средств, не надо тех, кто не хочет им пользоваться немедленно записывать в "обскуранты". И, наконец, миссия Церкви одинаково должна быть обращена и к отдельному человеку, и к совокупности людей – нации, государству, стране. Нельзя за деревьями потерять лес. Без социализации Христианства, без следования тем заветам, которые дали нам отцы великой эпохи, которую мы дали противникам православия переименовать в "Константиновскую веру", мы не удержим веры в обществе. А значит и вера конкретных людей, особенно новоначальных и еще не стойких, может и не удержаться.

    Если же не быть врагами самим себе и друзьями "стихиям мира", то наша миссия вполне выполнима.