Ведущий научный сотрудник Института востоковедения РАН, председатель Российского общества исламоведов профессор Тауфик Ибрагим в интервью порталу "Интерфакс-Религия" прокомментировал сразу несколько актуальных для исламского сообщества России тем – будущее богословского образования, перспективы диалога с христианским миром и Федеральный список экстремистских материалов, за короткое время успевший вызвать немало споров и противоречивых оценок.

  – Как Вы оцениваете современное состояние исламской богословской мысли в России?

  – Конечно, 70 лет антирелигиозной идеологии существенным образом ударили по исламской богословской мысли в России. До Октябрьской революции мусульманская мысль в России стояла на самых передовых позициях в исламском мире в целом. Однако потом эта традиция, к сожалению, была утеряна. Сейчас идет ее возрождение, но отнюдь нельзя сказать, что она освоена, основная масса мусульман даже недостаточно с ней знакома. Было бы хорошо даже, чтобы мы освоили те богословские течения и тенденции, которые развивались в России в XIX – начале ХХ века. Такие имена, как Ризаитдин Фахретдинов, Муса Бигиев – это фигуры, которые далеко опережали свое время. Они очень современны.

  – Изучается ли их наследие сегодня? На какой стадии находится этот процесс?

  – Изучается, но я не могу сказать, что в большинстве современных мусульманских учебных заведений России берут на вооружение именно труды этих мыслителей. Сами эти произведения далеко не всегда доступны, их еще надо перевести на русский язык, ведь татарский знают не все. Да и тот татарский существенно отличается от современного. Вот сейчас в Казани начала выходить, правда, небольшим тиражом, в 1000 экземпляров, серия "Библиотека татарской богословской мысли". Запланировано издать 15 томов, но непонятно, когда она выйдет полностью, и пока она еще не получила достаточного распространения... Поэтому, к сожалению, пока идет ориентация только на переводную литературу из-за рубежа, а она, мягко говоря, далеко не соответствует ни высоким мусульманским стандартам, ни требованиям и уровню, на котором некогда остановилась богословская мысль в России.

  – Собственную сокровищницу мы, получается, освоили очень поверхностно...

  – Да, поверхностно, а ведь это то, чем мы могли гордиться перед всем миром. Небывало высокий уровень образования, небывало высокий, нигде в мире не встречающийся процент межрелигиозных и межэтнических браков. Такое количество смешанных браков татар с русскими – это уникально, это российское ноу-хау, который можно представлять всему миру. И такая картина продолжалась и после революции 1917 года. Русская культура, рядом с которой жили мусульмане, впитывавшая в себя и элементы западной культуры, – все это было достоянием исламских богословов, и они чувствовали необходимость мирного сосуществования и работы на благо единого Отечества. Как раз этого нам не хватает сейчас, в XXI веке. Такие уникальные условия и породили передовые идеи, которые не потеряли свою актуальность и для нашего времени. Либеральный, гуманистический, открытый к другим религиям ислам, включавший идеи эмансипации женщин, эмансипации мусульманской мысли в целом – именно его представляли татарские мыслители, мусульмане России XIX – начала ХХ века.

  – Главная причина медленных темпов изучения трудов этих мыслителей – в отсутствии квалифицированных научных кадров или в банальной нехватке финансирования для проведения научных работ?

  – К сожалению, и в том, и в другом. Мы уже несколько лет бьем тревогу: если положение не исправится в ближайшие годы, лет через десять восполнить эту нишу будет некому. Исламоведы – это в основном мое поколение, люди пенсионного возраста. Если вокруг них сейчас не собрать смену, которой передавался бы опыт, тогда никто даже не сможет преподавать необходимые знания. Очень хочется, чтобы на это обратило бы внимание, во-первых, наше государство, в первую очередь обязанное защищать своих граждан от деструктивных идей, идущих из-за рубежа, в интересах этих же граждан. И, во-вторых, мусульманские лидеры. Конечно, там есть сегодня и разобщенность, и неопытность, у них хватает своих элементарных, не высокобогословских забот – как-то надо строить мечети, и так далее. То есть существует множество проблем, не только финансовых, хотя последние составляют примерно 60% от общего числа.

  Надо создавать более-менее единую программу поддержки исламского образования. Государство в последний год начало выделять деньги. Есть Фонд поддержки исламской культуры, науки и образования, есть и параллельный ему фонд по линии министерства образования. Желательно было бы, чтобы они договорились между собой о какой-то единой программе выделения грантов.

  Не так давно был опубликован одобренный Советом муфтиев российский список "Золотой библиотеки ислама" – названия 30 произведений российских мусульманских авторов, знание которых необходимо для создания здесь полноценной системы исламского образования. Список был разработан Обществом российских исламоведов и Центром арабских исламских исследований, мы ждем только финансирования. О какой мусульманской культуре в России можно говорить, если основные произведения ислама на русском языке не представлены! А те, что представлены, сопровождаются такими комментариями, которые лишь уводят в сторону консерватизма и радикализма.

  – Тенденция к радикализации, на Ваш взгляд, по-прежнему характерна для исламского сообщества?

  – Конечно, есть множество социально-политических факторов, толкающих определенную часть мусульманской молодежи в сторону более радикальных методов реализации себя и своего представления об исламе. Если мы говорим конкретно о России, по большей части это результат знакомства такой молодежи только с одной разновидностью понимания ислама, к сожалению, не самой передовой и лучшей. На это сознательно работали заинтересованные люди, как правило настроенные чересчур консервативно, до радикализма. Это, конечно, существенная проблема.

  – В последнее время в исламском сообществе бурно обсуждается Федеральный список экстремистских материалов. Включение в него некоторых мусульманских книг вызвало активное недовольство руководства Совета муфтиев России. Каков Ваш взгляд на всю эту ситуацию?

  – Здесь надо различать две вещи. Конечно, я не согласен, когда в списке запрещенной литературы усматривают чуть ли не рецидивы инквизиции. В любой стране должен быть такой список запрещенных книг. Обязанность государства – ограждать граждан от влияния сектантских, экстремистских течений. Другое дело, что иногда та или иная правоохранительная инстанция выполняет свою работу не очень квалифицированно, и в ситуацию вмешивается политика. Простите, но в составленный список попали книги далеко не самого радикального толка! Я могу привести примеры книг гораздо более радикальных. Но их почему-то не трогают, то есть работа была проведена выборочно. Книги из списка набирают где-то 50-60 баллов по гипотетической стоградусной шкале радикальности, а вот те, которые набирают 90, туда не включены. Конечно, это вызывает законную настороженность у мусульманских лидеров. И я не думаю, что Равиль-хазрат (глава Совета муфтиев России Равиль Гайнутдин – "ИФ") против запрета определенных книг. Я его хорошо знаю лично, он, напротив, всегда призывает к тому, чтобы оградить мусульман от произведений экстремистского толка.

  Почему в большинстве случаев эти списки не проходили научную экспертизу у исламоведов, не были согласованы с Советом муфтиев? Я не видел, чтобы где-либо под списками стояли подписи экспертов. Простите, но в таких вещах должна быть представлена оценка, прежде всего, духовных лиц, во-вторых, академического сообщества. Надо было собрать смешанную комиссию из правоохранительных органов, духовных инстанций и исламоведов. Повторяю, дело не в принципе. Обязательно должен быть список, который запрещал бы желательно все произведения, пропагандирующие межрелигиозную вражду. Но включение в него книг не должно быть выборочным.

  – В последнее время на международном уровне заметно активизировался диалог между мусульманами и христианами. Можно вспомнить известное письмо 138 мусульманских лидеров, ответы на него лидеров христианских Церквей. Верите ли Вы в действительную перспективность такого диалога, или происходящее скорее – просто межрелигиозная дипломатия?

  – Конечно, пионерами в области христиано-мусульманского диалога были католики, надо отдать им должное. II Ватиканский Собор был очень существенным шагом на пути создания богословия межрелигиозного диалога. Однако при нынешнем папе этот процесс, к сожалению, пошел вспять. И это не случайность, а линия политики. Это отход от прежней ориентации. В материалах ко II Ватиканскому Собору, которые я читал, по отношению к исламу содержались даже более подходящие формулировки, чем были включены в итоговые документы. Мы, мусульмане, ждали, что в дальнейшем вернемся к тем формулам, которые были предложены самими учеными-католиками. При нынешнем папе, к сожалению, случилось как раз наоборот.

  Русская православная церковь, конечно, не могла вести себя так же, как Католическая на II Ватиканском Соборе, понятно ведь, в каких условиях в 1960-е годы существовало русское православие. Православные и сейчас здесь в каком-то плане отстают от католиков. Между тем в процессе сближения с мусульманами впереди должны быть именно Россия и именно православие, поскольку традиция мирного сосуществования православия и ислама уникальна. Здесь есть упущенные возможности, и хочется, чтобы они были реализованы. Все арабы-мусульмане традиционно и до, и после революции 1917 года, несмотря на коммунизм, прекрасно относились к России. Не забудьте: сегодня в арабских странах христиане в основном православные. Православие, христианство вообще вышло из тех земель, где сегодня живут мусульмане. Очень многие и географические, и религиозные, и геополитические факторы создают благоприятные условия для того, чтобы Православная церковь была в авангарде христиан, ведущих диалог с исламским миром.

  – А сегодня, по-Вашему, ведется какой-то диалог между Русской православной церковью и мусульманами?

  – Хорошо, что такой диалог хотя бы начался, но что он из себя представляет? Призывы типа "давайте жить дружно" на бытовом уровне. Конечно, это тоже прекрасно, пусть диалог ведется хотя бы на бытовом уровне, не надо преуменьшать его значение. Но не может быть солидного, перспективного, надежного сосуществования и сотрудничества разных религий без богословской базы. Я всегда привожу свой любимый пример: если пожарники, приходя в горящий дом, видят там детей, они жертвуют своими жизнями ради их спасения. Интересно, если этот пожарник в силу своей религиозной принадлежности считает, что это дети неверных, которые будут гореть вечным огнем на том свете, спасет ли он тогда их? Сомневаюсь.