22 июня 1897 г. примерно у 400 миллионов человек по всему земному шару - или у 25% населения планеты - был выходной. Праздновалась шестидесятая годовщина восшествия королевы Виктории на британский престол. Торжества - на суше и на море - по случаю 'брильянтового' юбилея растянулись на пять дней, но их кульминацией стали военный парад и благодарственный молебен 22 июня. Присутствовали премьер-министры 11 британских доминионов, а также принцы, герцоги, послы и посланники всех государств мира. Среди 50000 солдат, прошедших перед ними в парадном строю, были гусары из Канады, кавалеристы из Нового Южного Уэльса, карабинеры из Неаполя, верблюжья конница из индийского Биканера, и гурки из Непала. Один историк уподобил происходящее 'древнеримскому триумфу'.

В Лондоне восьмилетний Арнольд Тойнби (Arnold Toynbee), сидя на плечах у дяди, увлеченно наблюдал за парадом. Позднее, уже став самым знаменитым историком своего времени, он вспоминал: в этот великий день, казалось, даже солнце 'застыло в зените'. 'Я помню тогдашнее настроение, - продолжал Тойнби. - Он было таким: 'Что ж, мы первая держава мира, и, достигнув этой вершины, мы не покинем ее никогда. Конечно, есть такая штука - история, но история - это неприятности, которые происходят с другими. С нами-то, уж будьте уверены, ничего подобного произойти не может''.

Но конечно 'история' не обошла вниманием Британию. И потому перед сверхдержавой нашей эпохи стоит вопрос: настигнет ли она и США? Или может быть уже настигла? Точных аналогий на свете не бывает, но именно Британская империя в зените могущества - наиболее близкий исторический аналог сегодняшнего положения Соединенных Штатов на мировой арене. И размышляя над тем, затронут ли США силы перемен, и если да, то каким образом, стоит обратить самое пристальное внимание на опыт Британии.

Он во многом перекликается с современностью. Так, у недавних американских интервенций в Сомали, Афганистане и Ираке были свои предшественники - много десятилетий назад британские войска вторгались в те же самые страны. Основополагающая стратегическая дилемма единственного игрока подлинно мирового масштаба всегда одинакова. Однако между тогдашней Британией и нынешними Соединенными Штатами есть и фундаментальные различия. Когда первая пыталась поддерживать свой сверхдержавный статус, ей приходилось решать в первую очередь экономические, а не политические задачи. Для Америки же все обстоит с точностью до наоборот.

За счет дальновидных стратегических решений и искусной дипломатии Британии удавалось десятилетиями поддерживать и даже усиливать свое влияние в мире. В конечном итоге, однако, она ничего не смогла поделать с тем, что ее превосходство - связанное с динамичным экономическим и техническим развитием - быстро тает. Упадок британского могущества был благороден - но неуклонен. Проблема, с которой сегодня сталкиваются США - совершенно иного плана. Американская экономика, несмотря на нынешний кризис, в основе своей остается динамичной, по крайней мере, по сравнению с другими странами. Американское общество не утратило энергии. Разладилась политическая система США - именно она не в состоянии провести относительно простые реформы, способные обеспечить стране чрезвычайно стабильное будущее. Кроме того, Вашингтон, похоже, почти не осознает, что ситуация в мире меняется, и никак не проявляет способности переориентировать внешнеполитический курс в соответствии с требованиями новой эпохи.

Закат Pax Britannia

Сегодня масштабы Британской империи даже трудно себе представить. В зените могущества она охватывала четвертую часть суши, а ее подданные составляли четверть населения планеты. Сеть колоний, доминионов, баз и портов, подвластных Лондону, покрывала весь земной шар. На защите империи стояли Королевские ВМС - величайший военный флот в истории; ее земли соединяли 170000 миль телеграфных кабелей, проложенных по морскому дну, и 662000 миль подземных и наземных телеграфных линий. Британцы способствовали созданию первой глобальной коммуникационной сети - телеграфной. Железные дороги и каналы (важнейшим из них был Суэцкий) усиливали взаимосвязанность экономической системы. За счет всего этого Британской империи удалось создать первый в истории подлинно глобальный рынок.

Американцы любят поговорить о привлекательности своей культуры и идей, но на деле родоначальницей 'мягкого влияния' стала Британия. Историк Клаудио Велис (Claudio Veliz) указывает, что в 17 веке обе имперские державы того времени - Британия и Испания - занимались экспортом своих идей и методов в колонии Западного полушария. Испания стремилась утвердить в Новом Свете контрреформацию, Британия хотела, чтобы там расцвели религиозный плюрализм и капитализм. Как выяснилось, британские идеи носили более 'общечеловеческий' характер. Можно даже сказать, что Британия была самым успешным 'экспортером' собственной культуры в истории человечества. Задолго до 'американской мечты' уже существовал 'английский образ жизни' - за ним следили, им восхищались, ему подражали во всем мире. Кроме того, благодаря Британской империи английский стал одним из языков международного общения - на нем говорили от Карибского бассейна до Кейптауна и Калькутты.

К июню 1897 г. все это осознавалось еще не полностью, но уже во многом. Не только сами англичане сравнивали Британскую империю с Римом. Парижская Figaro объявила: 'Держава, правящая народами и направляющая их интересы в Канаде, Австралии, Индии, китайских морях, Египте, Центральной и Южной Африке, Атлантике и Средиземноморье, несомненно, сравнялась с Римом, а то и превзошла его'. Берлинская Kreuz-Zeitung назвала империю 'практически неуязвимой'. На другом берегу Атлантики New York Times заходилась от восторга: 'Мы - часть, и важная часть Большой Британии, которой судьба столь явно предначертала господствовать над нашей планетой'.

Однако величие Британии было не столь прочным, как казалось. Всего через два года после 'брильянтового юбилея' империя вступила в Англо-бурскую войну - конфликт, который многие историки называют началом заката британского могущества. Лондон был уверен в легкой победе. В конце концов, только что британская армия триумфально завершила похожий конфликт с 'дервишами' в Судане, несмотря на то, что вдвое уступала противнику числом. В битве при Омдурмане 'дервиши' всего за пять часов потеряли 48000 человек, а британцы - только 48 солдат. Многие в Британии считали, что одолеть буров будет еще проще. Ведь, как выразился один из депутатов парламента, речь шла о противостоянии между 'Британской империей и 30000 фермеров'.

Утверждалось, что война ведется ради благородной цели - защиты прав англоязычного населения республик Трансвааль и Оранжевая, к которым буры относились как к гражданам второго сорта. В то же время, Лондон не оставил без внимания тот факт, что после открытия месторождений золота в этом регионе в 1886 г. на долю этих республик приходилось 25% его общемировой добычи. В любом случае, буры нанесли превентивный удар, и в 1899 г. война началась.

Однако она сразу же приобрела неприятный для Британии оборот. Ее контингент превосходил противника числом, был лучше вооружен, а руководили им самые выдающиеся полководцы империи, включая героя Омдурмана лорда Китченера. Но буры были полны решимости защищать свою землю, хорошо знали местность, и успешно применяли партизанскую тактику, основанную на внезапности и скорости передвижения. Подавляющее военное превосходство британской армии в этих условиях сводилось на нет, и ее командование перешло к жестоким репрессиям, - сжигало деревни, сгоняло гражданское население в концлагеря (первые в истории) - а также отправляло в Африку все новые подкрепления. Под конец против 45000 бурских ополченцев Британия выставила 450000 солдат.

Буры не могли сдерживать натиск британцев до бесконечности, и в 1902 г. вынуждены были капитулировать. Однако по сути Британия войну проиграла. Она потеряла убитыми и ранеными 45000 человек, израсходовала полмиллиарда фунтов, до предела напрягла силы своих сухопутных войск; конфликт выявил чудовищную некомпетентность и коррупцию в ее военных структурах. Более того, жестокая тактика британцев испортила репутацию империи в глазах всего мира. Внутри страны все это создало - или выявило - глубокие разногласия относительно роли Британии в мире. На международной арене все остальные великие державы - Франция, Германия, США - негативно отнеслись к действиям Лондона. 'Они остались без друзей' - так отозвался о британцах в 1902 г. историк Лоуренс Джеймс (Lawrence James).

Теперь перенесемся в сегодняшний день. Другая великая держава, обладающая неодолимой военной мощью, без труда одерживает победу в Афганистане, а затем начинает другую, столь же легкую, по ее мнению, войну - с изолированным режимом Саддама Хусейна в Ираке. Результат: молниеносная победа на поле боя, за которой следует долгая, трудная борьба, сопровождающаяся множеством политических и военных просчетов, и встречающая активное противодействие на международной арене. Аналогия между Америкой и Британией, между иракской и Англо-бурской войной очевидна - и в свете этого будущее Америки выглядит мрачно. Действительно, независимо от того, чем закончится конфликт в Ираке, он уже обошелся Соединенным Штатам очень дорого. Война истощает силы Америки, отвлекает ее внимание от других проблем, перенапрягает возможности армии, пятнает ее имидж. 'Деструктивные государства' вроде Ирана и Венесуэлы и великие державы вроде Китая и России извлекают преимущества из невнимания и неудач Вашингтона. Знакомая тема упадка имперского могущества вновь всплыла на поверхность. История снова вступает в свои права.

Долгое прощание

Однако при всем очевидном сходстве тогдашняя и нынешняя ситуации на самом деле различаются. Британия была странной сверхдержавой. Историки написали сотни книг, объясняя, как Лондон мог избежать упадка, если бы не сделал тех или иных внешнеполитических шагов. Нужно было избежать войны с бурами, утверждают одни. Не надо было лезть в Африку, говорят другие. Историк Найелл Фергюсон (Niall Ferguson) высказывает 'еретическое' предположение: не вступи Британия в Первую мировую войну (а без ее участия она, возможно, вообще не стала бы мировой), ей бы наверно удалось сохранить свой великодержавный статус. Доля правды в этой аргументации есть (Первая мировая война разорила Британию в финансовом плане), но чтобы увидеть все это в должном историческом контексте, следует поменять угол зрения. Британия создала гигантскую империю благодаря уникальному стечению обстоятельств. И удивляться следует не тому, что она пришла в упадок, а тому, что британская гегемония продлилась так долго. И если мы поймем, как Британия использовала свои козыри, - со временем становившиеся все слабее - это может прояснить вопрос о том, каким образом Соединенным Штатам следует двигаться вперед.

Богатой страной Британия была не одно столетие (и большую часть этого периода числилась в рядах великих держав), но экономической сверхдержавой стала всего на четверть века. Многие наблюдатели ошибочно датируют апогей ее мощи пышными 'имперскими' событиями вроде 'Брильянтового юбилея'. На деле же к 1897 г. лучшие годы Британии были уже позади. Зенитом ее могущества стал более ранний период - 1845-1870 гг. Тогда на долю Британии приходилось более 30% общемирового ВВП. По энергопотреблению она в пять раз превосходила Соединенные Штаты, и в 155 раз - Россию. Она обеспечивала 25% мирового товарооборота, и две пятых торговли промышленными товарами. При этом население Британии составляло лишь 2% жителей планеты.

К концу 1870-х гг. США сравнялись с Британией по большинству показателей промышленного производства, а в первой половине 1880-х - уже обогнали ее, как это сделает Германия 15 годами позже. К началу Первой мировой войны по объему ВВП Америка превосходила Британию в два раза; больше британского был и совокупный национальный доход Франции и России. В 1860 г. на долю Британии приходилось 53% общемирового производства металлургической продукции (тогда это считалось главным показателем промышленной мощи); к 1914 г. - менее 10%.

В политическом плане к началу Первой мировой войны Лондон, конечно, все еще являлся 'столицей мира'; никто не мог сравниться с ним по влиянию, и во многих регионах мира это влияние никем особенно не оспаривалось. Британия создала свою империю еще до зарождения национализма, а потому она без особого труда завоевывала и обеспечивала контроль над обширными территориями. Ее морская мощь не имела себе равных, и к тому же Британия сохранила господствующие позиции в таких сферах, как банковское дело, морские перевозки, страховой бизнес и инвестиции. Лондон по-прежнему был финансовым центром планеты, а фунт оставался мировой резервной валютой. Даже в 1914 г. Британия вложила за рубежом вдвое больше капиталов, чем ее главный конкурент в этой области, - Франция - и в пять раз больше, чем Соединенные Штаты. Прибыли от этих инвестиций и иных 'неосязаемых источников дохода' отчасти создавали впечатление, что ее экономическая мощь по-прежнему незыблема.

На деле же британская экономика катилась по наклонной плоскости. В последние десятилетия перед Первой мировой войной среднегодовые темпы экономического роста в стране не составляли и 2%. В то же время аналогичные показатели для США и Германии достигали примерно 5%. Британия, оказавшаяся в авангарде первой Промышленной революции, не сумела вовремя подключиться к второй. Товары, которые она производила, воплощали скорее вчерашний, чем завтрашний день. В 1907 г., к примеру, в стране изготовлялось в четыре раза больше велосипедов, чем в США, но в 12 раз меньше автомобилей.

Ученые спорят о причинах упадка Британии, собственно, чуть ли не с того времени, как этот упадок начался. Некоторые ищут ответа в геополитике, другие - в экономических факторах, таких, как недостаточные инвестиции в строительство новых предприятий и оборудование, и напряженные отношения между трудом и капиталом. Британский капитализм оставался косным и старомодным, промышленность по-прежнему основывалась на небольших мануфактурах с участием квалифицированных ремесленников, а не крупных фабриках, получивших распространение в Германии и США. Проявлялись и проблемы 'общекультурного' плана. В богатой Британии все меньше внимания уделялось прикладному образованию, а общество сохраняло полуфеодальный оттенок из-за наличия земельной аристократии.

22 июня 1897 г. примерно у 400 миллионов человек по всему земному шару - или у 25% населения планеты - был выходной. Праздновалась шестидесятая годовщина восшествия королевы Виктории на британский престол. Торжества - на суше и на море - по случаю 'брильянтового' юбилея растянулись на пять дней, но их кульминацией стали военный парад и благодарственный молебен 22 июня. Присутствовали премьер-министры 11 британских доминионов, а также принцы, герцоги, послы и посланники всех государств мира. Среди 50000 солдат, прошедших перед ними в парадном строю, были гусары из Канады, кавалеристы из Нового Южного Уэльса, карабинеры из Неаполя, верблюжья конница из индийского Биканера, и гурки из Непала. Один историк уподобил происходящее 'древнеримскому триумфу'.

В Лондоне восьмилетний Арнольд Тойнби (Arnold Toynbee), сидя на плечах у дяди, увлеченно наблюдал за парадом. Позднее, уже став самым знаменитым историком своего времени, он вспоминал: в этот великий день, казалось, даже солнце 'застыло в зените'. 'Я помню тогдашнее настроение, - продолжал Тойнби. - Он было таким: 'Что ж, мы первая держава мира, и, достигнув этой вершины, мы не покинем ее никогда. Конечно, есть такая штука - история, но история - это неприятности, которые происходят с другими. С нами-то, уж будьте уверены, ничего подобного произойти не может''.

Но конечно 'история' не обошла вниманием Британию. И потому перед сверхдержавой нашей эпохи стоит вопрос: настигнет ли она и США? Или может быть уже настигла? Точных аналогий на свете не бывает, но именно Британская империя в зените могущества - наиболее близкий исторический аналог сегодняшнего положения Соединенных Штатов на мировой арене. И размышляя над тем, затронут ли США силы перемен, и если да, то каким образом, стоит обратить самое пристальное внимание на опыт Британии.

Он во многом перекликается с современностью. Так, у недавних американских интервенций в Сомали, Афганистане и Ираке были свои предшественники - много десятилетий назад британские войска вторгались в те же самые страны. Основополагающая стратегическая дилемма единственного игрока подлинно мирового масштаба всегда одинакова. Однако между тогдашней Британией и нынешними Соединенными Штатами есть и фундаментальные различия. Когда первая пыталась поддерживать свой сверхдержавный статус, ей приходилось решать в первую очередь экономические, а не политические задачи. Для Америки же все обстоит с точностью до наоборот.

За счет дальновидных стратегических решений и искусной дипломатии Британии удавалось десятилетиями поддерживать и даже усиливать свое влияние в мире. В конечном итоге, однако, она ничего не смогла поделать с тем, что ее превосходство - связанное с динамичным экономическим и техническим развитием - быстро тает. Упадок британского могущества был благороден - но неуклонен. Проблема, с которой сегодня сталкиваются США - совершенно иного плана. Американская экономика, несмотря на нынешний кризис, в основе своей остается динамичной, по крайней мере, по сравнению с другими странами. Американское общество не утратило энергии. Разладилась политическая система США - именно она не в состоянии провести относительно простые реформы, способные обеспечить стране чрезвычайно стабильное будущее. Кроме того, Вашингтон, похоже, почти не осознает, что ситуация в мире меняется, и никак не проявляет способности переориентировать внешнеполитический курс в соответствии с требованиями новой эпохи.

Закат Pax Britannia

Сегодня масштабы Британской империи даже трудно себе представить. В зените могущества она охватывала четвертую часть суши, а ее подданные составляли четверть населения планеты. Сеть колоний, доминионов, баз и портов, подвластных Лондону, покрывала весь земной шар. На защите империи стояли Королевские ВМС - величайший военный флот в истории; ее земли соединяли 170000 миль телеграфных кабелей, проложенных по морскому дну, и 662000 миль подземных и наземных телеграфных линий. Британцы способствовали созданию первой глобальной коммуникационной сети - телеграфной. Железные дороги и каналы (важнейшим из них был Суэцкий) усиливали взаимосвязанность экономической системы. За счет всего этого Британской империи удалось создать первый в истории подлинно глобальный рынок.

Американцы любят поговорить о привлекательности своей культуры и идей, но на деле родоначальницей 'мягкого влияния' стала Британия. Историк Клаудио Велис (Claudio Veliz) указывает, что в 17 веке обе имперские державы того времени - Британия и Испания - занимались экспортом своих идей и методов в колонии Западного полушария. Испания стремилась утвердить в Новом Свете контрреформацию, Британия хотела, чтобы там расцвели религиозный плюрализм и капитализм. Как выяснилось, британские идеи носили более 'общечеловеческий' характер. Можно даже сказать, что Британия была самым успешным 'экспортером' собственной культуры в истории человечества. Задолго до 'американской мечты' уже существовал 'английский образ жизни' - за ним следили, им восхищались, ему подражали во всем мире. Кроме того, благодаря Британской империи английский стал одним из языков международного общения - на нем говорили от Карибского бассейна до Кейптауна и Калькутты.

К июню 1897 г. все это осознавалось еще не полностью, но уже во многом. Не только сами англичане сравнивали Британскую империю с Римом. Парижская Figaro объявила: 'Держава, правящая народами и направляющая их интересы в Канаде, Австралии, Индии, китайских морях, Египте, Центральной и Южной Африке, Атлантике и Средиземноморье, несомненно, сравнялась с Римом, а то и превзошла его'. Берлинская Kreuz-Zeitung назвала империю 'практически неуязвимой'. На другом берегу Атлантики New York Times заходилась от восторга: 'Мы - часть, и важная часть Большой Британии, которой судьба столь явно предначертала господствовать над нашей планетой'.

Однако величие Британии было не столь прочным, как казалось. Всего через два года после 'брильянтового юбилея' империя вступила в Англо-бурскую войну - конфликт, который многие историки называют началом заката британского могущества. Лондон был уверен в легкой победе. В конце концов, только что британская армия триумфально завершила похожий конфликт с 'дервишами' в Судане, несмотря на то, что вдвое уступала противнику числом. В битве при Омдурмане 'дервиши' всего за пять часов потеряли 48000 человек, а британцы - только 48 солдат. Многие в Британии считали, что одолеть буров будет еще проще. Ведь, как выразился один из депутатов парламента, речь шла о противостоянии между 'Британской империей и 30000 фермеров'.

Утверждалось, что война ведется ради благородной цели - защиты прав англоязычного населения республик Трансвааль и Оранжевая, к которым буры относились как к гражданам второго сорта. В то же время, Лондон не оставил без внимания тот факт, что после открытия месторождений золота в этом регионе в 1886 г. на долю этих республик приходилось 25% его общемировой добычи. В любом случае, буры нанесли превентивный удар, и в 1899 г. война началась.

Однако она сразу же приобрела неприятный для Британии оборот. Ее контингент превосходил противника числом, был лучше вооружен, а руководили им самые выдающиеся полководцы империи, включая героя Омдурмана лорда Китченера. Но буры были полны решимости защищать свою землю, хорошо знали местность, и успешно применяли партизанскую тактику, основанную на внезапности и скорости передвижения. Подавляющее военное превосходство британской армии в этих условиях сводилось на нет, и ее командование перешло к жестоким репрессиям, - сжигало деревни, сгоняло гражданское население в концлагеря (первые в истории) - а также отправляло в Африку все новые подкрепления. Под конец против 45000 бурских ополченцев Британия выставила 450000 солдат.

Буры не могли сдерживать натиск британцев до бесконечности, и в 1902 г. вынуждены были капитулировать. Однако по сути Британия войну проиграла. Она потеряла убитыми и ранеными 45000 человек, израсходовала полмиллиарда фунтов, до предела напрягла силы своих сухопутных войск; конфликт выявил чудовищную некомпетентность и коррупцию в ее военных структурах. Более того, жестокая тактика британцев испортила репутацию империи в глазах всего мира. Внутри страны все это создало - или выявило - глубокие разногласия относительно роли Британии в мире. На международной арене все остальные великие державы - Франция, Германия, США - негативно отнеслись к действиям Лондона. 'Они остались без друзей' - так отозвался о британцах в 1902 г. историк Лоуренс Джеймс (Lawrence James).

Теперь перенесемся в сегодняшний день. Другая великая держава, обладающая неодолимой военной мощью, без труда одерживает победу в Афганистане, а затем начинает другую, столь же легкую, по ее мнению, войну - с изолированным режимом Саддама Хусейна в Ираке. Результат: молниеносная победа на поле боя, за которой следует долгая, трудная борьба, сопровождающаяся множеством политических и военных просчетов, и встречающая активное противодействие на международной арене. Аналогия между Америкой и Британией, между иракской и Англо-бурской войной очевидна - и в свете этого будущее Америки выглядит мрачно. Действительно, независимо от того, чем закончится конфликт в Ираке, он уже обошелся Соединенным Штатам очень дорого. Война истощает силы Америки, отвлекает ее внимание от других проблем, перенапрягает возможности армии, пятнает ее имидж. 'Деструктивные государства' вроде Ирана и Венесуэлы и великие державы вроде Китая и России извлекают преимущества из невнимания и неудач Вашингтона. Знакомая тема упадка имперского могущества вновь всплыла на поверхность. История снова вступает в свои права.

Долгое прощание

Однако при всем очевидном сходстве тогдашняя и нынешняя ситуации на самом деле различаются. Британия была странной сверхдержавой. Историки написали сотни книг, объясняя, как Лондон мог избежать упадка, если бы не сделал тех или иных внешнеполитических шагов. Нужно было избежать войны с бурами, утверждают одни. Не надо было лезть в Африку, говорят другие. Историк Найелл Фергюсон (Niall Ferguson) высказывает 'еретическое' предположение: не вступи Британия в Первую мировую войну (а без ее участия она, возможно, вообще не стала бы мировой), ей бы наверно удалось сохранить свой великодержавный статус. Доля правды в этой аргументации есть (Первая мировая война разорила Британию в финансовом плане), но чтобы увидеть все это в должном историческом контексте, следует поменять угол зрения. Британия создала гигантскую империю благодаря уникальному стечению обстоятельств. И удивляться следует не тому, что она пришла в упадок, а тому, что британская гегемония продлилась так долго. И если мы поймем, как Британия использовала свои козыри, - со временем становившиеся все слабее - это может прояснить вопрос о том, каким образом Соединенным Штатам следует двигаться вперед.

Богатой страной Британия была не одно столетие (и большую часть этого периода числилась в рядах великих держав), но экономической сверхдержавой стала всего на четверть века. Многие наблюдатели ошибочно датируют апогей ее мощи пышными 'имперскими' событиями вроде 'Брильянтового юбилея'. На деле же к 1897 г. лучшие годы Британии были уже позади. Зенитом ее могущества стал более ранний период - 1845-1870 гг. Тогда на долю Британии приходилось более 30% общемирового ВВП. По энергопотреблению она в пять раз превосходила Соединенные Штаты, и в 155 раз - Россию. Она обеспечивала 25% мирового товарооборота, и две пятых торговли промышленными товарами. При этом население Британии составляло лишь 2% жителей планеты.

К концу 1870-х гг. США сравнялись с Британией по большинству показателей промышленного производства, а в первой половине 1880-х - уже обогнали ее, как это сделает Германия 15 годами позже. К началу Первой мировой войны по объему ВВП Америка превосходила Британию в два раза; больше британского был и совокупный национальный доход Франции и России. В 1860 г. на долю Британии приходилось 53% общемирового производства металлургической продукции (тогда это считалось главным показателем промышленной мощи); к 1914 г. - менее 10%.

В политическом плане к началу Первой мировой войны Лондон, конечно, все еще являлся 'столицей мира'; никто не мог сравниться с ним по влиянию, и во многих регионах мира это влияние никем особенно не оспаривалось. Британия создала свою империю еще до зарождения национализма, а потому она без особого труда завоевывала и обеспечивала контроль над обширными территориями. Ее морская мощь не имела себе равных, и к тому же Британия сохранила господствующие позиции в таких сферах, как банковское дело, морские перевозки, страховой бизнес и инвестиции. Лондон по-прежнему был финансовым центром планеты, а фунт оставался мировой резервной валютой. Даже в 1914 г. Британия вложила за рубежом вдвое больше капиталов, чем ее главный конкурент в этой области, - Франция - и в пять раз больше, чем Соединенные Штаты. Прибыли от этих инвестиций и иных 'неосязаемых источников дохода' отчасти создавали впечатление, что ее экономическая мощь по-прежнему незыблема.

На деле же британская экономика катилась по наклонной плоскости. В последние десятилетия перед Первой мировой войной среднегодовые темпы экономического роста в стране не составляли и 2%. В то же время аналогичные показатели для США и Германии достигали примерно 5%. Британия, оказавшаяся в авангарде первой Промышленной революции, не сумела вовремя подключиться к второй. Товары, которые она производила, воплощали скорее вчерашний, чем завтрашний день. В 1907 г., к примеру, в стране изготовлялось в четыре раза больше велосипедов, чем в США, но в 12 раз меньше автомобилей.

Ученые спорят о причинах упадка Британии, собственно, чуть ли не с того времени, как этот упадок начался. Некоторые ищут ответа в геополитике, другие - в экономических факторах, таких, как недостаточные инвестиции в строительство новых предприятий и оборудование, и напряженные отношения между трудом и капиталом. Британский капитализм оставался косным и старомодным, промышленность по-прежнему основывалась на небольших мануфактурах с участием квалифицированных ремесленников, а не крупных фабриках, получивших распространение в Германии и США. Проявлялись и проблемы 'общекультурного' плана. В богатой Британии все меньше внимания уделялось прикладному образованию, а общество сохраняло полуфеодальный оттенок из-за наличия земельной аристократии.