Идеология вновь обретает значение. Крупным событием последних лет стало усиление не только великих держав, но и мощных авторитарных государств – России и Китая. Чтобы реалистично оценить международное положение, следует начать с понимания того, как этот непредвиденный поворот скажется на ситуации в мире.

Многие полагают, что с утратой китайскими и российскими лидерами веры в коммунизм те прекратили верить во что бы то ни было. Они стали прагматиками, которые преследуют собственные интересы и интересы своих стран. Однако руководители Китая и России, как и прочие авторитарные правители, руководствуются в своей внутренней и внешней политике рядом убеждений. Они верят в ценность сильного центрального правительства и презирают слабость демократической системы. Они верят, что внутри страны должна существовать сильная власть, чтобы государство уважали в мире. Лидеры Китая и России не просто автократы. Они верят в авторитаризм.

Впрочем, почему бы им не верить? В России и Китае авторитаризм доказал, что может сочетаться с ростом национального дохода, несмотря на прогнозы либерального Запада. Москва и Пекин научились разрешать открытую экономическую деятельность и одновременно подавлять политическую активность. Люди, которые зарабатывают деньги, не станут совать нос в политику – особенно если знают, что этот нос могут и отрезать. А новоприобретенные богатства позволяют авторитарному государству лучше контролировать информацию – например, монополизировать телеканалы и контролировать интернет – часто с помощью зарубежные корпораций, желающих вести бизнес с властями.

В долгосрочной перспективе рост благосостояния может породить либерализм в политике, однако сколько времени это займет? Возможно, процесс окажется настолько длительным, что это уже не имеет ни стратегического, ни геополитического значения.

Тем временем сила и устойчивость подобных авторитарных государств будет сказываться на международной системе. Мир не собирается вести новую идеологическую борьбу, подобную той, что имела место во время холодной войны. Однако новая эра не будет эпохой общих ценностей и интересов, она станет эпохой растущего напряжения, а порой и конфронтации сил демократии и авторитаризма.

Наряду со своим набором убеждений у них есть и свой набор интересов. Руководители Китая и России прагматичны в основном в вопросе защиты своей власти. Их внешнюю политику определяет стремление к самосохранению.

Россия – отличный пример того, как положение в стране влияет на ее отношения с миром. В период демократизации в России и даже в Советском Союзе при Михаиле Горбачеве установилось более мягкое отношение к НАТО. Страна в целом поддерживала хорошие отношения с соседями, которые также пошли по пути демократии. А вот Владимир Путин считает НАТО враждебной организацией, называет расширение блока "серьезной провокацией" и задается вопросом "против кого это расширение?". Хотя сегодня НАТО действует по отношению к Москве куда менее провокационно и угрожающе, чем во времена Горбачева.

Так почему же Путин боится НАТО? Дело не в военной мощи альянса. Дело в демократии.

С точки зрения Пекина и Москвы, послевоенный мир выглядит не так, как представляется из демократического Вашингтона, Лондона, Парижа, Берлина или Брюсселя. "Цветные революции" в Грузии и на Украине, которые так горячо приветствовал Запад, обеспокоили Путина, поскольку стали препятствием для его амбиций в регионе, а также вызвали страх, что они могут повториться в России. Даже сегодня Путин предупреждает, что России грозят "шакалы", которые "подучились у западных экспертов, потренировались на соседних странах – теперь в России хотят сделать то же самое".

Американские и европейские политики заявляют, что хотят, чтобы Россия и Китай интегрировались в либеральный миропорядок. Неудивительно, однако, что российские и китайские лидеры относятся к нему настороженно. Разве могут автократы войти в либеральный миропорядок, не уступив силам либерализма?

Опасаясь ответа на этот вопрос, авторитарные руководители, что вполне понятно, сопротивляются и добиваются определенных успехов. Авторитаризм возвращается. Современным либералам, согласным с представлениями о "конце истории", сложно понять, почему авторитаризм в нынешнем глобальном мире сохраняет свою привлекательность. Дело в том, что характер идеологии наиболее влиятельных мировых держав всегда сказывался на выборе лидеров менее крупных стран. В 1930-40-е годы в Латинской Америке был моден фашизм – отчасти потому, что он казался успешным в Италии, Германии и Испании. Рост влияния демократии в конце холодной войны, достигший кульминации во времена краха коммунизма после 1989 года, вызвал по всему миру демократическую волну. Теперь же усиление двух могущественных авторитарных государств способно вновь изменить равновесие.

Министр иностранных дел России Сергей Лавров рад возобновлению идеологической борьбы. "Впервые за много лет, – хвастается он, – на рынке идей создалась конкурентная среда". Борьба, по его словам, идет между различными "системами ценностей и моделями развития". С точки зрения Кремля, хорошо, что "Запад теряет монополию на процесс глобализации".

Происходящее стало неприятным сюрпризом для демократического мира, который полагал, что подобная борьба закончилась с падением Берлинской стены. Пора очнуться ото сна.

Роберт Каган – старший научный сотрудник Фонда Карнеги за международный мир, ведущий ежемесячной колонки в The Washington Post. Его последняя книга называется "Возвращение истории и конец мечтаний".