Серая зона

    Преимущества Соединенных Штатов, пожалуй, представляются очевидными, если речь идет о сравнении с Азией - страны этого континента по-прежнему относятся в основном к разряду развивающихся. Однако, если речь идет о Европе, наш 'отрыв' далеко не так велик, как представляется многим американцам. Страны зоны евро переживают впечатляющий рост - с точки зрения ВВП на душу населения они не уступают темпам развития США с 2000 г. В Европу поступает половина общемирового объема инвестиций, там высока производительность труда, а положительное внешнеторговое сальдо Евросоюза за 10 месяцев 2007 г. составило 30 миллиардов долларов. В Мировом рейтинге конкурентоспособности (Global Competitiveness Index), составляемом Всемирным экономическим форумом, семь из первых 10 позиций занимают европейские страны. У Европы, конечно, есть свои проблемы - высокая безработица, негибкий рынок труда, но по сравнению с США она может похвастаться и кое-какими преимуществами - в том числе более эффективными и финансово устойчивыми системами здравоохранения и пенсионного обеспечения. В общем и целом, именно Европа в краткосрочной перспективе является наиболее серьезным экономическим конкурентом Соединенных Штатов.

    В то же время позиции Европы существенно ослабляет одно обстоятельство. Точнее даже, у Соединенных Штатов есть одно важнейшее преимущество перед европейскими странами и большинством других развитых государств. Для Америки характерен динамичный рост населения. По оценке Николаса Эберстадта (Nicholas Eberstadt) из Американского института предпринимательства (American Enterprise Institute), к 2030 г. население США увеличится на 65 миллионов, в то время как в Европе его численность останется 'буквально на том же уровне, что и сейчас'. В Европе, отмечает Эберстадт, 'к тому времени количество пожилых граждан старше 65 в два с лишним раза превысит количество детей в возрасте до 15 лет, что в будущем чревато самыми серьезными последствиями с точки зрения 'старения населения'. (Чем меньше рождается детей, тем меньше в дальнейшем станет численность рабочей силы). В Соединенных Штатах, напротив, количество детей по-прежнему будет превосходить число пенсионеров. Согласно оценке Управления ООН по вопросам населения, соотношение между людьми трудоспособного возраста и пенсионерами в Западной Европе к 2030 г. сократиться с нынешних 3,8:1 до 2,4:1. В США это соотношение тоже сократится - но с 5,4:1 до 3,1:1'.

    Реально Европа способна избежать такого результата лишь за счет увеличения притока иммигрантов. На деле уже в 2007 г. рождаемость среди коренных европейцев снизилась до уровня, не обеспечивающего простое воспроизводство населения, так что даже поддержание его нынешней численности потребует некоторого увеличения приема иммигрантов. Для того же, чтобы оно росло, приток иммигрантов должен быть гораздо больше. Однако общество в странах Европы, похоже, не готово к ассимиляции представителей чужих и незнакомых культур, особенно из отсталых сельских регионов исламского мира. Вопрос о том, кто здесь виноват - иммигранты или общество - в данном случае значения не имеет. Так или иначе, факт остается фактом: Европа готова принимать все меньше иммигрантов, при том, что ее экономическое будущее зависит от увеличения их количества. Соединенные Штаты, с другой стороны, превращаются в первую в мире 'общечеловеческую страну' - здесь в относительной гармонии проживают и работают вместе люди всех цветов кожи, рас и вероисповеданий. Достаточно вспомнить, что на нынешних президентских выборах в качестве кандидатов выступают или выступали чернокожий, женщина, мормон, испаноязычный, и американец итальянского происхождения.

    Как это ни удивительно, во многих странах Азии (Индия в данном случае исключение) демографическая ситуация складывается так же, или даже хуже, чем в Европе. Уровень рождаемости в Китае, Японии, Южной Корее и на Тайване - гораздо ниже необходимого для воспроизводства населения (2,1 ребенка на одну женщину), и, по оценкам, в течение ближайших 50 лет крупнейшие страны Восточной Азии должны столкнуться с существенным сокращением количества граждан трудоспособного возраста. В Японии их численность уже прошла пиковый рубеж; к 2010 работающее население этой страны сократится на 3 миллиона по сравнению с 2005 г. В следующем десятилетии этот же рубеж, скорее всего пройдут Китай и Южная Корея. По прогнозу Goldman Sachs к 2050 г. медианный возраст в Китае увеличится с 33 лет (показатель 2005 г.) до 45 - т.е. его население серьезно 'постареет'. При этом с иммигрантами в азиатских странах возникает не меньше проблем, чем в Европе. Японию в перспективе ждет значительный дефицит рабочей силы, поскольку она не желает ни принять достаточное количество иммигрантов, ни позволить женщинам полноценно действовать на рынке труда.

    Последствия старения населения весьма существенны. Во-первых, увеличивается 'пенсионное бремя' - меньшее количество работающих должно поддерживать большее число пожилых. Во-вторых, как продемонстрировал экономист Бенджамин Джонс (Benjamin Jones), большинство наиболее видных изобретателей (в том числе подавляющее большинство нобелевских лауреатов) сделало самые важные открытия в возрасте от 30 до 44 лет. Другими словами, сокращение численности работоспособного населения оборачивается меньшим количеством 'прорывов' в науке, технике, и методах управления. В-третьих, если средний возраст работающих увеличивается, их расходы начинают превышать сбережения - со всеми вытекающими отсюда последствиями для уровня накоплений и инвестиций в стране. В общем, для передовых промышленно развитых стран негативные демографические тенденции - смертельно опасная болезнь.

    Потенциальные преимущества, которые имеются у Соединенных Штатов на сегодняшний день, во многом стали результатом притока иммигрантов. Без иммиграции рост ВВП США в последние 25 лет не превышал бы европейских показателей. Уровень рождаемости среди коренных белых американцев тоже не выше, чем у европейцев. До 50% исследователей, специализирующихся на естественных науках, составляют иностранные студенты и иммигранты; в 2006 г. на их долю пришлось 40% всех присвоенных в США докторских степеней в области естественных и технических наук, и 65% степеней в области вычислительной техники и информатики. К 2010 г. иностранцы будут составлять более 50% людей, получающих докторские степени в США по всем дисциплинам, а в естественных науках их доля приблизится к 75%. Среди основателей половины всех новых компаний в Силиконовой долине есть либо иммигрант, либо американский гражданин в первом поколении. Одним словом, потенциальный новый взлет производительности труда в Соединенных Штатах, лидерство страны в области нанотехнологий и биотехнологий, ее инновационный потенциал - все это зависит от иммиграционной политики. Если люди, получившие образование в Америке, и дальше будут оставаться в стране, то именно здесь они и реализуют свои инновационные способности. Если же они будут возвращаться на родину, этот потенциал покинет США вместе с ними.

    Иммиграция также придает Соединенным Штатам одно качество, редкое для богатой страны - динамизм. Америка нашла способ постоянного обновления за счет притока людей, стремящихся построить новую жизнь в Новом Свете. У некоторых американцев иммигранты всегда вызвали беспокойство - сначала ирландцы, потом итальянцы, китайцы, мексиканцы. Но именно они составляли становой хребет американского рабочего класса, а их дети и внуки успешно пробивались наверх. Америке удается использовать их энергию, справляться с культурным многообразием, ассимилировать новоприбывших, и за счет этого продвигать экономику вперед. В конечном итоге, именно этим страна отличается от Британии и других великих экономических держав прошлого, 'накапливавших жирок', поддававшихся инертности, и сдававших позиции другим - 'голодным' и энергичным государствам.

    Как важно учиться у других

    В 2005 г. Нью-Йорк разбудил 'сигнал тревоги'. Из 25 крупнейших IPO, проведенных в этом году, лишь одно состоялось на американской бирже. Эта новость прозвучала как гром с ясного неба. Американский рынок капитала долгое время был крупнейшим в мире. Именно он профинансировал поворот в обрабатывающей промышленности в 1980-х и технологическую революцию в 1990-х, а сегодня питает прогресс в сфере биотехнологий. Постоянное развитие этого рынка придавало гибкость американскому бизнесу. Так что, если Соединенные Штаты утрачивают столь важное преимущество, ничего хорошего это не сулит.

    В ходе обсуждения этой проблемы основное внимание уделяется ужесточению норм государственного регулирования в США после скандала с корпорацией Enron, - прежде всего Закону Сарбейнса-Оксли - а также тому факту, что компании, действующие на территории США, постоянно сталкиваются с угрозой судебных исков. Все эти препоны вполне реальны, но не они являются главной причиной, по которой бизнес 'бежит' из Америки. В основе своей деловая атмосфера осталась такой же, как и прежде. Но в дело все активнее вступают новые игроки. Так что на самом деле причина здесь, как и в других сферах, проста: экономический 'взлет' других государств. Общая сумма акций, ценных бумаг, вкладов, кредитов и других финансовых инструментов - финансовых активов, одним словом - в США по-прежнему превышает их объем в любом другом регионе, однако рост этих активов в других странах происходит гораздо быстрее. Особенно это относится к динамично развивающимся государствам Азии, но и страны зоны евро уже обгоняют Соединенные Штаты. Совокупные доходы стран ЕС, полученные за счет банковского дела и торговли акциями, - в 2005 г. они составили 98 миллиардов долларов - уже почти эквивалентны американским. Если же речь идет о новых производных продуктах, основанных на базовых финансовых инструментах, таких как акции или процентные выплаты, - а они играют все большую роль в деятельности хеджевых фондов, банков и страховых компаний - то здесь Лондонская биржа уже стала основным игроком. Все это - элементы общей тенденции. Перед отдельными компаниями и целыми странами теперь открываются более широкие возможности, чем когда-либо раньше.

    а этом направлении, как и на других, дела у США идут не хуже, чем обычно. Америка действует в этой сфере, как действовала всегда - возможно, подсознательно полагая, что по-прежнему лидирует с большим отрывом. Американские законодатели при разработке законов, норм регулирования, экономической политики редко думают о других странах. От американских чиновников нечасто услышишь упоминания о мировых стандартах. В конце концов, уже много лет американские стандарты играли роль мировых, и если США решали поступать не так, как другие, их международный вес вынуждал другие страны учитывать 'исключительность' Америки. Так, только Соединенные Штаты (вместе с Либерией и Мьянмой) не желают переходить на метрическую систему. Америка - единственная (если не считать Сомали) страна мира, не ратифицировавшая Конвенцию о правах ребенка. В бизнесе США незачем было на кого-то ориентироваться. Они сами учили весь мир, как 'жить по-капиталистически'. Но теперь все страны играют в 'американскую игру', и начинают выигрывать.

    В течение последних 30 лет ставки корпоративных налогов в США были самыми низкими среди крупных промышленно развитых стран. Сегодня Америка занимает второе место по их высоте. При этом в Соединенных Штатах ставки не повышались - просто другие страны их снизили. Германия, к примеру, традиционно придерживавшаяся политики высокого налогообложения, сократила свои ставки в ответ на аналогичные шаги соседей с востока - Австрии и Словакии. Сегодня в Первом мире подобное 'соревнование' приобретает все большее распространение. Это не 'гонка уступок' инвесторам, - в скандинавских странах, например, высокие налоги сочетаются с качественными услугами и мощной динамикой развития - а поиск рычагов роста. Раньше система регулирования в США отличалась большей гибкостью и 'дружелюбием к рынку', чем где-либо еще. Теперь это не так. В 2001 г. произошла реструктуризация системы финансового регулирования в Британии, в результате чего множество надзорных органов было заменено одной структурой. Это стало одной из причин, по которым финансовый сектор Лондона сегодня по некоторым показателям опережает Нью-Йорк. Все британское государство задействовано в энергичных усилиях по превращению Лондона в один из ведущих финансовых центров мира. По всему миру - от Варшавы до Шанхая и Мумбая - системы регулирования меняются, чтобы сделать страну более привлекательной для инвесторов и предпринимателей. Вашингтон же, напротив, не жалеет времени и сил для разработки новых схем налогообложения Нью-Йорка, чтобы перераспределить его доходы в интересах других регионов страны.

    Когда вы очень долго занимаете первое место, у этого престижного положения появляется и обратная сторона. Рынок США был настолько велик, что американцы считают само собой разумеющимся - остальной мир из кожи вон вылезет, чтобы понять его и их. Они не считали необходимым поступать так же - изучать чужие языки, культуру, рынки. И сегодня это может отрицательно сказаться на конкурентоспособности США. Возьмем для примера превращение английского в язык международного общения. Американцы этим довольны, поскольку в результате им легче путешествовать по свету и заниматься бизнесом за рубежом. Но одновременно этот процесс дает иностранцам понимание сразу двух культур и рынков, а также доступ к ним. Они знают английский, но кроме него - еще и родной китайский, хинди или португальский. Они могут действовать как на американском рынке, так и на внутреннем - китайском, индийском или бразильском. Американцы же, в отличие от них, так и не выработали в себе способности проникать во внутренний мир других народов.

    Америка свыклась с ролью лидера. Она не заметила, что в большинстве других промышленно развитых стран - да и во многих из тех, что не входят в эту категорию - система мобильной связи сегодня лучше, чем в самих Соединенных Штатах. Сетевые технологии во всех других промышленно развитых странах - от Канады и Франции до Японии - теперь работают быстрее и дешевле, а по охвату широкополосным интернетом (в пересчете на душу населения) Америка занимает 16 место в мире. Американские политики постоянно твердят гражданам: единственное, что нам может дать изучение систем здравоохранения за рубежом - это чувство благодарности, что у нас она не такая. Американцы редко оглядываются по сторонам, подмечая возможности и варианты, альтернативные нашим собственным - не говоря уже о том, чтобы их перенять.

    Необходимость учиться у других - уже не просто вопрос морали или политики. Она все больше становится вопросом конкурентоспособности. Возьмем хотя бы автомобильную промышленность. С 1894 г. более ста лет большая часть машин, изготовляемых в Северной Америке, производилась в Мичигане. Однако с 2004 г. его место заняла канадская провинция Онтарио. Причина проста: система здравоохранения. В США автомобилестроительные компании должны платить за медицинское обслуживание и страхование одного рабочего 6500 долларов в год. Если же они перенесут свое производство в Канаду, где действует государственная система здравоохранения, их расходы на эти цели сокращаются до 800 долларов на одного рабочего. Приведенный пример - не реклама организации медицинской помощи в Канаде, но он наглядно показывает: издержки, связанные с американской системой здравоохранения, возросли настолько, что нанимать американских рабочих становится просто невыгодно. Рабочие места перемещаются не в страны с низким уровнем зарплат, а в государства, где есть хорошо подготовленная и образованная рабочая сила: бизнесменов интересует не низкая оплата труда, а продуманная система соцобеспечения, не противоречащая их интересам.

    Десятилетиями у американских промышленников - будь то автомобилестроительные, металлургические компании, или банки - было одно гигантское преимущество над коллегами из других стран: привилегированный доступ к американскому капиталу. Они могли использовать этот доступ для приобретения технологий, которых не было у других, и обучения кадров на высшем уровне - а потому производить продукцию, которую не могли делать другие, причем по конкурентоспособным ценам. Теперь и эта особая 'привилегия' сошла на нет. Мир буквально купается в капиталах, и перед американскими рабочими вдруг встал вопрос: а что такого мы сегодня умеем, чего не умеют другие? Причем такая дилемма затрагивает и компании в целом. Раньше, выходя на зарубежные рынки, они приносили с собой капиталы и ноу-хау. Теперь, намереваясь начать операции за рубежом, они обнаруживают: у местных и то, и другое уже есть.

    Третьего мира фактически уже не существует. Что могут принести американские компании в Бразилию или Индию? В чем состоит конкурентное преимущество США? Мало кто из американских бизнесменов предвидел, что им придется искать ответ на эти вопросы. И ответ на него связан с одной тенденцией, которую подметил экономист Мартин Вульф (Martin Wolf). Прежде экономическая наука сосредоточивалась на двух основных факторах - труде и капитале. Но теперь и то и другое превратилось в товар, доступный всем. Сегодня значение экономики характеризуется прежде всего идеями и энергоносителями. И страна способна обеспечить себе процветание, если станет источником идей и энергии для других.

    Политика ничегонеделанья

    Соединенные Штаты были, и могут и дальше оставаться самым важным в мире источником новых идей - больших и малых, технических и креативных, экономических и политических. (При подлинно инновационном характере экономики Америка могла бы разработать и идеи о производстве новых видов энергии). Но для этого стране нужны существенные перемены. Америка традиционно волнуется об утрате своих лидирующих позиций. Нынешняя волна озабоченности на этот счет - уже четвертая за послевоенный период. Первая поднялась в конце 1950-х гг., когда СССР запустил спутник, вторая - в начале 1970-х, когда повышение цен на нефть и замедление экономического роста убедили американцев, что будущее принадлежит Западной Европе и Саудовской Аравии. Время третьей волны пришло в середине 1980-х: тогда большинство экспертов было убеждено, что Япония вскоре превратится в технологическую и экономическую сверхдержаву. В каждом из этих случаев озабоченность имела под собой веские основания, а прогнозы были вполне логичны. Тем не менее, ни один из этих мрачных сценариев не воплотился в жизнь. И причина состояла в том, что американская общественная система оказалась гибкой, предприимчивой, выносливой, способной исправлять ошибки и переориентироваться на новые направления. Само внимание к возможности экономического упадка США в конечном итоге позволило его избежать.

    Сегодня проблема заключается в том, что политическая система США, похоже, утрачивает способность корректировать собственные изъяны. Экономические проблемы, с которыми сталкивается сегодня Америка, вполне реальны, но в общем и целом они не являются результатом системной неэффективности американской экономики или культурного упадка. Они - следствие конкретной политики государства. Изменение политического курса могло бы быстро и относительно легко поставить США на более стабильные рельсы. Буквально завтра можно было бы приступить к реализации 'пакета' разумных реформ, направленных на сокращение расточительных расходов и субсидий, повышение объема сбережений, расширение образовательных программ в сфере естественных и технических наук, обеспечение финансирования пенсий, создание работоспособных иммиграционных процедур, и значительный рост эффективности энергопотребления. По большинству этих вопросов между экспертами не существует серьезных разногласий; ни одна из предлагаемых мер не повлечет за собой лишений, сколько-нибудь напоминающих трудности военных лет - речь может идти лишь о небольшой корректировке сегодняшней ситуации. Тем не менее осуществить эти реформы представляется невозможным - по политическим соображениям. Американская политическая система утратила способность принимать болезненные решения, способные в будущем принести огромную пользу.

    Сегодняшнюю американскую экономику не назовешь слабой, а общество - нездоровым. Но американский политический процесс в значительной степени утратил дееспособность. Политическая система, устаревшая и негибкая еще в момент ее создания (а это было 225 лет назад), полностью 'захвачена' крупным капиталом, групповыми интересами, охочими до сенсаций СМИ, и идеологическими 'штурмовыми отрядами'. Результатом становятся бесконечные яростные дебаты о мелочах - 'политический театр' - и почти полное отсутствие содержания, компромиссов и действий. Эффективную страну связывает по рукам и ногам политический 'процесс ничегонеделанья', подходящий лишь для межпартийной борьбы, но не для решения проблем.

    Поддерживать острую межпартийную борьбу и отвергать разумные призывы к сотрудничеству обеих партий - весьма хитроумная позиция. Некоторые политологи давно уже высказывают пожелание, чтобы американские партии стали больше похожими на европейские - идеологически выдержанные, с жесткой дисциплиной. Однако европейские парламентские системы отлично приспособлены для работы именно с такими партиями. Там исполнительная власть всегда контролирует законодательную, поэтому партия, сформировавшая правительство, легко может реализовать свою программу. Американская же система, напротив, построена на разделении власти, дублировании функций, сдержках и противовесах. Чтобы двигаться вперед, нам необходима широкая коалиция между двумя основными партиями и политиками, готовыми протянуть друг другу руку. Именно поэтому Джеймс Мэдисон (James Madison) не доверял политическим партиям, ставил их на одну доску с различными другими 'фракциями', и считал, что они представляют серьезнейшую опасность для молодой Американской республики.

    Прогресс в решении любой крупной проблемы - в сфере здравоохранения, соцобеспечения, налоговой реформы - потребует компромисса между обеими сторонами. Для этого необходимо мыслить на перспективу. Но подобные вещи у нас способны погубить любую политическую карьеру. Тех, кто выступает за разумные решения и компромиссные законы, собственное партийное руководство отодвигает на обочину, они лишаются финансовой поддержки со стороны групповых интересов, и постоянно подвергаются нападкам со стороны 'своих' на телевидении и радио. Наша система побуждает политиков действовать по иному - занимать жесткую позицию, а затем говорить своей команде: 'Я не склонился перед противником'. Это отлично помогает собирать спонсорские средства, но управлять страной таким способом нельзя.

    'Взлет' других держав

    Реальным испытанием для Соединенных Штатов станет ситуация, противоположная той, с которой Британия столкнулась в 1900 г. Ее экономическая мощь слабела, но Лондону удавалось сохранять гигантское политическое влияние на мировой арене. Американское народное хозяйство и общество, напротив, в состоянии адекватно реагировать на экономические вызовы и конкуренцию современной эпохи. Они обладают способностью к адаптации, корректировке, и сохранению своих позиций. Предстоящее США испытание лежит в политической плоскости - и касается оно не только страны в целом, но и Вашингтона в особенности. Сможет он адаптироваться в ситуации, когда другие страны переживают 'взлет'? Способен ли Вашингтон правильно отреагировать на изменения в экономических требованиях эпохи и соотношении сил на международной политической арене?

    Два десятилетия у Соединенных Штатов фактически не было соперников. А в широком смысле международное устройство определялось Америкой еще с конца Второй мировой войны. Сегодня, однако, мир переживает один из величайших в истории периодов перемен.

    За последние 500 лет произошло три тектонических сдвига в соотношении сил на мировой арене, изменивших жизнь на планете - в политическом, экономическом и культурном плане. Первым стал 'взлет' Запада - процесс, начавшийся в 15 веке, и резко ускорившийся в 18 столетии. Он породил атрибуты современности в нашем нынешнем понимании: науку и технику, коммерцию и капитализм, аграрную и промышленную революции. Кроме того, его результатом стала длительная политическая гегемония западных стран.

    Вторым сдвигом, случившимся в конце 19 века, стал 'взлет' Соединенных Штатов. Вскоре после завершения индустриализации в США эта страна стала самым могущественным государством со времен Римской империи - единственным, чья мощь превосходила потенциал любой вероятной коалиции других держав. В прошлом веке Соединенные Штаты в основном господствовали в мировой экономике, политике, науке, культуре, и идейной сфере. Последние 20 лет эта гегемония была абсолютно неоспорима - что стало беспрецедентным явлением в мировой истории.

    Сегодня же мы переживаем третий величайших сдвиг соотношения сил в новой и новейшей истории - 'взлет других'. В последние несколько десятков лет ряд стран по всей планете демонстрирует прежде немыслимые темпы экономического роста. Хотя это развитие сопровождается циклическими колебаниями, общая тенденция представляет собой энергичное движение вперед. (С наибольшей наглядностью этот феномен проявляется в Азии, но он уже не ограничивается этим регионом, поэтому называть нынешний сдвиг 'взлетом Азии' было бы неточно).

    Формирующееся сегодня международное устройство скорее всего будет сильно отличаться от тех, что ему предшествовали. Сто лет назад существовал многополярный миропорядок, в котором главенствовал ряд европейских государств - он сопровождался постоянной перетасовкой альянсов, соперничеством, просчетами и войнами. Затем, в эпоху 'холодной войны', пришло время биполярного мира - в каких-то отношениях более стабильного, однако в это время сверхдержавы реагировали (порой несоразмерно) на каждый шаг друг друга. С 1991 г. мы жили в эпоху американской империи, уникального однополярного мира, в рамках которого происходила глобализация и ускорение развития открытой мировой экономики. И именно это развитие стало движущей силой нового изменения характера международного устройства. В военно-политической сфере в мире по-прежнему существует только одна сверхдержава. Однако полярность - не бинарное явление. Мир не может десятилетиями оставаться однополярным, а потом вдруг в одночасье превратиться в многополярный. По всем направлениям, кроме военной мощи, соотношение сил меняется, уходя от американского господства. Это не означает, что создается антиамериканский мир. Мы переходим к постамериканскому миру, который определяется и управляется из многих центров, многими игроками.

    Можно порекомендовать немало конкретных шагов и программ, которые позволили бы усилить конкурентоспособность американской экономики и общества. Но помимо этого, необходимо также изменить общую стратегию и подход. Соединенные Штаты должны признать, что перед ними стоит выбор. Они могут укрепить формирующийся миропорядок, сотрудничая с новыми великими державами, поступившись частью своего могущества и привилегий, и согласиться с тем, что завтрашний мир будет отличаться разноголосицей и многообразием точек зрения. Или же они могут пассивно наблюдать за тем, как 'взлет других' порождает рост национализма и раздробленности, который постепенно разорвет в клочья тот миропорядок, что США строили последние 60 лет. Преимущества первого варианта очевидны. Мир меняется, но он движется по тому же пути, что и Америка. Новые державы принимают на вооружение рыночную экономику, демократический строй (в той или иной форме), открытость и транспарентность. Возможно, в этом мире Соединенным Штатам придется 'потесниться', но зато в нем явно преобладают американские идеи и идеалы. У США есть возможность формировать меняющийся глобальный ландшафт и занять в нем видное место, но для этого они сначала должны осознать, что постамериканский мир стал реальностью - и не только принять, но и приветствовать этот факт.

Фарид Закария