Я почти всегда слушаю новости по радио. Разве, что тогда не успеваю сделать это, когда сам веду радиопрограммы на «Русской службе новостей». И к концу дня голова моя забита шумом, грохотом, стоном, официальными голосами и неофициальными выкриками. Мир на этой неделе оглушил футбольным ревом стадионов, четырьмя влупленными мячами в ворота сборной России, порадовал четырьмя тысячами ежегодного урана «Казатомпрома» совместно с французами, удивил церемонией переноса монумента жертвам политических репрессий из центра Астаны в музей истории политических репрессий “АЛЖИР” в поселке Акмол...

Эта летняя неделя оказалась богатой на самые разные информационные события, но заставила меня вдруг почувствовать пустоту в разноголосице повседневного мира. На этой неделе умер Чингиз Айтматов.

Конец истории. После панихиды Айтматова похоронят не на родине в селе Шекер в Таласской области на севере Кыргызстана, а на мемориальном комплексе “Ата-Бейит” вблизи села Чон-Таш. Здесь, в двадцати километрах южнее Бишкека, пятнадцать лет назад было обнаружено массовое захоронение расстрелянных в 30-е годы прошлого столетия известных общественных деятелей республики. Здесь могила его отца.

Я не могу сказать, что был другом Чингиза Торекуловича. Так, иногда встречались. Реже в Бишкеке или на Иссык-Куле, чаще в Москве, однажды даже в Европе. Он был органичен и на московском совещании, и на иссык-кульском застолье, и в кабинетах дипломатов и правителей.

— Смотри, — говорил он, отрывая кусок мяса молодого ягненка на кости, — этот кусок должен достаться сидящему от тебя справа. Вот ухо, вот голова, вот глаз. Каждому свой кусок — по почету и уважению. Мы тюрки, должны помнить простые заветы предков.

Однажды мы просидели за столом в юрте почти шесть часов. Наверное, для меня это были самые главные часы постижения мудрости. Скольким таким, как я, ему удалось открыть иной космос. Космос наших древних преданий, правил степи и гор, космос буранного полустанка в степи, казаха Едигея и охотников-нивхов. Правда человека, живущего высоко в тянь-шаньских горах и правда снежного барса, встречающегося ему на пути. Белое облако Чингисхана и белый пароход маленького мальчика, не смирившегося с ложью взрослого мира.

Айтматова — самого знаменитого кыргыза нашей эпохи — ценили в мире не меньше колумбийца Маркеса или турка Орхана Памука… Не меньше Гюнтера Грасса или Кэндзабуро Оэ. Не меньше Генриха Бёлля или Пабло Неруды, Иво Андрича, Джона Стейнбека, Сэмюля Беккета. Вот только Нобелевской премии ему не досталось.

Но впрочем, нобелевскими лауреатами так и не стали ни Лев Толстой, ни Бертольд Брехт, ни Эмиль Золя… Обидно, но дело не в премии. Писатели и мыслители такой мощи, как Айтматов появляются на нашей земле не часто. Да и вообще на земле. И каждый уход такого человека из мира земного — ощущение пустоты и потери.

Вся неделя звучала разговорами про, вероятно, важные события — про футбол, атомный контракт, поездки, встречи, постановления, указы, подготовку к юбилеям… И все равно было откровенно пусто. Чего-то не хватало. Его.

Словно ушел в далекую даль белый пароход. И уже не вернётся.

14 июня в соседнем Кыргызстане — траур. Помянем великого писателя и мы.

Рустам АРИФДЖАНОВ