Джонатан Теппермен

Опрос общественного мнения о мировых лидерах показал, что налицо кризис доверия, а руководители типа "сильная рука" пользуются реальной поддержкой населения

Сейчас, когда президент Джордж У. Буш, находясь на положении "хромой утки", кое-как дорабатывает последний год, вы не удивитесь, прочитав в прессе о его чрезвычайной непопулярности. Однако в ходе нового опроса на сайте WorldPublicOpinion.org, который проводит Program on International Policy Attitudes (PIPA) при Мэрилендском университете, 19751 человек в 20 странах должны были ответить, насколько они надеются, что каждый из семи ключевых лидеров "поступает правильно в области глобальной политики". В среднем лишь 23% иностранных респондентов выражают "большое" или "некоторое" доверие Бушу. Худший показатель – только у иранского президента Махмуда Ахмадинежада (22%). Пан Ги Мун, генеральный секретарь ООН, получил 35% (впрочем, он не является главой государства, а, следовательно, относится к иной категории). У Путина 32%, у Брауна – 30%, у Ху Цзиньтао – 28%, а у президента Франции Николя Саркози – 26%. Если рассмотреть результаты опроса по отдельным странам, то больших расхождений с общей картиной не обнаружится: лишь в двух государствах (Нигерии и Индии) большинство опрошенных выразило хотя бы некоторое доверие Бушу. И Путин, и Ху вырвались вперед всего в пяти государствах, а Браун – всего в шести (Пан Ги Мун – в девяти). Более того, за прошлый год рейтинг каждого лидера слегка понизился (правда, WorldPublicOpinion.org не проводил подобный опрос в 2007 году, но для сравнения можно использовать результаты Pew's Global Attitudes Project, в рамках которого задавался тот же вопрос).

Что стоит за этим общемировым проявлением недоверия? Если отвечать вкратце, то это серьезный приступ глобального пессимизма: большинство опрошенных, по-видимому, крайне недовольно обстановкой в мире. Иво Даалдер, в прошлом сотрудник Совета национальной безопасности США, ныне работающий в Brookings Institution, утверждает, что эти количественные показатели, хотя и выражают степень доверия к конкретным деятелям, одновременно также отражают более обобщенное "мнение людей об их собственной жизни". Ричард Холбрук, являвшийся постоянным представителем США в ООН при президенте Билле Клинтоне, говорит, что опрос свидетельствует о "недовольстве людей тем, каким образом мировые лидеры решают нынешний сонм проблем".

Всеобщее уныние становится особенно очевидным, если рассмотреть наш национальный "индекс брюзжания" – показатель, отражающий отношение каждой страны ко всем лидерам вместе взятым. Все государства, кроме двух, отнеслись к ним беспощадно-критично. Особую неприязнь проявили американцы: в США рейтинг доверия ко всем семи лидерам составил в среднем всего 29%, а к собственному президенту – 42%. Вероятно, это отражает экономический спад и тяжелое бремя двух войн, отягощающее внутреннее положение в стране, а также сохранение угрозы со стороны террористов и разгул антиамериканских настроений за границей. В целом больше всех брюзжали арабы – палестинцы, иорданцы и египтяне. Все они живут в странах или на территориях с агонизирующей экономикой и коррумпированным, неэффективным правительством, которое склонно винить внешние силы в своих внутренних проблемах.

Наименее неприязненно высказались граждане двух государств мира, которые быстрее всего развиваются, – Китая и Индии. В "Срединном царстве" (т.е. Китае. – Прим. ред.) даже Буш получил 41-процентный рейтинг доверия, Путин вознесся до 75%, а Ху вообще до 93%. Стивен Калл, директор WorldPublicOpinion.org, объясняет великодушие китайских респондентов так: "Когда твоя страна на подъеме, настроение бодрое, побуждающее смотреть на все с оптимизмом. Китайцы полагают, что жизнь работает на них". Или, как сформулировал Даалдер: "Где еще среднестатистические перспективы среднестатистического гражданина выглядят радужнее?"

Однако примечательно, что рейтинги доверия крупных мировых лидеров находятся в столь узком диапазоне и на столь низкой отметке. Подтверждается общее место, что теперь все проблемы стали глобальными, так что правительства отдельных стран зачастую почти бессильны перед ними. Неутихающие конфликты в Ираке, Афганистане, Судане и Конго, острый дефицит продовольствия и нефти, глобальное потепление – эти проблемы повсюду попадают в зловещие заголовки газет, разжигая что-то типа общемирового кризиса доверия. Как сформулировала в своем электронном письме Энн-Мари Слотер, декан Woodrow Wilson School of Public and International Affairs Принстонского университета: "Люди всего мира чувствуют, что оказались в когтях сил, которые слишком мощны, чтобы с ними мог совладать любой лидер". И разве можно винить в этом самих людей?

Однако широкое распространение пессимизма не объясняет, почему относительно высокий рейтинг получили именно автократы. Тот факт, что они получили хорошую оценку в собственных странах, неудивителен. Говоря словами Даалдера, "авторитарные правители пользуются высоким рейтингом в собственных странах, так как иначе им нельзя". И в России, и в Китае СМИ жестко контролируются правительством, Путин и Ху в состоянии использовать всю государственную машину для тщательного выстраивания своего имиджа. Более того, респонденты в этих государствах, возможно, остерегались говорить откровенно – и жестко – о своих местных авторитарных руководителях. Однако есть причины подозревать, что даже если бы они высказывались начистоту, то дали бы своим лидерам высокую оценку. В обоих государствах экономический бум, нарастают националистические настроения, и население признательно своим лидерам за возрождение чувства собственного достоинства страны и восстановление ее статуса на мировой арене.

Труднее понять, отчего Ху и Путин удостоились относительной популярности – опередив всех демократов, кроме Брауна – в других странах. Калл полагает, что не следует понимать результаты опроса как знак глобальной поддержки авторитарных руководителей; хотя Ху и Путин действительно слегка опередили Буша и Саркози, перевес невелик (менее 10%). Важно также учесть, что результаты опроса не взвешивались по странам. Социолог Крейг Чарни отмечает: если бы данные отражали величину государств, рейтинг Буша повысился бы, так как он получил относительно хорошую оценку в некоторых крупнейших государствах мира: Китае, Индии, Индонезии и Нигерии. Однако подобная схема подсчетов еще более пошла бы на пользу Путину, так как в Индии он тоже получил неплохую оценку, а в Китае (75%) – и вовсе блестящую. Российский лидер также показал впечатляющие результаты в таких странах, как Украина (59% оценили его позитивно), Южная Корея (54%) и Иран (48%). Вдобавок он, по-видимому, единственный крупный лидер, рейтинг популярности которого за последний год вырос на 4% (если сравнить результаты опросов WorldPublicOpinon.org и Pew's).

Отчасти это обусловлено слепым везением. Россия крупно выиграла в лотерею "мертвых динозавров": она располагает колоссальными запасами углеводородов в период, когда цены на нефть и газ астрономически выросли. Это повлекло за собой фантастическое возрождение российской экономики и общий рост мощи и престижа Москвы. Минсин Пеи, научный сотрудник Carnegie Endowment for International Peace (Вашингтон), утверждает, что это беспрецедентное богатство – одна из причин высокого рейтинга доверия авторитарных правителей за границей. "В нормальных условиях мы бы ожидали, что лидеры недемократических стран будут оценены ниже, – отмечает он. – Но так уж вышло, что экономика их стран на подъеме, а экономика демократических переживает спад. Таким образом, традиционная "скидка, обусловленная страхом" аннулируется", тогда как в иных условиях она понизила бы рейтинг автократов типа Путина и Ху.

Видный специалист по вопросам демократии Ларри Даймонд из Hoover Institution Стэнфордского университета указывает на другой, более настораживающий резон популярности Путина. В своей недавней статье в Foreign Affairs Даймонд утверждает, что волна либерализации, возникшая после окончания холодной войны, застопорилась и повлекла за собой "рецессию в области демократии". В России, Таиланде, Венесуэле, Бангладеш, на Филиппинах и в других странах права человека вновь свернуты, а другие молодые демократии переживают трудные времена. Согласно докладу Freedom House, опубликованному в январе, впервые за период с 1994 года степень свободы в мире уменьшалась два года подряд. Прибавьте к этому ущерб, который нанесла война в Ираке идее пропаганды демократии в американском стиле, и в результате вы увидите глобальный спад веры населения в демократию как систему и в конкретных демократических лидеров. Все больше избирателей поддерживает жестких государственных деятелей (типа Путина или венесуэльского президента Уго Чавеса) у себя в странах и за границей. Кроме того, хотя большинство жителей мира все еще полагает, что демократия – лучшая форма государственного управления, ее поддерживают все менее рьяно.

Путин извлекает выгоду из еще одной настораживающей тенденции – глобального всплеска антиамериканских настроений. (Вот еще одно проявление этой тенденции – третье место по непопулярности, согласно результатам опроса, занял президент Франции Саркози, который в области внешней политики близок к позиции Буша; его предшественник Жак Ширак проводил гораздо более самостоятельный курс и в опросе Pew от 2006 года получил почти на 10% больше, чем Саркози ныне). По данным еще одного опроса Pew Global Attitudes Project, опубликованным на прошлой неделе, в 21 стране, среди которых есть и традиционные союзники США, большинство населения теперь относится к Америке преимущественно отрицательно. Тем временем, как отмечает Чарльз Капчен из Совета по международным отношениям США, российский премьер-министр превратил себя в привлекательный символ для всех, кто недоволен предполагаемым высокомерием Вашингтона и его союзников. "Если вы задумаетесь, кто именно по-настоящему дал отпор Западу и стал олицетворением всего остального мира, то это Владимир Путин", – говорит Капчен, подчеркивая, что в последние годы Москва блокирует дипломатические усилия США по таким вопросам, как Косово, мирное урегулирование на Ближнем Востоке, контроль над вооружениями, противоракетная оборона и Иран.

Можно полагать, что эта логика распространяется и на Ху Цзиньтао. На деле, учитывая щедрые программы гуманитарной помощи, осуществляемые Китаем, его твердую приверженность идеям невмешательства во внутренние дела и суверенной целостности государств, а также усилия, предпринятые Пекином для того, чтобы представить его рост как безобидный (пропаганда лозунга "мирный взлет"), следовало бы ожидать, что респонденты оценят Ху еще выше, чем его российского коллегу. Однако реальный рейтинг Ху в опросе был ниже (на 4%), чем у Путина. Это объясняется несколькими причинами. Во-первых, российский президент, а ныне премьер воспользовался своими властными полномочиями, чтобы создать мощный культ своей личности. Ху, напротив, является винтиком в колоссальном партийном аппарате и главой чрезвычайно бюрократизированного государства. Реальная сила в современном Китае принадлежит не какому-то отдельному лидеру, а Коммунистической партии Китая в целом, и рейтинг доверия к Ху отражает это обстоятельство. Путин сделал себя публичным лицом России; имя (и лицо) Ху в мире все еще недостаточно известны.

Кроме того, как бы Пекин ни силился очаровать весь мир, экономические факторы также делают Китай более устрашающим, чем Россия. Правда, большинству населения доступность дешевых китайских товаров идет на пользу, но в то же самое время этот континентальный промышленный левиафан несет страшную угрозу для производства и работников по всему земному шару. Даалдер поясняет, что "дешевые товары означают, что у кого-то отнимают его рабочее место. Процветающая экономика и растущий геополитический вес Китая вызывают опасения. Несмотря на все попытки Китая демонстрировать миру свое улыбчивое лицо, в действительности китайцы затыкают всех за пояс в политическом и экономическом смысле. Воздействие России намного слабее".

Если все это не пророчит ничего хорошего Западу... что ж, так и есть. Однако при внимательном рассмотрении в количественных показателях найдется кое-что обнадеживающее. Единственный крупный демократ, которого оценили положительно, – это премьер-министр Великобритании Гордон Браун (и неважно, что в собственной стране у него рейтинг падает). Это имеет значение, так как Браун – единственный лидер государства, который базирует свою репутацию на поиске новых, предполагающих сотрудничество решений ряда глобальных проблем. Как формулирует Холбрук: "Среди тех, кто входит в этот перечень, именно Брауна подавляющее большинство ассоциирует с решением транснациональных проблем, будь то климатические изменения, ВИЧ/СПИД, развитие Африки и т.д.". Слотер придерживается того же мнения: "Браун не столько озабочен узкими интересами своей страны, сколько искренне пытается найти выход" из глобальных кризисов. Британский премьер, утверждает она, "фактически озвучивает устремления беднейших жителей мира, миллиардов людей, которым часто кажется, что к ним никто не прислушивается".

Это добрая весть для Лондона; призывы увеличить помощь Африке и энергичные усилия по выполнению задач, предписанных Киотским протоколом, явно окупились на международной арене, если и не в глазах сограждан. Но этот вывод также являет собой шанс для других лидеров, если те последуют примеру Брауна. Статус британского премьера в мире свидетельствует, что планета жаждет увидеть политика, который постарался бы действенно дать отпор широкому спектру нынешних опасностей. Как формулирует Даалдер, налицо "тоска по лидерам нового типа", которые помогли бы планете выпутаться из ее многочисленных бед. Любой, кто возьмет на себя эту задачу, наверняка будет вознагражден.

Особенно если это будет американец. Тот факт, что все высокие лидеры получили столь низкий рейтинг, наводит на мысль, что давнишняя вакансия лидера свободного мира – или, как минимум, самого популярного, воодушевляющего людей или вселяющего доверие к себе главы государства в этом мире – остается совершенно свободной. Несмотря на свой упадок в последние времена, только одно государство всерьез может претендовать на замещение этой должности. Калл отмечает: хотя Буш провалил эту работу, "ни один другой лидер не занял опустевшее место. Никто не вызывает доверия у мира. Если придет американец и скажет: "Я буду играть по старым правилам; вот программа нашей потенциальной совместной работы", этот шаг будет популярен повсюду". Разумеется, никаких гарантий тут нет, вытащить Соединенные Штаты из ямы, в которую они свалились, будет, пожалуй, нелегко. Но подходящий человек с подходящими идеями – например, некий молодой сенатор, проповедующий Евангелие надежды, или его коллега из Аризоны, пообещавший "возродить веру мира" в Соединенные Штаты и их принципы путем тесного сотрудничества с союзниками США – может найти на удивление внимательную аудиторию.