Газета «Наш Мир»

    Чуть больше месяца прошло с тех праздничных мероприятий, проводимых в Дагестане по случаю празднования круглой даты со дня рождения великого поэта, который известен во всем мире – Расула Гамзатова. Он не дожил до своего 85-летнего юбилея, но, думается, если бы он был сегодня с нами, радовался бы тому, как его помнят, как мальчишки и девчонки читают его стихи, исполняются песни, автором слов к которым также был Расул.

    Расул Гамзатов родился 8 сентября 1923 г. в высокогорном ауле Цада Хунзахского района Дагестана в семье народного дагестанского поэта Гамзата Цадаса, который, кстати говоря, был непревзойденным арабистом, в свое время служивший кадием, имамом в родном селении.

    Расул рос так же как и все сельские мальчишки, но он отличался от них целеустремленностью, смышленостью. Уже в 11 лет он написал свое первое стихотворение, а через четыре года стихи семиклассника были опубликованы в местной газете. С этого времени его имя стало появляться в районной, городской и республиканской печати. О Расуле заговорили…

    В 1942 г. выходит сборник его стихов. «Мой Дагестан» - первая книга, написанная Гамзатовым в прозе. Как же можно не упомянуть его «Журавлей», которые облетели весь мир и стали символом скорби, печали поэта по погибшим в Великой Отечественной войне.

    Грань его духовного таланта малоизучена, потому предстоит еще большая работа, которая, наверняка, преподнесет еще немало приятных сюрпризов.

    Расул не только поэт, прозаик и замечательный человек с открытой душой, он мусульманин в самом широком понимании этого слова. Если в его жизни и не так ярко было выражено соблюдение всех законов Творца, в глубине души он оставался истинно верующим, который искренне сожалел о том, что многое упустил в своей жизни, не надеясь ни на что, он уповал только на милость и волю Бога.

    Перед вами выдержки из некоторых интервью поэта:

    - Что Вы проповедовали в своих стихотворениях и поэмах? Ведь если поэзия настоящая – можно считать, что она молитва?

    - Стихи – не молитва. Молитва от повторения становится лучше, а стихи от повторения портятся. Нет, поэзия не молитва, но… молитвенность в ней должна быть, ибо поэт пишет, словно в последний раз и влюбляется словно в первый раз.

    - Десять лет назад мы имели идеологию, и вся страна, и жизнь наша были идеологизированы. Сегодня ее нет. Сейчас ломают головы и копья – нужна ли нам идеология. Вот у Вас какая идеология?- Идеология всегда была, и она всегда есть. А вот свободы никогда не было и сейчас ее нет. Голодной свободы и нищей независимости не бывает.

    Идеология, возвышающая один класс, позволяющая одной партии править всеми, одному аппарату руководить всеми, – такая идеология ущемляет человека.

    Каждая эпоха имеет хорошую и плохую стороны. Вот стали винить во всех грехах коммунистов. А ведь коммунистами были и Пикассо, и Неруда, и Арагон, и Хикмет, и Шолохов. А какие они великие и талантливые люди - весь мир знает. Не перестают твердить, что сегодня всем дарована свобода. Ложь. Что всем дарована независимость. Она пагубна. Надо наконец понять: всем места хватит на земле, как звездам в небе и волнам в море.Моя идеология – это чувство единой семьи, братства. Я часто рассуждаю сам с собой: мы клянемся, кладя руку на Конституцию, а не на Коран или Библию. Между тем Конституция постоянно меняется, а Коран и Библия живут века и тысячелетия. Коран – природа, а Конституция – погода.

    - Вы хотите жить до ста лет? Ну, как королева-мать Великобритании Елизавета I?

    - У меня разногласия между головой и сердцем. Голова-король дает умные советы, сердце-принц не слушается их. Идет спор, постоянный, упорный и настойчивый.

    Конечно, хочется жить, потому что на земле еще осталось много дел, которые надо исправлять, много еще несовершенных молитв. И в то же время сто лет – это архитектурное излишество. Не хочу быть обузой. Да к тому же столетнего человека потерять не так жалко.

    - Как Вы восприняли возвращение религии в общество? В Дагестане это особенно видно…- Я всегда чтил религию. Я в религиозной семье вырос. Мой отец был арабистом, председателем шариатского суда, народным поэтом. Он молился всю жизнь – за закрытыми дверями. Религия у нас в большом почете, и есть за что уважать.

    - Но некоторые религиозные деятели сейчас молятся деньгам, вместо Бога. Таких всегда высмеивала литература.

    - Не так давно я встречался с Путиным, разговаривал. Я сказал ему, что у меня складывается такое впечатление, что церковь сейчас присоединилась к государству, а литература и культура от государства отделены. Конечно, когда культура была присоединена к государству, для нее это тоже было не всегда хорошо. Но сейчас культурные и духовные ценности подменяют деньги и власть. Все борются за власть. Власть тяжело взять, но можно. Она подчиняет себе все, но контролировать власть не может никто.

    - Вы были в Мекке?

    - Три раза. Я был в Саудовской Аравии по приглашению короля еще тогда, когда у СССР не было дипломатических отношений с этой страной. Я был в Эмиратах, сестра эмира оказалась моей поклонницей и сделала мне приглашение в Саудовскую Аравию. Тогда они были удивлены, что я купил Кораны для дагестанцев. Я принимал участие в первом заседании по установлению дипломатических отношений.

    - А что из требований Ислама Вам кажется самым важным: вера, хадж, милостыня, молитва?

    - Я думаю, что вера в Единого Бога и Коран – это главное.

    - Вы когда-нибудь думали, чем человеку, пережившему советское время оправдаться на Страшном суде?

    - Человек может совершать хорошие или плохие поступки в любое время и при любом строе. Даже в самой благоприятной обстановке подлец совершает подлость. Честный же человек остается таковым, не взирая на обстоятельства.

    Что касается меня, то в Рай мне попасть, наверное, нельзя. В Ад – тоже не хочется. Может быть, мне найдут какой-нибудь промежуток между ними? Хотя середины там и нет. А в жизни можно искать золотую середину, признавать человека со всеми его недостатками. Человеку свойственно ошибаться. Но недостатки нельзя путать с подлостью.

    Из советского времени не нужно делать пугало, оно ушло вместе со всем плохим и хорошим, что в нем было. А подлость не исчезла, как и не исчезла честь. Мы все спутали. Надо помнить, что страна – это не то же самое, что государство, а Родина – не то же, что страна. Увы, за плохим в нашей жизни в последнее время чаще всего не наступает ничего хорошего.

    Мечеть Шаха Аббаса в Исфагане
К себе приковывая взор,
Земли и неба сблизив грани,
Стоит, векам наперекор,
Мечеть, красуясь, в Исфагане.

Мечети было суждено,
Чтоб сумрак тайн ее окутал.
Шепнешь в ней слово, и оно
Плывет, озвученно, под купол.

И повествует мне рассказ,
Не сгинув в древностном тумане:
«Решил однажды шах-Абас
Мечеть построить в Исфагане.

И разослал глашатых он
В пределы дальних мест и отчих.
И во дворец со всех сторон
Сошлися лучшие из зодчих.

И со ступени голубой,
Вблизи журчащего арыка,
Сложив ладони пред собой,
К ним слово обратил владыка:

– Должны построить вы мечеть,
Покуда царствовать я буду,
Но чтоб она могла и впредь
Стоять в веках, подобно чуду.

Они ответили ему:
– Не торопись на нас гневиться,
Ты стар уже, и потому
Не сможем в срок мы уложиться.

И лишь один сказал:
– Мой шах,
Клянусь: по собственной охоте,
Обдумав трезво этот шаг,
Готов я приступить к работе...

Отменно двинулись дела,
Сам шах держал все на примете.
И в срок заложена была
Основа будущей мечети.

И вдруг над шахом, словно плеть,
Взметнулась весть, грозой чревата:
Мол, зодчий, строивший мечеть,
Бежал из города куда-то.

– Догнать! – взъярился шах-Абас, –
Живым иль мертвым, но доставить,
А не исполните приказ,
Всех вас велю я обезглавить…

Исчез беглец.
Лет пять с тех пор
Прошло. Но вот доносят шаху,
Что из бегов к нему во двор
Явился зодчий, как на плаху.

И прежде чем его казнить,
Спросил у зодчего владыка:
– Сумев основье заложить,
Почто бежал от нас, скажи-ка?

– Ты был похож на седока,
Что шпорит скакуна до крови,
А чтобы строить на века,
Окрепнуть следует основе.

Случалось, рушились во прах
Столпы держав.
Что хмуришь брови?
И вера может рухнуть, шах,
Когда нет твердости в основе.
Не испугавшись топора,
Я потому явился снова,
Что стены класть пришла пора,
Достигла крепости основа.

Взглянув на звездный календарь,
Сумей себя переупрямить.
Приступим к делу, государь,
Чтоб о тебе осталась память.

И зодчий шахом был прощен,
Но стал печальней шах, чем ране...
Стоит над бурями времен
Мечеть, красуясь, в Исфагане.

Муслимат БАКАНОВА