Газета «Наш Мир»

    Что ни говори, а знаменитое Мамаево побоище определило вектор развития России. При этом оно парадоксальным образом до сих пор остается непонятым. Еще Блок писал: «Куликовская битва принадлежит к символическим событиям... Таким событиям суждено возвращение. Разгадка их еще впереди». Сложилось так, что сражение за Доном заняло место среди поворотных моментов, до сего дня находящихся в центре идеологических и политических баталий. В том же ряду — начало Руси, Опричнина, Смута, Петровская реформа, 1917 год. При их обсуждении даже в научных спорах зачастую сталкиваются не аргументы, а общественные позиции, идеалы. Каждая эпоха дает свои ответы на поставленные в прошлом загадки. Какой же сегодня предстает Куликовская баталия 1380 года? В начале августа 1378 года военначальник и фактический правитель Золотой Орды Мамай послал на Русь большое войско под командой царевича Бегича. Главной целью татар была Москва, но русские союзные силы встретили неприятеля уже в пределах Рязанского княжества, на реке Воже (ныне Вожега). Там противники заняли позиции друг против друга на разных берегах и… не двигались с места несколько дней. Сто лет спустя похожим образом восточное иго прекратится окончательно — бескровным противостоянием на Угре Ивана III и хана Ахмата. 11 августа русские неожиданно отошли от кромки воды к лесу.

     Татары немедленно переправились, и тут с флангов на них обрушились полки московского боярина Тимофея Васильевича и князя Даниила Пронского, а по центру ударил сам Великий князь Московский Дмитрий Иванович. В течение часа пришельцы были разбиты и обратились в бегство, при этом погибли пять ордынских князей (мурз), включая самого Бегича. Небывалые потери командного состава для войска чингисханова образца! То было лишь еще одно звено в долгой цепи боев и стычек. Можно было бы сказать — обычное дело. И все же именно оно явилось прообразом «дела» Куликовского, главного военного эпизода эпохи. XIV столетие российской истории вообще стало временем, сменившим грозные десятилетия, бесконечных татарских погромов, кровавых и одновременно унизительных княжеских «разборок».

     Перед зарей новой эпохи

     …Так что, естественно: Московский князь Дмитрий Иванович далеко не сразу стал прославленным героем, «Донским» победителем — первое упоминание этого прозвания мы находим только в «Степенной книге» и разрядных книгах рубежа XVI—XVII веков. Более того, двоякое отношение и к правлению, и к образу этого государя сохранялось у потомков на протяжении целых столетий. Так, архиепископ Ростовский Вассиан Рыло в 1480 году в знаменитом послании Ивану III, находившемуся на Угре, называет Дмитрия «великим и достойным хвалам», а один из составителей Никоновского свода, напротив, описывает состояние Руси после 1382 года так: «Оскудела вся земля Русская воеводами… и об этом великий страх был на всей земле Русской».

     К самой Куликовской битве, возможно, тоже привела не столько одна лишь политическая воля князя, сколько многочисленные, противоречивые и в наше время уже еле уловимые нити исторического процесса. Скажем, «возвышение Москвы» на северо-востоке Руси с начала XIV века — факт хрестоматийный. Менее осмыслена постепенная и подспудная внутренняя консолидация княжеств (самой Москвы, Твери, Нижнего Новгорода, Рязани). Остановилось бесконечное дробление русских земель, а между некоторыми из них возникла тяга к союзу, которой и в помине не было в недавнем прошлом, и которой изо всех сил мешала прозорливая ордынская дипломатия. Еще менее осознан факт материального и особенно духовного подъема русских земель, начавшегося преодоления подавленности и отчаяния, пропитавших страну за три поколения беспрерывного террора и безнаказанных ограблений. Междукняжеские отношения сильно зависели от неблагоприятных внешних факторов. Помимо самого татарского «сюзерена» приходилось считаться с Великим княжеством Литовским, тоже претендовавшим на собирание восточнославянских земель, с Ливонией, за которой стояла католическая Европа, с Византией — раздираемой внутренними противоречиями, но продолжавшей поставлять русской церкви высших иерархов и митрополитов. И получалось так: то Тверь, по мере усиления Москвы, начнет сближаться с литовскими Гедиминовичами, то в надежде на политические дивиденды подчеркнет свою верность Сараю Нижний... Что и говорить, если даже древний Константинополь в начале XIV века искал одновременно поддержки татар против турок, а турок — против католического Запада. Хаос.

     Сергий Радонежский: благословение или конфликт

     Благословение Дмитрия Донского Сергием Радонежским традиционно воспринимается как историческая данность. Эпизод посещения Дмитрием Троицкого монастыря и знакомые нам по картинам из Третьяковской галереи сцены сражения богатыря Пересвета с татарским удальцом вышли за рамки научных дискуссий: теперь они принадлежат более высокому уровню памяти, став культурной аксиомой. Положа руку на сердце, следует признать: мы не располагаем достоверными сведениями о каком-либо участии святого Сергия в подготовке куликовских событий. Источники, подробно излагающие эту легенду, весьма поздние (то же «Сказание»). Сам факт идиллических отношений между Сергием и князем не укладывается в логику их разлада, реально просматривающегося за скупыми строками документов: примерно в эти годы игумен не крестил сыновей государя, хотя до этого и после примирения Сергий постоянно участвует в крестинах княжеских наследников. Есть и иные свидетельства отчуждения двух исторических героев. Примирение игумена и князя состоялось лишь через пять лет после битвы, когда Сергий действительно помог урегулировать московско-рязанский конфликт. В славном же 1380-м Дмитрий обратился за благословением к совсем другому духовному лицу, митрополичьему местоблюстителю коломенскому епископу Герасиму. Поэтому то в рассказе «О побежении татаръ…» нет даже упоминаний ни о «Мамаевом побоище», ни о «Донскомъ бою».

     Ордынская смута

     Сама Золотая Орда, сильнейшая держава Восточной Европы, в ту пору тоже не являла собой примера былого, Батыева, порядка и единства. При хане Узбеке (1312—1342) она достигла апогея своего могущества, но внутренние неурядицы уже разъедали — такова была неумолимая логика всякого «имперского» развития. Летописи говорят о многих убийствах и переворотах в Сарае, после которых русским князьям приходилось каждый раз заново ехать туда подтверждать свои ярлыки. Вот, в общих чертах, эта цепочка: после смерти Узбека сын его Джанибек убил младшего брата, а затем и занявшего ханский стол старшего Тинибека. Сын Джанибека Бердибек убил отца, а затем — 12 своих братьев! Та же участь постигла его самого: он пал от руки царевича Кульпы, а того вместе с двумя отпрысками через полгода убрал Науруз. Не успел он это сделать, как из-за Яика (Урала) прибыл новый претендент — Кидырь, зарезавший Науруза, его сына Темира и множество их приверженцев. Но и тому не повезло — он пал от руки своего старшего сына Тимура-Ходжи, который тоже умер не своей смертью.

     Такая «беспокойная» жизнь продолжалась вплоть до захвата власти Тохтамышем. За два десятилетия на престоле сменилось более двух десятков ханов, за многими из которых в последние годы кровавой вакханалии стоял темник (начальник 10 000 воинов) Мамай. Сам не имевший права на высшую власть, предназначенную исключительно чингизидам, он активно манипулировал формальными властителями. Естественно, что систематическое истребление правителей собственной родней снижало авторитет ордынской власти и внутри, и вовне ее, а соперничающие группировки начали потихоньку действовать на свой страх и риск. Тут и там (в том числе у самых границ Руси) возникали самопровозглашенные «княжества». Их беспорядочные набеги уже не регулировались традиционными отношениями, и вынужденные защищаться русские убедились в главном: разбойные отряды татар уязвимы.

     «Розмирие»

     Но и на московской земле — в глубине великорусских земель — и знатным, и простым людям жилось несладко: в середине XIV века ее поразили беды, которые в любое иное время отбросили бы княжество далеко назад. В 1353 году «черная смерть» — чума сразила князя Симеона Гордого почти со всем семейством, а еще через шесть лет скончался и последний из его братьев (сыновей Ивана Калиты) — отец Дмитрия Иван Иванович Красный. Из Рюриковичей в городе выжили только 9-летний Дмитрий с малолетним братом Иваном и с 6 летним двоюродным братом Владимиром Андреевичем. Тут то и случилось историческое «вопреки»: значение княжества удивительным образом не упало, а возросло — благодаря в кои-то веки сплоченным действиям бояр и опекуна малолеток — митрополита Алексия.

     Факт этот свидетельствует о кардинальных изменениях психологического климата на Руси. Если в Орде практически никто из претендентов на власть не умирал своей смертью, то на российских равнинах никуда не девшаяся жестокая борьба за княжеские столы уже не сопровождалась убийством соперников. Подорванный нашествием и постоянными разорениями, народный дух, словно достигнув дна и ударившись о него, поднимался и крепчал. Не замедлила вслед за ним «взлететь» и планка государственных задач: не «схорониться от татарина» теперь предстояло, но силой ограничить его влияние.

     Разрыву с Ордой предшествовала серьезная подготовка. Сначала Дмитрий за 10 тысяч рублей выкупил оттуда сына тверского князя Михаила Александровича. Примерно тогда же, 1374-м, старший внук Ивана Калиты заключил соглашение с Владимиром Андреевичем и другими удельными князьями. Их не обидели уделами и привилегиями, а взамен взяли обещание участвовать в войне Дмитрия с татарами, если таковая разразится. Впрочем, окончательное решение о совместных действиях против Орды должно было приниматься «по думе» — на общем совете. Так Великий князь собрал в Великороссии первый большой союз князей — впервые со времен распада Киевского государства.

     Теперь все внимание Дмитрия сосредоточилось на южных рубежах. В том же 1374-м он горячо поддержал Владимира Андреевича при строительстве дубового кремля в Серпухове. Когда Мамай в наказание за дерзость Олега Рязанского, разбившего на своей территории татарский отряд, начал грабить и жечь его землю, москвичи открыто выступили к Оке, заставив «карателя» уйти. Примерно в то же время горожане перебили ордынское посольство в Нижнем Новгороде — тоже по наущению московского князя. Настал момент для знакового демарша: прекратить выплачивать дань и разорвать вассальные отношения с Сараем. В Переяславле спешно собрался съезд многочисленных Рюриковичей всех возрастов и положений. Летописец фиксирует: «Было розмирие с татарами и с Мамаем»…

     Мамай в дверь, а Дмитрий — в Тверь

     Татары по старинке попытались урезонить «заговорщика» обычными средствами, столкнув его с конкурентом, — тут же выдали великокняжеский ярлык Михаилу Тверскому. Тот, как водилось, дрогнул, согласился и — изменил союзу, скрепленному свободой сына. Именно это вероломство (бывшее, впрочем, в XIV веке в порядке вещей) послужило поводом для первого общерусского военного похода — всех княжеств против Твери. В 1375 году московская рать, объединенная с дружинами Владимира Серпуховского, Дмитрия Суздальского, полками ростовскими, стародубскими и смоленскими, подошла к стенам города на Волге. Михаил надеялся на Литву да на Орду, но помощь не пришла, и вскоре тверичи вынуждены были сдаться: подписать новый договор с Дмитрием, признать старшинство Москвы и обязаться участвовать в ее походах на общих началах.

     Еще год спустя московские полки воеводы Дмитрия Боброка взяли штурмом Булгар — столицу другого ордынского вассала, Волжской Булгарии. Лиха беда начало: успехом закончился поход и по русским землям Литовского княжества. Начинающие осознавать силу Дмитриевой коалиции, татары вынуждены были вновь серьезно озаботиться ее расколом: тем же летом литовские отряды разоряют земли смоленского, а ордынские — нижегородского князей — чтоб знали, за кем идти. После этого потерявшие бдительность великокняжеские полки были разгромлены татарами и мордвой на реке Пьяне. Дмитрий немедленно устроил ответную карательную акцию в мордовских землях.

     Вот тут-то Мамай и послал на Русь Бегича, а, узнав о разгроме, с которого начался этот рассказ, понял: пора разить врага в сердце. Самое сильное войско, какое на тот момент могла выставить Орда, собралось к лету 1380-го. Оно, как известно, и было разбито на Дону.

     История и литература

     Ряд «загадочных» эпизодов Куликовской битвы становится более понятным, если обратиться к их литературным, а не историческим источникам. Так, в тексте «Сказания о Мамаевом побоище» находим влияние не только популярных священных текстов, «Жития Александра Невского», русской «Повести» о походе Ивана III на Новгород в 1471 году, но и — особенно — отечественной редакции «Сербской Александрии», средневекового романа о подвигах Александра Македонского. Любопытно, что две популярнейшие воинские повести — «Сказание» и «Александрия», нередко встречаются вместе в одних сборниках. Например, до сих пор существует убеждение: исход Мамаева побоища предрешила вылазка Засадного полка во главе с Владимиром Андреевичем, князем Серпуховским. Авторам ранних источников ничего не известно об этом эпизоде. А вот «Александрии» — известно: «Александр же, сие слышав, Селевка воеводу с тысящью тысящ воинства посла в некое место съкрытися повеле»... А вот еще одно «разоблачение». Сравните эпизод перевоплощения-переодевания Александра и одного из его ближайших «воевод» Антиоха: «...а Антиоха мниха воеводой вместо себя поставил, на царьском престоле посадил, а сам [Александр] как один из подчиненных Антиоху предстоял» — и фрагмент из «Сказания». В последнем идет речь об обмене доспехами перед Куликовской битвой между Дмитрием и неким Михаилом Бренком, который в княжеских одеждах и «царской приволоке» остался под великокняжеским стягом, где и обрел смерть. В данном случае говорить о большой текстуальной близости «Александрии» и «Сказания» не приходится, но сюжетное влияние — налицо. И для самых недоверчивых — последнее доказательство. Если вы читали «Сказание о Мамаевом побоище», то, вероятно, заметили, каких странных богов призывает темник на помощь во время бегства. «Безбожный же царь Мамай, видев свою погыбель, нача призывати богы своа Перуна и Раклиа и Гурса и великого своего пособника Махмета». Перун и Гурс (Хорс) — славянские языческие божества. Махмет, естественно, соотносится с мусульманским Пророком Мухаммадом . С Исламом соотносится и Салават — распространенное среди мусульман имя (помните Салавата Юлаева?), означающее в переводе с арабского благодарственную молитву пророку. А вот кто такой Раклий? Перечисление столь разнородных богов — очень редкое явление в русской литературе и находит аналогию опять-таки только в тексте «Александрии» — в рассказе о посещении Александром Македонским царства мертвых с перечислением представителей греческого языческого пантеона — Геракла, Аполлона, Гермеса… Геракл в русской версии именуется Раклием. Смысл перечисления этого разношерстного пантеона в указании на «идолопоклонство» и «басурманство» врага, о котором говорится, что он «эллин, идолопоклонник и иконоборец, злой христьанскый укоритель». Способ же воплощения этой идеи автор «Сказания» подглядел в любимой им «Александрии».