 Газета «Наш Мир»
Россия – это громадная территория, столпотворение племен, языков,
обычаев - планета на планете. Что же может объединять этот Вавилон? Что
может превратить его население в народ? В отличие от этнически
однородной Германии или Голландии, где тесное соседство породило
близость мироощущений, единый психотип, в России наблюдается огромный
разброс в миропредставлениях. Спектр мнений и, как следствие,
разногласий здесь необычайно широк. Педантичные немцы после
двух поражений кропотливо восстанавливали государство – молча, без
метаний и раздирающих воплей. Потому что в каждом немце заложен идеал
Порядка, небесный архетип общества немцев, к которому надо стремиться.
Они действовали на уровне инстинкта, подобно крабу, всегда ползущему к
морю. Если германский дом, не дай Бог, разрушится в третий раз, они
опять быстро его отстроят: муравьи – муравейник. В России
по-другому. Мы – еще не остывший вулкан, мы – этнос бурлящий. Здесь
святые соседствуют с отъявленными негодяями, бессребреники с
барышниками, трудолюбивые пчелы с закоренелыми лентяями. Здесь еще не
сформировались устои, мораль не успевает окостеневать после очередного
перелома. Европеец знает, чего хочет, ему не надо ничего объяснять,
знание коренится у него в генах, передается с молоком матери. У нас
ничего подобного нет, мы - белый лист, на котором чернила не застывают,
но – высыхают. Трагедия России в непрестанных обрывах времен,
превращающих ее обитателей в иванов не помнящих родства. Поэтому нам
так необходимо объединяющее начало – будь то православие,
собирательство земель или коммунистическая утопия. Русскому человеку
нужен миф, его иррациональность требует иллюзии. В этом и есть загадка
русской души. Шатобриан писал об американцах, как о людях
закона, заменившего им мораль. Однако выдерните из США Американскую
Мечту и статус Большого Брата - они тотчас рассыплются в горстку
штатов. И уж ни в коей мере замечание Шатобриана неприложимо к России.
Простое законопослушание не сделает нас счастливыми. Нам, русским,
приходится любить Родину не потому, что она хорошая, а потому, что мы
устроены иначе, чем остальные, нас никто не поймет, кроме нас самих. Однако
нам всегда недоставало любви друг к другу, осознания того, что мы –
одна кровь, один язык, одна культура. Надо почаще вспоминать, что
абсолютное большинство на земле не читало Пушкина, не слышало о
Толстом, не интересуется Достоевским. Неужели не странно, что о далекой
Америке мы знаем больше, чем о происходящем в нашей глубинке? Пока
мы не любим себя, нас никто не полюбит. Главный итог перестройки –
уничтожение сакральной системы ценностей, размывание поведенческих
ориентиров. Мы стали открыты всем ветрам, мы стоим в поле незащищенные
и беспомощные, легко поддающиеся внушению. Мы добились свободы –
свободы ветра на пепелище. Русские в большей степени, чем
другие, внушаемы: неистребимая вера в слова кидает нас в крайности – от
речей у нас или вырастают крылья, или опускаются руки. Сегодня нам явно
не хватает искренних обращений, у нас дефицит ободряющих призывов. Наша
беда не столько в отсутствии денег, сколько в безразличии, в абсолютном
равнодушии к своей судьбе. Мы – посторонние, гости в
собственном доме. Власть не доверяет народу, народ – власти. И это
явление - вечное для России. Ей всегда недоставало честности. Зато в
избытке было лицемерие. И в обличии православного фарисейства,
закончившегося междоусобицей семнадцатого, и под маской
коммунистического двоемыслия. Теперь же, когда мы уверенно ступаем по
дороге в никуда, нас продолжают усердно потчевать вязью слов, в которых
истины ни на грош. События видятся лишь в сегодняшнем контексте, после
нас хоть потоп. А при таких взглядах он не заставит ждать. Иван Зорин |
