$IMAGE1-right$ Газета «Наш Мир»

    Очень часто встречаются сообщения, свидетельствующие о беспокойстве за судьбу русского языка, за его чистоту и неизменность. Думается всё же, что борьба эта – мимо цели по многим причинам.

     "Священность и неприкосновенность" русского литературного языка – сомнительна хотя бы потому, что это только часть русскоязычного наследия, которое не ограничивается сугубо литературным наречием, как известно, характерным для московского говора.

     Постоянное обращение внимание на речевые недостатки приводит к отчуждению. Сложно украинским или молдавским авторам во всём следовать канонам русского языка: не важно, пишите так, чтобы всем было понятно, пусть даже всплакнут над текстами сотрудники Пушкинского Дома.

     Русский язык выполняет сейчас роль гораздо большую, чем просто передача культурной традиции русского народа – это язык межнационального общения почти на всей территории бывшей Российской Империи, а это для нас – очень важно. Ворчанье по поводу каждого "гэканья", "оканья", отсутствующих в тексте запятых и мягких знаков, где им следовало бы оказаться в силу Правил 1956 года (которых большинство и в России-то в глаза не видывал), постоянные упрёки в иноязычном заимствовании, – всё это признаки местечковости, непонимания глобальной роли русского языка в мире.

     Понятие "культуры языка" – очень относительно. Принято у нас иронически выражаться по поводу оканья и нелитературного произношения: "деревня", дескать, неграмотные. А между тем именно эта самая "деревня" – и есть носитель настоящей, древней культуры. Вот недавно довелось мне быть в Псково-Печерском монастыре. Привратник там всё "якал": "Двянадцать часов". Достаточно воспроизвести этот текст в дореволюционной орфографии, чтобы увидеть, что на месте "яканья" стоит "ять", а если мы ещё вспомним словам Ломоносова о различии в произношении "яти" и "есть", то будет понятно, что перед нами – не просто коверканье русского языка, а остатки старинного правильного русского произношения. Украинское "гэканье" – тоже древнейшая форма русского произношения, которая в московском говоре приблизилась к "к", а в петербургском и вовсе стало просто "г". Недавно, кстати, на форуме Русской линии можно было наблюдать, как среди всех мыслимых и немыслимых "огрехов" нынешнего Патриарха Кирилла один ретивый читатель обнаружил своим тонким слухом, вероятно, важнейший: неверное произношение "г" без звонкости и придыхания, а твёрдо.

     Нелишним будет вспомнить и об истории христианства. Евангелие распространилось по всей территории Римской империи и окрестным государствам не на высоколитературном древнееврейском или древнегреческом. Напротив, все Евангелия были написаны на обиходном, простом и общеупотребительном диалекте греческого языка "койне", на котором говорили и греки, и не-греки. Если бы евангелисты пошли другим путём и писали бы свои тексты на древнееврейском, как полагалось (и полагается ныне) у иудеев, наверное, и судьба Евангелий была бы такой же, как у масоретских списков Торы, самые ранние из которых датируются 8-м веком по Рождестве Христовом. "Койне" был чем-то вроде нынешнего английского языка, благодаря ему удавалось связывать воедино огромные пространства, разделённые Средиземным морем, хотя, конечно, он далёк по совершенству от классического древнегреческого языка Гомера и Эсхила. Англичане сумели заставить весь мир говорить на их неудобном, убогом, корявом и бедном языке, в котором множество неправильных глаголов и всякой бессмыслицы, – и не погибли от этого, не утратили свой язык.

     Представляется, что русскому языку ещё предстоит пройти какие-то этапы развития, вобрать в себя массу инородных элементов (в первую очередь иноязычных слов), и перейти на другой уровень. Ничего страшного в этом нет, нужно руководить этим процессом, направлять его в правильное русло, которое – не в бесконечной борьбе за "орфографию" и "орфоэпию", а в понятности языка его носителям, – как существующим, так и потенциальным. Подход с такой точки зрения позволит сделать русский язык действительно имперским языком, который сделает ненужными местные языки и будет лучшим средством для проведения русской политики за рубежом.

     Для этого надо действовать совсем в другом направлении. Не проводить бессмысленные семинары по поводу изучения русского мата и обсуждения проблем сохранения русского языка, а активно формировать будущий русский язык: искать общее с другими языками, в первую очередь, – с белорусским, украинским, молдавским, объединять их там, где они могут быть объединены, смело заимствовать из них там, где можно позаимствовать, следить за тенденциями заимствований в этих языках и в ответ на них – либо предлагать свои варианты, либо заимствовать самим.

     Нашему государству нужна агрессивная языковая политика, но обратная той, которая проводится во враждебных нам странах. В Эстонии пытаются уничтожить русский язык, борются за чистоту эстонского – попробуем создать русский язык с эстонскими включениями. Английский точно не вберёт в себя эстонские слова, а наш язык к этому вполне приспособлен.

     Необходимо устранение барьеров на экзаменах для абитуриентов по русскому языку. Для многих это предложение покажется чудовищным, но не чудовищно ли требовать от человека, обучавшегося в Эстонии на эстонском языке, абсолютного знания русского языка? А каково абитуриентам из Казахстана, Узбекистана, Киргизии?

     В своё время русский язык заимствовал неисчислимое множество иноязычных слов, которые нынче кажутся исконно русскими (деньги, казна, корабль и пр.) Обеднел ли наш язык от этого? Думается, только обогатился.

     Итак, неважно, как и откуда заимствуем мы слова, важно, чтобы мы друг друга понимали и дорожили в первую очередь пониманием, а не сухой мнимой "чистотой" слога. Если "чистота" слога оказывается причиной упрёка наших братьев – смело отбросим её в сторону. В конце концов, язык – это всего лишь средство общения. Наш язык – удобное, доступное и понятное средство общения, и нам есть что предложить другим народам, включив их тем самым в единое русское пространство культуры и мысли.