Газета «Наш Мир»

В воскресенье, 15 февраля, в Венесуэле прошел референдум по поводу внесения поправок в конституцию этого государства. Поправки должны снять ограничения на перевыборы президента. То есть чтобы президента можно было избирать неограниченное количество раз. На этих поправках настаивает действующий президент Уго Чавес. Уже один раз он проиграл такой референдум, но не смирился с этим. В тот раз он проиграл со счетом 49:51. В этот раз выиграл со счетом 54:46. Таким образом, он получил возможность выдвинуть свою кандидатуру в 2012 году в третий раз и, в случае успеха, править до 2019 года (поскольку в Венесуэле президентский срок семь лет).

В связи с этим я от себя лично заявляю следующее.

Я признаю суверенное право венесуэльского народа переделывать свою конституцию. Но я ни капельки не уважаю выбор, сделанный большей половиной избирателей этой страны. Я убежден, что это плохо, неправильно, бесперспективно для страны и опасно для региона и всего мира. Любая чрезмерно продленная власть превращается в диктатуру.

Я выражаю глубокое сочувствие и свою личную моральную поддержку меньшей половине венесуэльских избирателей, тем людям, для которых демократические принципы важнее эффектных политических жестов. Я убежден, что рано или поздно демократическая законность в Венесуэле возобладает.

Я призываю руководство России, постоянно демонстрирующее приверженность демократическому принципу сменяемости власти, осудить попытки президента Венесуэлы продлить свои полномочия сверх обычных и более чем достаточных двух сроков. Я призываю сделать подобные заявления также и руководителей других демократических государств.

Поэтому я объявляю личный бойкот Республике Венесуэла — до тех пор, пока ее руководство не вернется к нормальной демократической процедуре. Я обещаю не покупать венесуэльских продуктов, буде такие появятся на российском внутреннем рынке; не посещать эту страну; не участвовать ни в каких мероприятиях с участием венесуэльских государственных чиновников.

Пожалуй, всё.

Хотя нет. Нужно сказать еще несколько слов.

Если объяснить мою позицию по-бытовому, то вот она: я признаю право своего беспокойного соседа на неприкосновенность его жилища; я признаю его право шумно скандалить с домашними и включать громкую музыку до одиннадцати вечера; увы, таков закон. Но я ничуть не уважаю его за то, что он гремит и скандалит. За что тут уважать?

Ничего хорошего в укреплении и продлении власти одного человека я не вижу. Весь опыт моей страны говорит об обратном. Даже если в простодушных фантазиях предположить, что и царь-государь, и большевики-пауки хотели для России только хорошего, всё равно придется признать печальный факт. Вернее, даже цепь фактов. Упорное цепляние последних Романовых за свое устарелое «самодержавство» привело к октябрьской катастрофе. Большевики, пришедшие к власти на волне демократических устремлений общества, решили на всякий случай покрепче гарантировать свою власть и разогнали Учредительное собрание. Это аукнулось кошмаром 20—50-х годов. И впоследствии, в травоядные 60—80-е годы, правящая КПСС имела полную партийно-уставную и конституционную возможность менять генсека (предверхсовета, предсовмина) раз в четыре года. Возможно, это придало бы режиму некую упругость и верткость, некоторую, что ли, приспособляемость к переменам окружающей среды. Однако советские вожди предпочитали выезжать из Кремля на катафалке; чем дело кончилось, мы помним. А ведь секретарь ЦК Суслов говорил писателю Гроссману, что его роман, быть может, напечатают лет через двести-триста, — верил, стало быть, в вечность советской власти. Полезно также вспомнить, что «тысячелетний рейх» просуществовал 12 лет (всего 12! Меньше, чем от путча 1991-го до нынешнего кризиса!), причем последние три — в военной агонии. Вечные режимы кончаются очень быстро — и чаще всего позорно.

Впрочем, на сегодняшний день речь идет только о результатах референдума. Возможно, президенту Чавесу будет достаточно получить демонстрацию поддержки большинства. Возможно, он не будет инициировать внесение поправок в конституцию. Возможно, политический реализм всё же возобладает, поскольку речь может пойти о расколе нации и ее политического класса с понятными последствиями (все-таки 46% ярых противников — это серьезно). Но сделать такую оговорку заставляет простая вежливость. Скорее всего, поправки будут внесены. В пользу такого предположения говорит упорство, с которым Уго Чавес проталкивал эти поправки, яростно бился за право стать президентом еще на семь лет. Спросить бы — зачем? Почему этому главному радетелю народоправства так жгуче необходимо упрочивать и увековечивать свою личную власть? У меня нет ответа на этот вопрос. Возможно, ответ лежит в плоскости психологии. Может быть, в какой-то иной плоскости, не знаю. Но в любом случае на фоне этого происшествия все заверения Уго Чавеса о его преданности народному делу выглядят неубедительно.

А может быть, вся эта затея с референдумом — немножечко имиджевая? Чтобы поддержать облик этакого enfant terrible, сокрушителя норм и глотателя шпаг? Политическое амплуа Чавеса можно охарактеризовать как эксцентрический антиамериканизм — удивительно, как легко и охотно мировая пресса заглотнула эту наживку.

Грустно, кстати, было читать заголовки сообщений российских СМИ о венесуэльском референдуме. «Уго Чавес получил право на пожизненное президентство», «Уго Чавес вечен», «Уго Чавес навсегда», «Пожизненное правление Уго Чавеса», «Чавес пошел на второй пожизненный срок» и т.п. Хотя пока речь идет лишь о позволении баллотироваться неограниченное количество раз. В принципе не исключено, что у Чавеса к 2012 году появится сильный оппонент. Во всяком разе у этого будущего оппонента уже есть 46% голосов. Надо бы написать «Чавес хочет (стремится, старается) стать пожизненным президентом». Не надо звать беду.

Ибо, выдавая нечто еще не случившееся за свершившийся факт, ты сам способствуешь его свершению. Если ты пишешь, что Чавес навсегда, значит ты этого хочешь.

Ибо тот, кто фаталистически пишет о третьем сроке для Чавеса, уже проголосовал за него в сердце своем.

Увы, это по-человечески понятно. Сначала наших публицистов и аналитиков разочаровал Ельцин. Страшно вспомнить, что они писали. Будто бы для Ельцина расстаться с властью — всё равно что для нас, простых смертных, лишиться воздуха. Вот зажмите себе рот и нос, и поймете, что ощущает Борис Николаевич при мысли об уходе с поста. А один автор, вчитавшись в конституцию, увидел, что там нет одного очень важного ограничения. Оказывается, там не написано, что президентом должен быть живой человек! То есть умрет, а из президентов не уйдет. Однако ушел. Потом ужасно огорчил Путин. Не стал менять законы, не стал устраивать трехмесячный перерыв, чтоб получилось «не подряд». Формально соблюл конституцию. Даже обидно.

Одна надежда — Чавес не подведет. Хочется диктатора! Пусть хоть заморского.

Поэтому, при всем своем уважении к славному прошлому Венесуэлы, при всем признании суверенных прав ее народа, при всей симпатии к оппозиционным 46%, я вынужден ввести санкции.