$IMAGE1-right$ Газета «Наш
Мир» В российском контексте инициативы "Декалог – XXI" заповедь "Не
лжесвидетельствуй" понимается как барьер в дискредитации традиционных
духовно-нравственных ценностей со стороны СМИ, организаций и отдельных
лиц. Одним из наиболее болезненных видов подобной дискредитации
является распространение нецензурной брани в сферах информации в
колоссальных, невиданных доселе количествах. Подобную деятельность
нельзя оправдывать "свободой слова", потому что, как я постараюсь
показать, такая свобода равнозначна свободе насилия. 9-я заповедь на
практике связана с предшествующими ей 6-й, 7-й и 8-й: "Не убий", "Не
прелюбодействуй", "Не укради".
Матерщина появилась в печати в президентство Бориса Ельцина. Её
вторжение происходило тогда по всем направлениям: в литературе,
публицистике, периодике, СМИ, аудио – и видеозаписях... Однако сейчас
наступает качественно новый этап. Присутствие непечатной лексики (не
говоря о грубой брани, связанной с испражнениями и т.п.) в сфере
письменности и СМИ, перестало восприниматься как нечто аморальное,
перейдя в привычку, общий фон, норму. Литераторы, журналисты,
телеведущие молодёжных (!) программ, звёзды всех размеров соревнуются
друг с другом в выражениях, которые ещё 15 лет назад были жёстко
табуированы в публичной сфере.
Кто и когда из занимавших ответственные посты в министерствах и
комитетах, на телевидении, радиовещании, открывал шлюзы для этого
потока грязи должно быть выяснено, хотя бы из чистого любопытства.
Несомненно, данные радетели за "свободу слова" оказали убийственное
влияние на формирование отечественной речи и письменности на несколько
поколений вперёд.
Перед всеми, кому дороги духовно-нравственные ценности, стоит
нелёгкая задача: определить свою позицию в создавшейся новой ситуации.
Впервые за всю историю русской словесности фактически сняты цензурные
запреты на мат. Сегодня из выступающих в публичной сфере не матерится
лишь тот, кому не позволяют делать этого его нравственные или
религиозные убеждения, либо тот, кто не вполне уверен, что это сойдёт
ему с рук при продвижении по карьерной лестнице. Если же обратиться к
сфере приватной, то там падение тотальное. Широкое распространение
электронных видов связи, предполагающих оперативное деловое и бытовое
письмо (e-mail, sms, icq и т.д.), облегчает привычку каждодневно писать
матерщину у тех граждан, у кого отсутствуют соответствующие моральные
принципы. Эта уникальная, катастрофическая ситуация.
Могут спросить: а что, разве матерщина отсутствовала в нашей
культуре раньше? Разумеется, нет. Можно даже сказать больше: матерщина,
нецензурная брань были частью простонародной культуры. Но культуры
устной. Существовал жанр срамных частушек, особенно популярный у
малоимущей и необразованной прослойки крестьянства. Употребление
нецензурщины в такого рода частушках было даже "нормой" в определённых
ситуациях (например, на пьяной гулянке), однако оно не перекидывалось
на письменность. Я не беру здесь порнографическую поэзию типа Баркова –
непечатную буквально, а не номинально, как сегодня, когда Баркова
издают с академическим комментарием.
Не секрет, что в народной среде любители срамословия попросту не
умели писать или писали еле-еле. Грамотные же крестьяне избегали устной
матерщины (не говоря об изложении её на письме). Уровень грамотности
был неразрывно связан с восприятием слова через призму священных
текстов и церковных песнопений.
Невозможно представить, чтобы матерные слова писались
церковнославянским уставным письмом, которым переписывали Евангелие и
молитвы. Мат могли употреблять лишь в берестяных грамотах, т.к. это
было упрощенное, бытовое письмо, во многом графически иное, чем буквы,
употреблявшиеся при переписывании священных текстов. Случаи такие,
между прочим, крайне редки: из примерно 1000 известных нам берестяных
грамот, обсценную лексику (матерщину) содержат только четыре.
Если же говорить о российских мусульманах и иудеях, то для них
рукописное слово было ещё теснее связано с религиозными ценностями,
ведь знание священных языков Корана или Танаха было для них ещё более
трудозатратным и ещё менее доступным, чем знание церковнославянского
для православных. Использование полученные в медресе и хедерах знания
для записи ругательств было бы расценено как помешательство или
одержимость демоном.
Если религиозные институты прямо осуждали матерщину в любом виде,
расценивая как грех сквернословия, то традиционная этническая культура,
хотя и ограничивала матерщину устной сферой, всё-таки допускала её
существование в своих недрах. Объяснение этому следует искать в
психологии человеческой агрессии. Традиционная этническая культура в
отличие от религиозной в чистом виде, предельно прагматична, хотя
религиозные заповеди и играют для неё основополагающую роль. Так, чтобы
дать отдушину подсознательной (а иногда и вполне осознаваемой)
скапливающейся агрессии, традиционная мораль позволяет произнесение
матерных слов в определённых эмоциональных ситуациях. Чтобы
предотвратить совершение человеком грубого насилия лучше на короткий
миг пожертвовать чистотой речи. В этот момент срабатывал механизм
взгляда на себя, на ситуацию со стороны, отстранение от греховных,
осуждаемых действий. Открывался путь к успокоению и последующему
самоукорению за допущенное нарушение речевой нормы. В других случаях
(например, на свадьбе) пропевание срамных частушек являлось наследием
архаических верований, причём подобный обычай практиковался не всегда,
не везде и часто игнорировался благочестивыми семьями, либо сурово
регламентировался.
Конечно, механизм употребления обсценной лексики давал положительный
результат только при условии табуирования матерщины. При этом, в
определённых (даже малограмотных) слоях, матерщина сурово осуждалась,
поскольку в ней усматривали хулу на священных лиц (в частности, на
Богоматерь). Для ряда слоёв населения употребление матерных слов
расценивалось как сугубый грех и строго наказывалось:
несовершеннолетние, монашество, священство.
Когда табу на мат снято и "всё дозволено", "аварийные" механизмы
традиции не срабатывают. Происходит даже нечто обратное.
Перенасыщенность повседневной лексики матерщиной не предотвращает
насилие и агрессию, а, напротив, подталкивает к ним. Тот, кому знакомы
правила поведения в криминальной среде, знает, что актам агрессии и
насилия всегда предшествует там словесный "зачин", который плавно
переходит в действие.
Сейчас необходимо осознать, что вопрос о сквернословии
непосредственно связан с психологией агрессии. Если ещё недавно
попустительство матерщине казалось кое-кому удобной отдушиной,
"выхлопом" для социального недовольства масс в условиях экономического
стресса, то теперь мы уже имеем дело с качественно иной средой и
качественно иной ситуацией. Дальнейшая пассивность по отношению к
матерщине и похабщине поведёт не к амортизации насилия, а к его росту.
Этот вопрос тесно связан с безопасностью и здоровьем нации. Здесь
необходимы жёсткие и нелицеприятные меры: матерщинники должны быть
отторгнуты сферой СМИ и культуры, а бытовое сквернословие, наконец,
загнано в административные и уголовные рамки. |