Газета "Наш Мир" Газета «Наш
Мир»
В российском контексте инициативы "Декалог –
XXI" заповедь "Не лжесвидетельствуй" понимается как барьер в
дискредитации традиционных духовно-нравственных ценностей со стороны
СМИ, организаций и отдельных лиц. Одним из наиболее болезненных видов
подобной дискредитации является распространение нецензурной брани в
сферах информации в колоссальных, невиданных доселе количествах.
Подобную деятельность нельзя оправдывать "свободой слова", потому что,
как я постараюсь показать, такая свобода равнозначна свободе насилия.
9-я заповедь на практике связана с предшествующими ей 6-й, 7-й и 8-й:
"Не убий", "Не прелюбодействуй", "Не укради".
Матерщина
появилась в печати в президентство Бориса Ельцина. Её вторжение
происходило тогда по всем направлениям: в литературе, публицистике,
периодике, СМИ, аудио- и видеозаписях… Однако сейчас наступает
качественно новый этап. Присутствие непечатной лексики (не говоря о
грубой брани, связанной с испражнениями и т.п.) в сфере письменности и
СМИ, перестало восприниматься как нечто аморальное, перейдя в привычку,
общий фон, норму. Литераторы, журналисты, телеведущие молодёжных (!)
программ, звёзды всех размеров соревнуются друг с другом в выражениях,
которые ещё 15 лет назад были жёстко табуированы в публичной сфере.
Кто
и когда из занимавших ответственные посты в министерствах и комитетах,
на телевидении, радиовещании, открывал шлюзы для этого потока грязи
должно быть выяснено, хотя бы из чистого любопытства. Несомненно,
данные радетели за "свободу слова" оказали убийственное влияние на
формирование отечественной речи и письменности на несколько поколений
вперёд.
Перед всеми, кому дороги духовно-нравственные ценности,
стоит нелёгкая задача: определить свою позицию в создавшейся новой
ситуации. Впервые за всю историю русской словесности фактически сняты
цензурные запреты на мат. Сегодня из выступающих в публичной сфере не
матерится лишь тот, кому не позволяют делать этого его нравственные или
религиозные убеждения, либо тот, кто не вполне уверен, что это сойдёт
ему с рук при продвижении по карьерной лестнице. Если же обратиться к
сфере приватной, то там падение тотальное. Широкое распространение
электронных видов связи, предполагающих оперативное деловое и бытовое
письмо (e-mail, sms, icq и т.д.), облегчает привычку каждодневно писать
матерщину у тех граждан, у кого отсутствуют соответствующие моральные
принципы. Эта уникальная, катастрофическая ситуация.
Могут
спросить: а что, разве матерщина отсутствовала в нашей культуре раньше?
Разумеется, нет. Можно даже сказать больше: матерщина, нецензурная
брань были частью простонародной культуры. Но культуры устной.
Существовал жанр срамных частушек, особенно популярный у малоимущей и
необразованной прослойки крестьянства. Употребление нецензурщины в
такого рода частушках было даже "нормой" в определённых ситуациях
(например, на пьяной гулянке), однако оно не перекидывалось на
письменность. Я не беру здесь порнографическую поэзию типа Баркова –
непечатную буквально, а не номинально, как сегодня, когда Баркова
издают с академическим комментарием.
Не секрет, что в народной
среде любители срамословия попросту не умели писать или писали еле-еле.
Грамотные же крестьяне избегали устной матерщины (не говоря об
изложении её на письме). Уровень грамотности был неразрывно связан с
восприятием слова через призму священных текстов и церковных песнопений.
Невозможно
представить, чтобы матерные слова писались церковнославянским уставным
письмом, которым переписывали Евангелие и молитвы. Мат могли
употреблять лишь в берестяных грамотах, т.к. это было упрощенное,
бытовое письмо, во многом графически иное, чем буквы, употреблявшиеся
при переписывании священных текстов. Случаи такие, между прочим, крайне
редки: из примерно 1000 известных нам берестяных грамот, обсценную
лексику (матерщину) содержат только четыре.
Если же говорить о
российских мусульманах и иудеях, то для них рукописное слово было ещё
теснее связано с религиозными ценностями, ведь знание священных языков
Корана или Танаха было для них ещё более трудозатратным и ещё менее
доступным, чем знание церковнославянского для православных.
Использование полученные в медресе и хедерах знания для записи
ругательств было бы расценено как помешательство или одержимость
демоном.
Если религиозные институты прямо осуждали матерщину в
любом виде, расценивая как грех сквернословия, то традиционная
этническая культура, хотя и ограничивала матерщину устной сферой,
всё-таки допускала её существование в своих недрах. Объяснение этому
следует искать в психологии человеческой агрессии. Традиционная
этническая культура в отличие от религиозной в чистом виде, предельно
прагматична, хотя религиозные заповеди и играют для неё
основополагающую роль. Так, чтобы дать отдушину подсознательной (а
иногда и вполне осознаваемой) скапливающейся агрессии, традиционная
мораль позволяет произнесение матерных слов в определённых
эмоциональных ситуациях. Чтобы предотвратить совершение человеком
грубого насилия лучше на короткий миг пожертвовать чистотой речи. В
этот момент срабатывал механизм взгляда на себя, на ситуацию со
стороны, отстранение от греховных, осуждаемых действий. Открывался путь
к успокоению и последующему самоукорению за допущенное нарушение
речевой нормы. В других случаях (например, на свадьбе) пропевание
срамных частушек являлось наследием архаических верований, причём
подобный обычай практиковался не всегда, не везде и часто игнорировался
благочестивыми семьями, либо сурово регламентировался.
Конечно,
механизм употребления обсценной лексики давал положительный результат
только при условии табуирования матерщины. При этом, в определённых
(даже малограмотных) слоях, матерщина сурово осуждалась, поскольку в
ней усматривали хулу на священных лиц (в частности, на Богоматерь). Для
ряда слоёв населения употребление матерных слов расценивалось как
сугубый грех и строго наказывалось: несовершеннолетние, монашество,
священство.
Когда табу на мат снято и "всё дозволено",
"аварийные" механизмы традиции не срабатывают. Происходит даже нечто
обратное. Перенасыщенность повседневной лексики матерщиной не
предотвращает насилие и агрессию, а, напротив, подталкивает к ним. Тот,
кому знакомы правила поведения в криминальной среде, знает, что актам
агрессии и насилия всегда предшествует там словесный "зачин", который
плавно переходит в действие.
Сейчас необходимо осознать, что
вопрос о сквернословии непосредственно связан с психологией агрессии.
Если ещё недавно попустительство матерщине казалось кое-кому удобной
отдушиной, "выхлопом" для социального недовольства масс в условиях
экономического стресса, то теперь мы уже имеем дело с качественно иной
средой и качественно иной ситуацией. Дальнейшая пассивность по
отношению к матерщине и похабщине поведёт не к амортизации насилия, а к
его росту.
Этот вопрос тесно связан с безопасностью и здоровьем
нации. Здесь необходимы жёсткие и нелицеприятные меры: матерщинники
должны быть отторгнуты сферой СМИ и культуры, а бытовое сквернословие,
наконец, загнано в административные и уголовные рамки.
|
