Авторы первых библейских переводов исходили из представления о языке, как о проявлении образа Божия в человеке, дающем ему возможность оперировать идеями, и о слове, как посреднике между Богом и человеком. Такое понимание было свойственно не только иудео-христианскому мышлению. В первую очередь, это учение шумеров о ме – божественных идеях, имеющих словесное воплощение[1], которые можно соотнести не только с "идеями" Платона – сверхчувственными причинами и образцами всех вещей, но и с христианским учением о "семенных логосах" (oi logoi spermatikoi). С первыми главами книги Бытия вполне может быть сравнен первый свод китайской иероглифики "Эръя", группировка тем которого представляет вполне библейскую картину происхождения Вселенной от абстрактного слова к человеку[2].

На представлении об иконичности слова, то есть убеждении в том, что между ним, как образом вещи и самой вещью существует связь, основывалась первая из известных теорий библейского перевода, именуемая теорией формального соответствия. Согласно этой теории, ПТ может быть абсолютно тождествен ИТ в том лишь случае, когда переводчик сможет в ПЯ найти верный иконический знак. Каждое слово при этом должно быть отражено последовательно и без изъятий, иначе будет искажена сама реальность[3]. Так как перевод делался чаще всего через язык – посредник, греческий или латинский, то благодаря пословности перевода многослойная структура текста не мешала видеть ИТ.

Теория формального соответствия в качестве еще одной из своих предпосылок имела понимание поврежденности человеческой природы. В своем нынешнем искаженном состоянии человек не всегда способен понять, а тем более передать человеческой речью "неизреченные глаголы Божии" которые были доступны прародителям до грехопадения, а также те, что в виде Откровения давались боговдохновенным авторам книг Библии – пророкам и апостолам. Именно у церковных авторов III – IX вв. мы впервые находим уяснение четкой грани между языком, даром Божиим, и разнообразной, часто примитивной речью, как реализацией падшим человечеством этого дара.

Дословные переводы потому и считались единственно допустимыми, поскольку могли передать изначальный смысл Откровения с минимальным искажением: такой перевод мог сохранить и передать смысл, не совсем ясный не только переводчику, но и самому автору, фиксировавшему мысли чистого, божественного языка при помощи несовершенной человеческой речи.

Смена культурно – цивилизационной парадигмы, сотрясшая в XIV – XVII вв. христианский мир, породила т.н. Новое время, или как его сейчас часто называют "проект модерн", основанный на Возрождении, Просвещении и Реформации. Родоначальники последней, М. Лютер, Ж. Кальвин и филолог-переводчик Ф. Меланхтон вполне могут считаться авторами новой теории библейского перевода – теории нормативно-содержательного соответствия. Эта теория предполагала максимально полную передачу содержания ИТ средствами живой речи при соблюдении норм ПЯ. Именно эта теория легла в основу большинства переводов Нового времени, включая СП[4].

Конец Нового времени ознаменовался крушением не только "проекта модерн" и его составляющих, но и порожденных ими явлений и дискурсов. На переломе эпох стало понятно, что каждый народ по-своему видит мир, по-своему называет его фрагменты. Более того, по мысли В. фон Гумбольдта люди с помощью языка создают свой особый, субъективный мир, отличный от объективного, окружающего их[5]. В результате носители разных языков создают не только разные культуры и цивилизации, но и различные картины мира[6].

Исходя из этого понимания, а также из многовекового опыта перевода Библии на языки совершенно различных народов, библеисты середины XX века сделали вывод, что при прежних методах перевода невозможна ни полная передача информации, ни даже полноценное воспроизведение текста. "Между нами и людьми Библии... разница такова, что требуется не просто перевод слов (translation), но перевод культуры (transculturation)"[7].

Ответом на озвученную проблему стала сформулированная библеистом и переводчиком Ю. Найдой теория функциональной эквивалентности, полагающая целью перевода достижение сходных лингвистических реакций реципиентов ИТ И ПТ. Представители Энн-Арборской лингвистической школы, к которой принадлежал и Ю. Найда, исходили из теоретических представлений Э. Сепира, полагавшего, что язык не только обуславливает способ мышления говорящего на нем народа, но и формирует способ познания им реального мира. Из этого Э. Сепир делал вывод, что ИЯ всегда подразумевает массу веще, которые в ПТ не будут подразумеваться вовсе, если их особо не оговорить[8]. Для достижения чаемой функциональной эквивалентности Ю. Найда и его коллеги прибегали во первых к герменевтическому прочтению ИТ, а во-вторых, к лингвистическому анализу фактов культуры носителей ИЯ и ПЯ – социальных, этических и т. п.[9]

Ю. Найдой и его коллегами по Американскому Библейскому Обществу также была предложена классификация библейских переводов по их функциональному предназначению. Как писал Ю. Найда, "проблемы перевода всегда кроются в конфликте между формальным соответствием и функциональной эквивалентностью"[10]. Адекватность перевода при таком подходе оценивается в зависимости от степени достижения его цели, которая различна для разной аудитории. В связи с этим все ныне существующие переводы Библии могут быть разделены на четыре группы, согласно их назначению: богослужебные, учебные, миссионерские и перифразы.

Каждый из этих типов перевода определяет переводческую стратегию и средства для ее осуществления, как лексические, так и грамматические.

Первый из видов библейских переводов, богослужебный, принадлежит обычно к переводам буквальным, последовательно воспроизводящим характерные признаки ИТ, и не учитывающим грамматические правила ПЯ[11]. Тексты подобного рода обращены к подготовленным слушателям, получающим имплицитную информацию, не передаваемую буквальным переводом, в ходе богослужения и проповеди, раскрывающих смысл библейского повествования. Еще одной особенностью богослужебного текста, необходимой для его функциональной эквивалентности является сознательное неупотребление двусмысленных слов и выражений[12].

Большинство библейских переводов второго типа – учебных, обычно принадлежат к переводам умеренно-буквальным, допускающим отступление от буквы ИТ в тех случаях, когда буквальный перевод либо вовсе непонятен носителям ПЯ, либо искажает смысл ИТ[13]. Учебные переводы предназначены для подготовленных реципиентов, обладающих определенными богословскими, языковыми и историческими познаниями. В силу этого обстоятельства учебные переводы Библии значительную часть информации оставляют имплицитной, делая ее эксплицитной только в том случае, когда неясность смысла затемняет главную мысль текста[14].

Третий, миссионерский, вид переводов Библии, чаще всего называют переводом идиоматическим, при котором переводчик стремится донести до носителей ПЯ смысл ИТ, используя грамматические и лексические формы ПЯ. Особенностью миссионерских переводов является попытка сделать эксплицитным слишком многое, так что каждый стих становится скорее толкованием, а не переводом[15].

Последний из видов переводов Библии – перифраз, является пересказом, имеющим целью текст понятным и живым. Перифразы часто искажают смысл ИТ, т.к. сообщают информацию, в нем не содержавшуюся, но являющуюся скорее всего отражением богословских взглядов переводчика.