На своем первом саммите лидеры стран БРИК и не могли ни о чем договориться. Успех его – в том, что он вообще состоялся. Общих ценностей и интересов у них мало. Зато общая задача – еще раз показать зубы уже и так обеспокоенным «старшим товарищам» из стран доллара, евро и фунта.

Этот саммит, вообще говоря, придумал инвестиционный банкир. Аббревиатуру «БРИК» восемь лет назад запустил главный экономист Goldman Sachs Джим О’Нил. Этим словом, созвучным с английским «кирпич» (страны в нем были расставлены не по своему потенциалу, а чтобы звучнее было), он обозначил государства, которые должны были сыграть ключевую роль в глобальной экономике в последующие 50 лет.

Предсказание, заметим, сбывается: в 1999 г. на страны БРИК приходилось 7,4% мирового ВВП, а сейчас – уже почти 15,5%. И до последнего времени они держались в лидерах и по темпам роста, а Китай и Индия держатся в лидерах и сейчас.

Этим общность стран БРИК исчерпывается. Исчерпывается настолько, что непонятно, как их и называть. Что не блоком, ясно. Но даже и группой язык не поворачивается.

В отличие, скажем, от «большой семерки». Вот смотрите: страны БРИК мало торгуют друг с другом. Структура экономики не просто разная, а едва ли не противоположная: если в Китае на обрабатывающую промышленность приходится больше 90% экспорта, в Индии – почти 65%, то в Бразилии – 47%, а в России – 19%. При этом в Бразилии 30% экспорта – сельхозпродукты , а 20% – топливо и продукты горной добычи. В России топливо, металлы и уголь составляют больше 70% экспорта.

Отсюда следует и разница интересов: дорогая нефть и сырье – это манна небесная для России, неплохое подспорье для Бразилии (только при дорогой нефти бразильское биотопливо приобретает экономический смысл) и большая проблема для энергозависимых Китая и Индии. Примерно то же самое с сельхозпродуктами: рост цен – благо для Бразилии и наказание для Китая и Индии.

«Семерку» сплачивают общие ценности или хотя бы декларации о них. БРИК даже не делает вид, что такие ценности ищет. Индия гордо именует себя «самой большой в мире демократией», Китай полагает, что именно благодаря своему «капиталистическому социализму» он добился экономических успехов и избежал индийского бардака и коррупции, а Россия не забывает, что по доходам и уровню образования населения она – самая богатая и просвещенная из стран БРИК. Да и вообще, какие общие ценности – много ли воды утекло со времени индийско-китайских и российско- (хорошо, советско-) китайских вооруженных пограничных стычек?

Общее для этих стран – ощущение похмелья в чужом пиру: мировой дисбаланс был создан не юаневым и не рублевым, а долларовым кредитным пузырем. И столь же общее – нежелание довольствоваться вторыми ролями и после кризиса.

Это классическая ситуация «против кого дружим». И пусть заключительное коммюнике встречи вообще не упоминало доллар. И без коммюнике понятно, что, во-первых, курс американской валюты сильно зависит от поведения БРИК (в дни перед встречей именно комментарии Улюкаева, Кудрина и Дворковича качали доллар туда-сюда), а во-вторых , и в БРИК нет дураков доллар рушить. Рушить доллар – это обесценивать свои же резервы. Но необходимость держать доллар не отменяет стремления стран БРИК расширить сферу влияния собственных валют.

Одна из заявленных целей – увеличить представительство этих стран в МВФ. И дело не только в чиновничьих постах. Дело в том, что эрзац-валюта МВФ (SDR, «специальные права заимствования») на самом деле является корзиной все тех же основных резервных валют мира – доллара, евро, фунта. Увеличивая свое присутствие в МВФ, «четверка» может надеяться на участие – когда-нибудь – в этой корзине юаня, рупии, реала и рубля.

Конечно же, встреча в Екатеринбурге не принесла никаких прорывных договоренностей. А что, вы помните много встреч G8, которые бы завершились чем-то, кроме деклараций? Успех Екатеринбурга – в том, что «новая четверка» (члены которой никогда не были союзниками) вообще собралась вместе. Из чисто тактических соображений. Но тактические союзы по неприкрытому расчету нередко бывают эффективны.