«Человек — это политическое животное» — пишет Аристотель[1]. Такое определение, впрочем, лишено всякой специфичности: только ли человек — политическое животное? Диоген в этом месте наверно принёс бы нам муравья[2]: Смотрите же, как он страдает в своём одиночестве! Он тоже «безотчётно стремится к совместному жительству.»...[3]

Формулы решения данного вопроса до сих пор страдали политической предвзятостью и односторонностью. Расовые теории, начиная с первопроходцев расологиии, Жозефа Гобино, Густава Клемма и отечественного Степана Ешевского, не содержат критики понятия «человечество». Главное произведение Клемма так и называется: «Общая культурная история человечества», а у Гобино — это труд «Опыт неравенства человеческих рас». Но существует ли предмет? Что такое «человечество»? К сожалению, современные мыслители не достигли эллинской изощрённости ума, чтобы задаться этим вопросом безо всякого предубеждения.

Как принято считать в современной философской историографии, первая волна греческой философии, ионическая, ставила в центр своих интересов проблемы окружающего человека мира, являясь космоцентрической. Начиная с Сократа, с его формулы «познай самого себя», начинается разворот мысли к антропоцентризму. Философия европейского средневековья и Византии — теоцентрическая, однако, начиная с Возрождения европейская философия вновь повернулась «лицом к человеку», когда показалось, что это понятие имеет право не существование.

Но в начале ХХI века распад понятия «человечество» стал неизбежным в свете решительного разворота философской мысли к культуроцентризму. Поначалу, однако, казалось, что если генетики опровергли выводы полигенистов (Мортона, Нотта, Глиддона и других), показав, что всё человечество вышло из экваториальной Африки, вопрос о видовом единстве популяций Homo Sapiens невозможно поставить под сомнение. Но зададимся простым вопросом: можно ли брать сходный генотип в качестве единственного стандарта видовой принадлежности современных разумных индивидов? В этом вопросе мы наблюдаем самый большой беспорядок и отсутствие всякой последовательности.

РАСА ИЛИ КУЛЬТУРА?

Мнения по этому вопросу разделяются самым причудливым образом. На одном полюсе забаррикадировались те, кто считает, что расовое (генетическое) имеет лишь подчинённое значение для человека, а основное — принадлежит социальному, воспитанию, образованию, культуре. Наиболее яростные — полностью отрицают всякое значение генетического, вопреки данным науки, находящей всё новые примеры генетической обусловленности[4]. По иронии судьбы именно они являются самыми непримиримыми адептами «всечеловечности», которая теряет всякую опору, если генетическое ничего или почти ничего не решает. Ведь только на генетическом и можно выстроить теорию о существовании некоего «человеческого вида». Без генетического единства, понимаемого строго реалистически, человечество распадается, как карточный домик.

Другой крайностью является мнение о том, что генетика определяет всё или большую часть в человеке. Из этого самым нелепым и парадоксальным способом делается вывод о том, что различные расы и даже отдельные народы представляют собой реальные единства, исторических успех которых предрешён качеством генотипа. Хорошо изученные и надёжные аргументы, свидетельствующие, что между народами за редчайшим исключением невозможно генетическими методами провести чёткую грань, — на адептов генетической обусловленности не производят никакого действия.

Они отказываются понимать, что их упорство в отстаивании генетической природы «человеческого» объективно работает против их собственных идейных посылок. Ведь, если генотип полностью определяет человека, то он и есть — основа столь нелюбимой ими «всечеловечности», поскольку то генетическое единство, которое теперь объединяют в вид Homo Sapiens, очень однородно. Оно — гораздо более однородно, чем, любой другой из известных видов млекопитающих, включая наиболее близкий к Homo Sapiens шимпанзе.

Теперь уже не осталось никаких сомнений, что ещё каких-нибудь сто пятьдесят тысяч лет назад сапиенсы жили одной компактной группой. Да и теперь расы генетически отличаются друг от друга весьма незначительно: по весьма второстепенным признакам, связанным с приспособлением к различным климатическим условиям и не имеющим отношения к социальной организации. Не следует забывать и о том, что индивидуальное генетическое многообразие внутри отдельной расы выше, чем межрасовые отличия.

Также модная в последнее время ссылка на данные нейрофизиологов, говорящие о врождённых способностях ряда животных (имея в виду индуктивное перенесение данного вывода на вид Homo Sapiens) узнавать своих ближайших родственников по виду или запаху, свидетельствует скорее в пользу единства человечества, чем наоборот. Ведь нейроны, отвечающие за подобные способности, — нейроны видового узнавания — найдены у самых разных групп животных. Детеныш Homo Sapiens с самого детства обладает врождённой способностью узнавать лицо. Однако до формирования культурных предпочтений, нет никакой разницы между успешностью узнавания в отношении разных рас в этом плане. Ведь не возникает никаких проблем с узнаванием родителей и первичной реакцией на появление лица даже в тех случаях, когда приёмные родители воспитывают младенца другой расы.

Другими словами, если основываться исключительно на генетике, появляются основания говорить о реальности «всечеловечества», а значит — об обоснованности антропологического универсализма. Именно генетика предоставляет рождённым в западной Европе и США универсалистским социальным учениям удобный повод утверждать свою применимость в отношении «всего человечества». Однако, это именно то, против чего обычно и протестуют антиуниверсалисты различных направлений: расисты и антиглобалисты. В связи с непониманием места генетики их протесты порою выглядят до смешного противоречивыми.

Так, сторонники различных расовых теорий аргументируют превосходство «нордической расы» её якобы наибольшим вкладом в «человеческую историю» и «мировую цивилизацию», забывая спросить себя, а существуют ли таковые вообще. «Руководящее и направляющее» место «нордической расы» нередко пытаются обосновывать соображениями «гуманизма», «всеобщей справедливости» и «социального порядка», то есть теми же универсалистскими понятиями, основанными на реалистическом восприятии весьма сомнительного мысленного конструкта («человечества»), которыми оперируют и их идейные противники.

Итак, краткий обзор существующих мнений по поводу роли генетического показывает их глубокую неконсистентность (внутреннюю противоречивость) и не оставляет никакой возможности опереться на них для поиска истины. Нам представляется, что причиной подобной ошибки является то, что абсолютно все современные течения, когда речь заходит о «человечестве», увлекаются реалистически заблуждениями, забывая, когда и при каких обстоятельствах термин «человечество» был введён в оборот. Отсюда и явные противоречия между очевидными идеологическими интенциями и понятийным аппаратом, который привлекается для их обоснования.

ПРАГМАТИЧЕСКАЯ НЕИСТИННОСТЬ ЧЕЛОВЕЧЕСТВА

Чтобы не повторять подобных ошибок, сразу определимся с методологией поиска истины. В данном случае мы постараемся идти номиналистическим путём, от частных утверждений к построению общих, при осознании относительности и конструктивности всякого общего понятия.

Критерием истины для нас будет критерий практической ценности. Последний, однако, мы будем понимать вовсе не тем утилитарным способом, который нам предлагают американские философы-прагматики, когда прагматическая ценность суждения ограничивается его полезностью для решения будничных вопросов. Для нас истина — это утверждение, способное помочь разрешению проблем нашего собственного сознания, в том числе — для решения наиболее тонких и высших вопросов бытия и морали. Этот прагматизм — скорее сократовский, в котором поиски высшего блага и истины совпадают, чем прагматизм Джеймса, Пирса и Дьюи.

«Все действия, направленные на то, чтобы жить беспечально и приятно, разве не прекрасны? А осуществление прекрасного разве не благо и польза? Быть ниже самого себе — ни что иное, как невежество, а быть выше самого себя — не что иное, как мудрость. У всех действий цель одна — благо, и всё прочее должно делаться ради блага, но не благо ради чего-то иного.» — говорит Сократ[5]. Другими словами, здесь Сократ ставит успех поиска истины (мудрость) в зависимость от достижения блага. Истина ради блага, но не благо ради истины…

Впрочем, в отличие от Сократа, увидевшим в истине лишь благо, мы помним, что, решая одни проблемы, неизбежно создаём новые. Разрешая трудный вопрос, мы порою порождаем ещё более трудные вопросы. Поэтому, идя к истине таким вот образом, мы должны оставаться с открытыми глазами. Наш выбор должен быть осознанным: стоит ли оставаться с прежними трудностями или, разрешив их, столкнуться с новыми. Свободный выбор — это всегда шаг в неизвестность, и путь к истине не лишён опасностей. Мы направимся к ней, осознавая две вещи: неизбежность рисков и невозможность оценить эти риски заранее. И всё же другого пути в познании мы не видим.

Итак, истина — это способ наиболее эффективного решения проблем и достижения блага с наименьшими издержками. В таком случае вопрос об обоснованности понятия «человечество» должен звучать, как вопрос о том, насколько этот конструкт нам помогает сориентироваться в мире, и насколько он нам при этом мешает? Рассмотрим же более предметно, какие проблемы способен решить термин «человечество», какие издержки он с собой несёт, и какие преимущества и недостатки имеет полный и решительный отказ от этого понятия.

Как указывал в своих трудах ещё Данилевский, то, что называется «человечеством», крайне неоднородно, и фактически представляет собой отдельные исторически самодостаточные цивилизации. Не вникая в тонкости систем более поздних зарубежных авторов, в той или иной мере принявших на вооружение идеи Данилевского, отметим, что качество анализа, построенного на основных предпосылках цивилизационной теории, нисколько не ухудшится, если мы не будем обращаться к понятию «человечества» вообще.

Что изменится в теории Хантингтона о рождении, взрослении, старении и умирании культур, если вместо термина «человечество» в ней употребить термин «гоминиды», или «разумные антропоморфные существа», «гуманоиды»? Ничего, поскольку основным понятием является культура. «Культура», «цивилизация», взятые в качестве понятий, в понятии «человечества» нисколько не нуждаются.

При этом польза от понятий «культура» и «цивилизация» вполне очевидны: они помогают нам ориентироваться в мире, различая в нём того «иного», с которым возможно комфортное взаимопонимание, от другого «иного», с которым подобное взаимопонимание затруднено. Обладание культурными и цивилизационными кодами помогают нам сорганизоваться и выстоять в ежедневной борьбе за существование. Они являются спасительными указателями к объединению в случае экстремальных испытаний: войны, голода. Таким образом, понятия «культура» и «цивилизация» имеют право на существование уже в силу их практической полезности. Эти понятия содержательны и следует признать, что за всем этим кроется определённая истина.

В отличие от понятия «культура», термин «человечество» не служит помощником для нашего сознания, обеспокоенного нелегальной миграцией и засилием иноязычных враждебных индивидов, на каждом шагу нарушающих закон страны пребывания. Это понятие отнюдь не успокаивает нас и не указывает нам способ действий, когда мы имеем возможность наблюдать горящие пригороды Парижа или безумствующие рынки славянских городов, наводнённых мигрантами. Наоборот, оно только вводит нас в заблуждение, убаюкивая виртуальным наличием чего-то, что невозможно использовать, вселяя несбыточные надежды на некую «общечеловеческую солидарность», призрачность которой подтверждена в массе исторических экспериментов.

Понятие «человечество», наоборот, может быть полезным именно в своём генно-медицинском аспекте: когда имеется в виду наличие у Homo Sapiens общих болезней и общих способов их лечения, или когда решаются вопросы пересадки органов и тканей. И даже в этом случае остаются определенные ограничения, поскольку в разных расовых группах разные заболевания протекают по-разному, и лечиться должны несколько иначе.

Например, чёрная раса имеет свои особенности в плане подходов к лечению сердечно-сосудистых расстройств. Североевропейская популяция имеет большую устойчивость к СПИДу и так далее. В то же время многие животные болеют теми же болезнями, что и человек, иначе невозможно было бы испытывать на них лекарства. Также биологическому виду Homo Sapiens успешно пересаживают сердечные клапаны животных (свиней). Таким образом, даже на генетическом уровне единство и уникальность человеческого вида лишь относительны, а не абсолютны.

В ПОИСКАХ «СВЕРХЧЕЛОВЕЧЕСТВА»

Гигантский скачок в уровне генетических исследований, совершенный в последнее десятилетие, требует пересмотра среднесрочных перспектив их применения. То, что писателями-фантастами относилось к периоду ближайших столетий, скорее всего, будет осуществлено уже в ближайшие десятилетия.

Как известно, в последние несколько лет на основе сохранившейся в ископаемых костях ДНК был полностью расшифрован геном «неандертальского человека» — ещё одного гоминида, обитавшего более 30 тысяч лет назад в Европе. Уже теперь существуют все необходимые технологии для его клонирования и последующего размножения в вольных условиях. По оценкам специалистов-генетиков, если такое решение будет принято и финансирование выделено, они смогут практически решить задачу клонирования ископаемых гоминид (а также ряда других ископаемых животных, включая мамонтов) в течение десятилетия.

В настоящее время разработаны теоретические основы и практические методики пересадки различных генов для создания индивидов Homo Sapiens с заданными свойствами. Пока что наиболее изученными являются чисто внешние фенотипические особенности, такие, например, как цвет кожи, глаз, волос, разрез глаз и форма носа. В будущем, по мере расшифровки и накопления информации, содержащейся в генах, кодирующих развитие мозга, появится возможность программирования и поведенческих особенностей, путём замены в зародыше одних аллелей на другие.

В генотип Homo Sapiens могут быть также введены разного рода неустранимые маркеры, свидетельствующие о принадлежности индивида к определенной группе. На повестке дня — генетическое оформление каст, классов и целых народов. В принципе нет ничего невозможного и в выведении аллелей генов, делающих смешанные браки стерильными. Поскольку смешанные браки в таких религиозных группах, как евреи, запрещены и теперь, соблазн использовать достижения генетики в «галахических целях» рано или поздно приведёт к формированию «параллельных человечеств», разделённых уже не только культурой, но и полностью изолированных генетически.

Столь популярная когда-то евгеника теперь получила хорошее подспорье в виде генной инженерии. Западный «фаустовский человек» (или точнее сказать «гоминид») несет в себе непреклонную страсть к мировому господству. И когда появиться возможность выведения «сверхчеловека» — индивида с повышенными способностями, который по своему характеру и способностям превосходит среднего человека и способен им повелевать, он обязательно будет создан.

Ещё Аристотель, ссылаясь на мореплавателя и географа Скилака, отмечал, что в Индии каста господ настолько превосходит касту управляемых ими, что делает отношения правителей и подчинённых сугубо односторонними. Аристотель пишет об этом с сомнением, так как ему не очень верится, что такое может быть.

«Если бы превосходство властвующих было бесспорным и явным для самих подчиненных, то, очевидно, было бы лучше предоставить одним и тем же людям — одним всегда властвовать, другим раз навсегда быть в подчинении», — пишет он[6].

Однако, считая, что на самом деле люди примерно равны в своих способностях к власти, Аристотель считал необходимостью периодическую ротацию властных структур, или хотя бы некоторую вертикальную мобильность, как во избежание возмущений, так и для соблюдения справедливости.

Но, как мы теперь знаем, в Индии уже в то время действительно существовала прочная кастовая система, закрепляющая отношения правителей и подданных. Она сложилась из того, что вторгшиеся в Индостан племена ариев были весьма воинственными. Мужчины кочевников-ариев обладали гораздо более высоким ростом, чем мужчины местных земледельческих племён, что, учитывая технику боя тех времён, предопределяло исход поединков. И сейчас население штата Пенджаб, как с индийской, так и с пакистанской стороны границы — отличается своим непомерно высоким ростом. Так что логику Аристотеля можно считать оправданной для своего времени.

Сегодня задача выведения «сверхчеловека» становится достижимой. Современная технология генной инженерии развивается столь быстро, что по мере расшифровки семантики генотипа признаки, признанные «общественно-полезными», могут быть искусственно распространяемы в популяции Homo Sapiens, путём соответствующей имплантации зародышам.

Как только будет расшифрована связь между интеллектом и генотипом, на возможность внедрения этих открытий в жизнь обязательно обратит внимание западное общество, так как велик соблазн повысить конкурентоспособность собственного общества за счёт евгенического «облагораживания». Уже давно создан «генетический фонд нобелевских лауреатов», в котором хранится их замороженная сперма.

Выведенный в пробирке «сверхчеловек» не обязательно будет соответствовать ницшеанскому стандарту. Скорее, наоборот: как власть, так и общество, будут заинтересованы в доминировании такого генотипа, который больше соответствовал бы понятиям протестанской морали и «свободного рынка». Фактор природной «моральной устойчивости», слабой подверженности таким биосоциальным болезням, как алкоголизм, курение и наркомания, также очевидно будет принят во внимание.

Однако при этом для нового западного «сверхчеловека» навряд ли будет избран европейский тип лица, светлые волосы и кожа, ведь через пару десятилетий, когда этот вопрос станет на повестку дня, небелое население США и Западной Европы ещё более укрепится в своей численности и влиянии. Как мы предполагаем, это не позволит западной цивилизации принять в виде эстетического стандарта облик северного европеоида.

Человеческие гены уже начали пересаживать животным. Пока что речь идет о пересадке отдельных аллелей. Совсем недавно мышам пересажена аллель гена, которая, как считают, играет роль в формировании речи у человека. Однако, вскоре нас ожидают и более интересные эксперименты на более близких к Homo Sapiens видах, например — шимпанзе. Если же, как ожидается, будет клонирован и размножен неандерталец, на этой основе могут быть начаты работы по выведению рас гоминид-рабов. Ведь даже формально неандерталец не является Homo Sapiens, и поэтому международные конвенции, запрещающие содержание человека в подчинённом состоянии, в данном случае неприменимы. Можно представить себе и выведение разумных домашних животных, однако это — дело несколько более далёкой перспективы. Как говорится, писатели-фантасты «отдыхают»…

Для русских тут вопрос очень простой: готовы ли мы считать своими братьями этих мутирующими или готовящимися к скорой мутации гоминид?

Настоящее человечество

Вне зависимости от приемлемости или неприемлемости для нас западного пути развития, основывать социальные теории на понятии «человечество» крайне неблагоразумно. Цивилизации настолько сильно разнятся, когда дело доходит до социальной организации, что применение моделей, разработанных для одного культурно-цивилизационного бэкграунда, в других условиях ведёт к заведомой неудаче. По сути, нет, и, по-видимому, быть не может достаточных оснований для универсалистских социальных моделей любого толка. Термин «человечество» только завёл бы нас в заблуждение.

В одном единственном случае можно было бы говорить о «человечестве»: если бы на земле существовала одна единственная цивилизация, объединенная единым стандартом политического, языкового и культурного кода. Однако насколько реалистично ожидать появления таковой даже в отдаленном будущем? И насколько она была бы желательна?

Говоря словами современного русского философа Федора Гиренка, когда говорится об «общечеловеческих ценностях», то имеется в виду, что существует одна цивилизация, которая в силу военного, технического превосходства диктует всем свои условия.[7] «Что ж, единая цивилизация будет. — продолжает Гиренок: Но она будет мусульманской».

Действительно, некоторые наивные склонны представлять будущее человечества, как победу их цивилизации-фаворита: западной цивилизации. Однако, зададимся вопросом, сколько таких «болельщиков» — у западной цивилизации, и сколько — у мусульманской? И каково будет их численное соотношение через пару десятков лет? А ведь в данном случае «болельщики» и есть «команда»…

Размышляя таким путём, мы должны будем прийти к выводу, что лучше даже не пытаться создать единое человечество путём приведения планеты к стандарту одной из цивилизаций, поскольку это означало бы страшные потрясения и войны. Ядерный апокалипсис покажется детской забавой тем, кто готов представить себе сценарий, при котором миллиарды гуманоидов различного цивилизационного облика «перековываются» в мусульман или, наоборот — в либералов-западников. Тут гитлеровские лагеря уничтожения и маоистские «коммуны перевоспитания» покажутся раем…

Таким образом, идея «человечества» не только социально бесполезна, она ещё и крайне опасна, так как предоставляет в руки демагогов утопическую легитимацию для развёртывания катастрофических сценариев.

Из всего сказанного очевидно, что «человечество» — обманчивый конструкт, всё более неадекватный реальности. В отличие от генетической основы человеческого вида, всё более превращаемого в конструкт, культуру невозможно модифицировать в пробирке. Она остаётся наиболее стабильной основой социального миропорядка. Из этого следует важный философский вывод. Антропоцентризм, как устаревшая и полностью дискредитировавшая себя программа, должен быть самым радикальным образом отменён и заменён культуроцентримом.

Но как нам поступить с великим наследием нашей собственной культуры, устами своих величайших имён апеллирующей к человечности? Человечество никуда не делось. Оно осталось. Человеческое совпало с национальным: русские и есть единственное человечество в непосредственном, содержательном и логически непротиворечивом смысле слова. Гуманное отношение к человеку и человечеству — это справедливое и братское отношение к русским.