Газета «Наш Мир»
Во всем мире широко распространено мнение о строго идеологическом характере внешней политики ИРИ, сложившееся после Исламской революции 1979 г. В создании такого представления, вероятно, сказалась переоценка харизматического аятоллы Хомейни – лидера этой революции.

Между тем, если присмотреться внимательнее, то можно увидеть, что политика Исламской Республики Иран всегда колебалась между национальным прагматизмом и стремлением шиитских идеологов к сохранению «верности идеалам подлинного ислама». В то же время Иран неоднократно доказывал, что национальные интересы для него важнее, чем религиозные. Именно об этом свидетельствуют многолетние отношения Тегерана с Ереваном. Иран (наряду с Грузией) является для Армении вторым «окном в мир» в условиях турецко-азербайджанской блокады. Недавно Иран приступил к поставкам газа в Армению по газопроводу Иран – Армения, строительство второй очереди которого было завершено в конце 2008 года. В рамках программы «газ в обмен на электроэнергию» Армения расплачивается за поставляемый Ираном газ электроэнергией. А в апреле нынешнего года в Ереване был подписан Меморандум о сотрудничестве в реализации проекта строительства железной дороги Армения – Иран. Реализация проекта рассчитана на 5 лет. В определенной мере это будет ответ на проект «Баку-Ахалкалаки-Тбилиси-Карс», идущий в обход Армении.

На среднеазиатской арене Тегеран также демонстрировал склонность скорее к прагматическим, чем к идеологическим действиям. Можно вспомнить, например, что благодаря стараниям тогдашнего министра иностранных дел ИРИ Али-Акбара Велаяти в 1994 г. в Тегеране было подписано Соглашение о прекращении огня между исламистами и сторонниками светской власти во время гражданской войны в Таджикистане. Таким образом, поддержка стабильности в персоязычном Таджикистане (то есть национальный, а не идеологический интерес) оказалась для Тегерана более важным приоритетом, чем реализация «исламского проекта».

В том же прагматическом ключе Иран действует в Афганистане. С самого начала восстановления Афганистана ИРИ заняла (наряду с Западом) одно из центральных мест в этом процессе. Так, в 2002-2004 гг. Тегеран предоставил Кабулу 500 млн. долл. безвозмездной помощи. Эта сумма равнялась почти половине от всех средств, выделенных в то время на восстановление афганской экономики.

Но справедливости ради надо сказать, что в некоторых случаях идеологические соображения превалируют во внешнеполитических подходах Тегерана. Доктрина противостояния «Большому Шайтану» (США) вовсе не сдана в архив и порой дает о себе знать. Здесь представляется уместным вспомнить об «ирано-азербайджанской» военной тревоге августа 2003 г. (тогда Тегеран обвинил Баку в милитаризации Каспийского моря из-за проведения совместных военных учений США и Азербайджана). Из-за проамериканского курса Саакашвили ирано-грузинские отношения практически не развиваются. И на Ближнем Востоке антиамериканская и антисионистская идеология во многом определяет действия Тегерана и поддержку им, в частности, ХАМАСа и «Хезболлы».

Можно не сомневаться, что если бы на последних президентских выборах победил, скажем, Мусави, то его бы внешняя политика вряд ли заметно отличалась от курса, проводимого Ахмадинежадом. Здесь не должно быть никаких иллюзий. В Иране у всех политиков относительно геополитической роли своей страны существует консенсус. Нынешний Иран – это мощное региональное государство, которое в будущем должно играть еще большую роль на мировой политической сцене. И эта цель разделяется как «охранителями», так и «умеренными либералами», к которым можно отнести того же Мусави. Балансирование во внешнеполитическом подходе между идеологическими (исламскими) соображениями и национальным интересом, испокон веков присущим персидским политикам, наверняка продолжится и во время второго срока пребывания у власти Махмуда Ахмадинежада. Вопрос лишь в том, каким будет соотношение между обоими полюсами.