Газета "Наш Мир" br> Газета «Наш Мир»
Число погибших, раненых и арестованных в столкновениях на улицах
Тегерана, по официальным данным, измеряется десятками, если же верить
оппозиции – сотнями. Между тем в Иране проживает около 4 тыс. наших
сограждан и выходцев из России. Чувствуют ли они себя в безопасности?
Этот вопрос Дмитрий Виноградов, корреспондент отдела "Репортаж" журнала
"Русский репортер", задал игумену Александру (Заркешеву), настоятелю
Свято-Николаевского собора, крупнейшего православного храма в Иране.
– Какая сейчас ситуация на улицах Тегерана?
– Как всегда, на телеэкране все выглядит страшнее, чем на самом
деле. Вокруг нашего храма все тихо и спокойно. Мои прихожане тоже не
жалуются на какую-то опасность. Наш храм находится прямо напротив
бывшего американского посольства, которое в дни исламской революции
было эпицентром столкновений. Но даже в те дни храм не пострадал. Так
что, Бог даст, и в этот раз ничего не случится.
– Новостные агентства сообщают о 500 задержанных. Есть риск, что среди них могут оказаться русские?
– Какие-то выстрелы где-то вдалеке мы слышали, но сами на митинги
стараемся не ходить. Это внутренние дела Ирана, в которые мы не
вмешиваемся. Я уверен только в одном: как бы ни повернулись события,
иранский народ останется таким, каким я его знал всегда.
– Каким?
– Если отбросить идеологию, то иранцы удивительно толерантный и
даже интеллигентный народ. У них какой-то врожденный пиетет к
служителям культа. Я неоднократно убеждался в том, что меня, например,
тут уважают не меньше, чем мулл. Однажды я не успел продлить визу, и
пришлось явиться в суд. Иду по коридору – все как один кланяются,
уступают место, а когда меня увидел судья, тут же принял без очереди,
выписал минимальный штраф и, чуть ли не извиняясь, отпустил. Когда в
магазине спрашиваешь, сколько стоит то или это, первый ответ: "Для вас
– нисколько". Это, конечно, не значит, что можно взять и уйти, не
заплатив. Это просто знак уважения.
– Но в эти дни иранцы совсем не похожи на интеллигентный народ...
– Надо делать поправку на темперамент. Если посмотреть историю
Ирана, то в ней можно найти немало бурных событий. Но это не Кавказ,
где обиды помнят столетиями. Здесь люди быстро взрываются и быстро
отходят. Это можно наблюдать не только в политике, но и в быту. Если
два иранца ссорятся, со стороны кажется, что они сейчас друг друга
убьют. Но проходит пять минут – и они уже обнимаются.
– Что сегодня представляет собой местная русская диаспора? Говорят, Вы написали на эту тему целую книгу.
– К сожалению, сегодня большинство наших соотечественников – это
работники посольства и представительств. Граждан Ирана российского
происхождения не более 500 человек. Но так было не всегда. В XIX веке
влияние России здесь было огромно, диаспора исчислялась десятками
тысяч, а Каспийское побережье было практически полностью русским. В
одном только городе Энзели работало 66 наших магазинов, а православных
храмов по стране было с полсотни. Первые шоферы и автомеханики сплошь
были русские, а личного водителя шаха Резы Пехлеви звали Степан
Антонович Секрет. Первым фотографом в Иране был тоже русский – Антон
Васильевич Севрюгин. Впоследствии он стал работать при дворе и даже
получил звание хана. Иранцы до сих пор употребляют слова "стакан",
"самовар", "пирожки", "запас", "полуось", "сухари". А самоваров и
сейчас в одном только Тегеране столько, сколько во всей России нет.
– Куда же все это делось?
– Большевики очень хотели, чтобы Иран признал молодую советскую
республику. И уступили ради этого почти все. Остались только законы
Российской империи. Между прочим, Иран – это единственное государство в
мире, где они еще действуют.
– Это как?
– Когда победила исламская революция, новые власти разрешили всем
нацменьшинствам самим написать себе нормы семейного и имущественного
права. Местные русские взяли свод законов Российской империи, слово в
слово перекатали оттуда соответствующие главы и направили на
утверждение властям, а те их одобрили. Я же говорю: иранцы – очень
толерантные люди.
|