Газета Если судить по дневникам тогдашнего замзава
международного отдела ЦК Анатолия Черняева, присутствовавшего с 1972
года на заседаниях Политбюро, Брежнев искренне желал улучшения
отношений с США.
Больше того, отмечал в дневниках Черняев, «может быть, и в самом деле Киссинджер и Никсон... полагают, что лучший способ установить всеобщий мир на Земле... это поднять благосостояние советского народа до американского уровня... СССР закупил в США на 750 млн долларов кормового зерна... сделка, которую по величине приравнивают к ленд-лизу».
Брежнев, вопреки несколько упрощенным представлениям о нем, не стеснялся решать прагматические задачи в международных отношениях прагматическими же способами, оставляя идеологию для внутреннего употребления, и был в этом смысле менее зашорен, чем профессиональные дипломаты. И не чурался формата тайных переговоров: известна тайная челночная миссия того же Киссинджера (и вовлеченного в его передвижения посла СССР в США Анатолия Добрынина), который готовил визиты и даже объяснял Брежневу контекст некоторых действий американцев во Вьетнаме. Леониду Ильичу, тогда еще окончательно не обезображенному болезнями, искренне нравилась роль миротворца планетарного масштаба, а от самой Америки он получал удовольствие. Разрядка вплоть до убившего ее ввода российских войск в Афганистан стала фоном 1970-х.
А у советского народа, чуть позже получившего «Пепси-колу» и сигареты «Союз-Аполлон», начиненные поначалу настоящим вирджинским табаком, а также дозированный выезд евреев, сложилось впечатление, что благодаря дружбе с США жить стало лучше, жить стало веселее.
Генри Киссинджер, славившийся манерой приводить на официальные приемы в качестве своих эскорт-герлз сногсшибательных актрис, что резко контрастировало с его скучными ультрареалистическими взглядами на международную политику, так оценивал произошедший прорыв по линии Брежнев - Никсон: «...какими бы ни были расхождения обеих сторон по идеологическим и геополитическим вопросам, ядерное оружие означает риск катаклизма, угрожающего самому существованию цивилизации, и... долг двух ядерных сверхдержав состоит в ограничении или устранении этого риска».
Никсон вообще был наш парень - вводил регулирование зарплат и цен, запрещал конвертацию доллара в золото, тем самым обрушив ту самую Бреттон-Вудскую систему еще в начале 1970-х, жаль, погорел в результате Уотергейта. Барак Обама менее эксцентричен, хотя его экономическая политика тоже далека от неолиберальной, в чем мы можем усмотреть некоторое сходство с некоторыми российскими рецептами спасения экономики... Но, впрочем, не в этом дело.
При всем скептицизме, который стал хорошим тоном, дело в попытке перезапуска отношений, который можно сравнить только с тем, что происходило 37 лет тому назад между Никсоном и Брежневым.
Хотя, конечно же, есть отличия. Несмотря на некоторое сходство фотографий, фиксирующих прогулки Брежнева и Никсона в Кэмп-Дэвиде в 1973 году или в Крыму в 1974-м, с фото Медведева и Обамы, прогуливающихся в Горках в 2009-м, есть ощущение какого-то внутреннего напряжения между молодыми лидерами, напрочь отсутствовавшего в отношениях их предшественников. Конечно, команда Никсона не требовала встреч с оппозицией, но нежелание президента России участвовать во встрече с представителями гражданских организаций выглядело несколько нарочитым и вымученным. Как будто он опасался кого-то обидеть. И мы даже знаем, кого...
Фон нынешнего визита оказался не слишком блестящий. Журнал The Economist изобразил Обаму, поднимающегося по трапу самолета и входящего в распахнутую пасть русского медведя. Обмен «любезностями» с Путиным тоже построил еще одну специфическую декорацию на сцене визита, а встреча с премьером России заняла свое место в череде ознакомительных и культмассовых мероприятий: выступить с речью в академической среде, встретиться с бизнесом и гражданскими организациями, познакомиться с представителями оппозиции и с Путиным. Такой вот у нас музей восковых фигур...
Главное же вот в чем: не оставляет ощущение, что миссия Обамы не только и не столько перезагрузочная.
Подлинная перезагрузка была возможна между равными соперниками, каковыми были в 1972 году СССР и США. И даже тогда Советский Союз охотно принимал помощь американцев, в том числе в деле разработки некоторых месторождений. Сейчас старший партнер в этом вроде бы равном диалоге главных ядерных держав все-таки США.
Мир, конечно, многополярный, но еще немножко и однополярный, что любят подчеркивать наши лидеры, когда иронизируют по поводу того, откуда кризис вырос. И, кажется, в некотором смысле Обама приехал в Москву примерно с той же целью, что и в Каир: успокоить ранимую, самовлюбленную, ревнивую, по большому счету, опасную общественность. Как и арабскому миру, русскому миру он должен был сказать: «Спокойно, мы вас уважаем, мы с вами считаемся, вы классные ребята, мы будем вас слушать - только, ради Бога или там Аллаха, не нажимайте на разные там кнопки и гашетки».
В этом смысле Россия, конечно, не СССР, а США времен Обамы - не «Никсонлэнд» (термин Рика Перлстайна). И перезагрузка может выйти какая-то корявая.
Тем не менее, шанс на Realpolitik нового типа есть. Наряду с шансом войти в историю. Грех его не использовать по соображениям внутренней политики. Ее, родимую, можно оставить на озере Селигер. А здесь все-таки решаются по-настоящему серьезные вопросы.
Больше того, отмечал в дневниках Черняев, «может быть, и в самом деле Киссинджер и Никсон... полагают, что лучший способ установить всеобщий мир на Земле... это поднять благосостояние советского народа до американского уровня... СССР закупил в США на 750 млн долларов кормового зерна... сделка, которую по величине приравнивают к ленд-лизу».
Брежнев, вопреки несколько упрощенным представлениям о нем, не стеснялся решать прагматические задачи в международных отношениях прагматическими же способами, оставляя идеологию для внутреннего употребления, и был в этом смысле менее зашорен, чем профессиональные дипломаты. И не чурался формата тайных переговоров: известна тайная челночная миссия того же Киссинджера (и вовлеченного в его передвижения посла СССР в США Анатолия Добрынина), который готовил визиты и даже объяснял Брежневу контекст некоторых действий американцев во Вьетнаме. Леониду Ильичу, тогда еще окончательно не обезображенному болезнями, искренне нравилась роль миротворца планетарного масштаба, а от самой Америки он получал удовольствие. Разрядка вплоть до убившего ее ввода российских войск в Афганистан стала фоном 1970-х.
А у советского народа, чуть позже получившего «Пепси-колу» и сигареты «Союз-Аполлон», начиненные поначалу настоящим вирджинским табаком, а также дозированный выезд евреев, сложилось впечатление, что благодаря дружбе с США жить стало лучше, жить стало веселее.
Генри Киссинджер, славившийся манерой приводить на официальные приемы в качестве своих эскорт-герлз сногсшибательных актрис, что резко контрастировало с его скучными ультрареалистическими взглядами на международную политику, так оценивал произошедший прорыв по линии Брежнев - Никсон: «...какими бы ни были расхождения обеих сторон по идеологическим и геополитическим вопросам, ядерное оружие означает риск катаклизма, угрожающего самому существованию цивилизации, и... долг двух ядерных сверхдержав состоит в ограничении или устранении этого риска».
Никсон вообще был наш парень - вводил регулирование зарплат и цен, запрещал конвертацию доллара в золото, тем самым обрушив ту самую Бреттон-Вудскую систему еще в начале 1970-х, жаль, погорел в результате Уотергейта. Барак Обама менее эксцентричен, хотя его экономическая политика тоже далека от неолиберальной, в чем мы можем усмотреть некоторое сходство с некоторыми российскими рецептами спасения экономики... Но, впрочем, не в этом дело.
При всем скептицизме, который стал хорошим тоном, дело в попытке перезапуска отношений, который можно сравнить только с тем, что происходило 37 лет тому назад между Никсоном и Брежневым.
Хотя, конечно же, есть отличия. Несмотря на некоторое сходство фотографий, фиксирующих прогулки Брежнева и Никсона в Кэмп-Дэвиде в 1973 году или в Крыму в 1974-м, с фото Медведева и Обамы, прогуливающихся в Горках в 2009-м, есть ощущение какого-то внутреннего напряжения между молодыми лидерами, напрочь отсутствовавшего в отношениях их предшественников. Конечно, команда Никсона не требовала встреч с оппозицией, но нежелание президента России участвовать во встрече с представителями гражданских организаций выглядело несколько нарочитым и вымученным. Как будто он опасался кого-то обидеть. И мы даже знаем, кого...
Фон нынешнего визита оказался не слишком блестящий. Журнал The Economist изобразил Обаму, поднимающегося по трапу самолета и входящего в распахнутую пасть русского медведя. Обмен «любезностями» с Путиным тоже построил еще одну специфическую декорацию на сцене визита, а встреча с премьером России заняла свое место в череде ознакомительных и культмассовых мероприятий: выступить с речью в академической среде, встретиться с бизнесом и гражданскими организациями, познакомиться с представителями оппозиции и с Путиным. Такой вот у нас музей восковых фигур...
Главное же вот в чем: не оставляет ощущение, что миссия Обамы не только и не столько перезагрузочная.
Подлинная перезагрузка была возможна между равными соперниками, каковыми были в 1972 году СССР и США. И даже тогда Советский Союз охотно принимал помощь американцев, в том числе в деле разработки некоторых месторождений. Сейчас старший партнер в этом вроде бы равном диалоге главных ядерных держав все-таки США.
Мир, конечно, многополярный, но еще немножко и однополярный, что любят подчеркивать наши лидеры, когда иронизируют по поводу того, откуда кризис вырос. И, кажется, в некотором смысле Обама приехал в Москву примерно с той же целью, что и в Каир: успокоить ранимую, самовлюбленную, ревнивую, по большому счету, опасную общественность. Как и арабскому миру, русскому миру он должен был сказать: «Спокойно, мы вас уважаем, мы с вами считаемся, вы классные ребята, мы будем вас слушать - только, ради Бога или там Аллаха, не нажимайте на разные там кнопки и гашетки».
В этом смысле Россия, конечно, не СССР, а США времен Обамы - не «Никсонлэнд» (термин Рика Перлстайна). И перезагрузка может выйти какая-то корявая.
Тем не менее, шанс на Realpolitik нового типа есть. Наряду с шансом войти в историю. Грех его не использовать по соображениям внутренней политики. Ее, родимую, можно оставить на озере Селигер. А здесь все-таки решаются по-настоящему серьезные вопросы.
