С.БУНТМАН: Добрый вечер! "Особое мнение" на "Эхе Москвы", на RTVi и на сайте "Эха Москвы", как повелось у нас все последнее время. Мы ведем видеотрансляцию, так что вы можете нас видеть и слышать, прямо заходя с первой страницы сайта "Эха Москвы". Александр Минкин. Саш, добрый вечер.

А.МИНКИН: Здравствуйте.

С.БУНТМАН: Добрый вечер. Хорошо вопросы задают...

А.МИНКИН: Я не знаю.

С.БУНТМАН: Нет, замечательно, Саш, задают вопросы, причем зная именно кому они их задают. И как-то научились задавать в той форме, которая была бы, ну, не то, чтобы удобна, а вот то, что через ту дверку заходить, через которую входит гость – не просто там. Если б задавали всем одинаковые вопросы, это было бы не совсем правильно. Но вопрос такой, самый глобальный, который у нас рабочий из Твери задает: "Александр, как вы думаете, зачем нашему руководству загонять Украину в НАТО, а Россию в угол?" Имеется в виду видеообращение ваших адресатов любимых.

А.МИНКИН: Я вам скажу. Я так и не знаю, что Медведев сказал, потому что я 2 раза пытался послушать...

С.БУНТМАН: И что? Не включается? Виснет?

А.МИНКИН: Подождите. Нет. Все включается. (смеется) Значит, смотрите. Когда я услышал это его обращение про Украину, как он, выражая обеспокоенность народов, решил наладить все это дело, я подумал – ну, это был отрывок, может быть, у вас в эфире – и я тогда решил, что я должен полностью это посмотреть. Но когда я включил это видео в компьютере, там он выглядит так, что я не могу сосредоточиться на словах. У него за спиною синее море, в море эсминцы, может быть, вооруженные "Булавой", маленькие такие, далеко эсминцы, и он в черной рубашке, в черном. Воротничок стоит, и он такой... ну, не корсар, конечно, но что-то такое...

С.БУНТМАН: В этом есть?

А.МИНКИН: Что-то такое... Я боюсь...

С.БУНТМАН: Ну, в этом же есть что-то грустное.

А.МИНКИН: Я боюсь формулировать, потому что нельзя же говорить, там, гангстерский вид или шпионский вид, но такой, опасный вид. И настолько впечатляюща эта черная рубашка.

С.БУНТМАН: Ну, вид... Мачистский достаточно, да?

А.МИНКИН: С черной рубашкой стоящий воротник – это же, наверное, все продумано?

С.БУНТМАН: Ну, конечно. Я думаю, что и эсминцы продумали.

А.МИНКИН: Я думаю, да. Птицы даже пролетели. И глаза, так, ходят по этой бегущей строке. Нам ее не видно, но когда глаза у него так ходят, я понимаю – он читает этот текст. Ну, не наизусть же он его выучил? А произнести такую пятиминутную речь, не сбившись, не повторившись, не....

С.БУНТМАН: Ну, у него такие интонации чтецкие тоже достаточно.

А.МИНКИН: Да, да. Ну, это естественно, что все это пишется, выверяется.

С.БУНТМАН: А вы-то знаете.

А.МИНКИН: А я, вот, думаю, а все ли люди понимают, что он читает? Может, им кажется, что он говорит?

С.БУНТМАН: Может, кажется. Вполне.

А.МИНКИН: В общем, смысл был угрожающий. А ради чего? Ей-богу, не знаю. А вы знаете, ради чего он махал кулаками?

С.БУНТМАН: Я?

А.МИНКИН: Кулаками, в смысле, государственными кулаками?

С.БУНТМАН: Государственным кулаком... Ну, надоело, наверное, нет?

А.МИНКИН: Кто?

С.БУНТМАН: Раздражило его все в Украине.

А.МИНКИН: А, на Украине?

С.БУНТМАН: Да. Ну, раздражает человека.

А.МИНКИН: А они смотрят?

С.БУНТМАН: Ну, Саш, вы же пишете, что-то вас не устраивает. Вы берете, садитесь, наверное, за компьютер и пишете письмо президенту.

А.МИНКИН: Нет, я рукой пишу на бумаге.

С.БУНТМАН: От руки. Берете перо и пишете. Вот когда что-то, эмоция какая-то. Наверное, так же.

А.МИНКИН: Вы правы. Кстати говоря, сегодня ровно месяц, как я ему написал письмо.

С.БУНТМАН: А напомните, про что?

А.МИНКИН: Я напомню про что. Это было очень важно и называлось: "Остановите кровавое безумие". Это было письмо о том, как мы с младшим сыном пошли в Ашан, и он мне показал – он хотел купить игру "ИЛ-2". Это штурмовик времен Великой Отечественной войны. Садишься, взлетаешь, летишь к линии фронта – очень интересно. И стоит 120 рублей. А рядом на полке в Ашане лежит игра, которая стоит 79 рублей, и эта игра та самая маньяческая игра, в которую играл тот маньяк, который потом пошел резать людей ножом. И такая же игра, как играл этот Евсюков, майор милиции, который там всех перестрелял. Это "Устрой в городе кровавое безумие, убей, изнасилуй, задуши, зарежь".

С.БУНТМАН: Что, прямо так, да?

А.МИНКИН: Вы, пожалуйста, не сомневайтесь. Жалею, что не пришел коробочку – сейчас бы просто показал бы.

С.БУНТМАН: Не, на такие вещи бывает жалко 75-ти рублей.

А.МИНКИН: Нет-нет. Я провел исследование. Дал я своему пацану – ему 13 лет – 100 рублей. Он взял эту коробочку, пошел к кассе. И все, что он услышал от кассирши, это "Спасибо за покупку".

С.БУНТМАН: Так, стоп! 2 вопроса, Саш. Сколько лет сыну?

А.МИНКИН: 13.

С.БУНТМАН: 13. На коробке было что-нибудь написано? Там, плюс чего-нибудь?

А.МИНКИН: Ничего. И вот я президенту и написал в этом письме, что на коробке нету никаких, клянусь вам. Вот все, что я говорю, это просто так и есть – я же хроникер – на коробке нет никаких ограничений, при этом рядом продаются фильмы "Белое солнце пустыни", "От 14-ти".

С.БУНТМАН: Ну, то есть "+13", да?

А.МИНКИН: Нет. От 14-ти.

С.БУНТМАН: Ну, понятно, да.

А.МИНКИН: От 14-ти и старше – ему рано, моему сыну рано. "Бумбараш", "От 14-ти".

С.БУНТМАН: Ну, там есть неприятные сцены.

А.МИНКИН: Да, наверное да. Смешарики – от 6-ти, а вот "Кровавый маньяк", самая палаческая игра – в нее играют все уроды, все кретины. Все, кто играют в эту игру, имеют шансы стать кретином и уродом.

С.БУНТМАН: Стоп, я не знаю. Эта игра – это стрелялка такая?

А.МИНКИН: Стрелялка, душилка, резалка.

С.БУНТМАН: Это там от первого, да?

А.МИНКИН: Да.

С.БУНТМАН: От первого, то есть от себя. То есть это твой взгляд, да?

А.МИНКИН: Вы прямо угадываете. Я там и написал, что "Господин президент, когда вы смотрите ужастик голливудский, то если вы нормальный человек, вы на стороне жертв – вы только и мечтаете, чтобы маньяка-убийцу поймали и грохнули, так оно в конце и бывает. А в этой игре ты – маньяк-убийца, ты убиваешь". Вот психологи – лучше бы здесь сидели психологи и врачи, они вам объяснили бы.

С.БУНТМАН: Пока сидим мы, и вопрос чрезвычайно важный. И мы вернемся к нему и к другим темам через минуту.

РЕКЛАМА

С.БУНТМАН: Ну что же? Мы продолжаем. Александр Минкин. И, пожалуйста, задавайте вопросы. Кроме того, что у нас существует web-трансляция – она прервалась, видит Бог, как раньше говорили в советском телевидении, по техническим причинам в виду неполадок за пределами нашей родины.

А.МИНКИН: Нормально.

С.БУНТМАН: Так что у нас сейчас снова возобновилась. +7 985 970-45-45 – вы можете присылать смски с вопросами.

А.МИНКИН: Да, я про это письмо хочу договорить, если можно. Одну фразу только договорю. Значит, поскольку это прямая его обязанность – защита населения.

С.БУНТМАН: Это к тому, что вы сказали перед перерывом, что не было ответа на ваше письмо насчет игр с насилием?

А.МИНКИН: Я вам хочу сказать. Вот впервые за 4 года или сколько там я пишу эти письма президенту, впервые я в финале написал вот эту ужасную строчку, которую я не люблю читать у других, но сейчас сам ее написал: "Считайте это официальным обращением к вам, господин президент, к генеральному прокурору" и там еще к кому-то до кучи, к министру внутренних дел.

С.БУНТМАН: Наши слушатели вот что советуют: "Раз президент сейчас делает видеоблоги, не записать ли вам видео?" Видеобращение к президенту.

А.МИНКИН: Можно.

С.БУНТМАН: Взять вот так же, как вот эта камера, вот, как у нас стоит web-камера, и взять и записать. Может, он на это реагирует? Он же продвинутый человек, он современный человек, Саша.

А.МИНКИН: То есть газет не читает?

С.БУНТМАН: Я не знаю – не буду отвечать. Но то, что он читает интернет и то, что он пишет этот видеблог – записывает.

А.МИНКИН: Ну, ладно. Тем не менее, прошел месяц, законного ответа я не получил ни одного, ни от прокурора, ни от министра внутренних дел. Это просто катастрофа – они заняты только деньгами, нефтью, газом, бряцанием оружием. А ведь то, что происходит с нацией-то, может быть, важнее?

С.БУНТМАН: Саш, хочу поделиться еще одной вещью, такой вот, с тем же встык, и спросить мнение. Встык к игре, к которой, напоминаю, у нас сразу возник вопрос: есть ли там ограничения и смотрит ли за этим ограничением...

А.МИНКИН: Ты цельно не называй, чтобы не рекламировать.

С.БУНТМАН: Так вот, диск. Диск и мальчик, да? Вот, смотрят. На моих глазах кассирша школьника, пришедшего за бутылкой... Ну, к счастью, там квартал маленький, а в очереди еще была классная руководительница этого мальчика. Так что мальчик просел, не получил он выпивку свою. И честно говоря, это было правильно. А то бы мог получить, кстати говоря.

Но вот в чем дело. Есть еще такая вещь, как... Игра, все-таки, это та вещь, которую можно пойти купить, наскрести 79 рублей. Есть еще одна вещь. Телевидение, когда в нем есть разграничение по возрасту и даже по времени, там просто могут отправить родители за ухо – взять, отвезти.

А.МИНКИН: Не обольщайтесь.

С.БУНТМАН: Саш-Саш, одна вещь. Есть еще одна вещь, которая, мне кажется, еще более прямого действия. Это так называемая самореклама в телевидении и в кино. Самореклама других передач и других фильмов во время детских передач.

А.МИНКИН: Да.

С.БУНТМАН: Я не понимаю, как она контролируется, Саш.

А.МИНКИН: Никак она не контролируется. Самые поганые сцены идут днем. Вот, из ночной похабщины вырезают самый смачный кусок, крупным планом гениталии в эфире, 20 раз в течение дня показывают. А я вам скажу – я же этим занимался, я этим просто занимался, я с психологами и психиатрами разговаривал – достаточно 2-х секунд. 2-х! Не 20-ти, а 2-х, чтобы ребенок, да и взрослый человек получил психическую травму. Это психотравмирующий кадр. Значит, она никогда не вылечивается – она застревает в мозгу навсегда. Ну, она, там, рубцуется, как бы, ты ее, может быть, вытесняешь, забываешь. Но для того, чтобы человек и, уж тем более, ребенок получил психотравмирующий вот этот шок, достаточно 2-х секунд шокирующих кадров. И это происходит годами.

С.БУНТМАН: Ну, кстати, всякая позитивная реклама тоже на этом, ведь, основана, да? Всякая реклама основана на том, что секунды за 2-3 ты получишь информацию.

А.МИНКИН: Я здесь уже в эфире "Эха Москвы" как-то высказал решение, которое надо было бы принять.

С.БУНТМАН: Ну и какое?

А.МИНКИН: Ну, ничего – меня осудила прогрессивная общественность. Я сказал, что законы не помогают, что Дума может годами обсуждать, что такое порнография, что такое эротика, а средство очень простое. Ну, на Красной площади одного из руководителей телеканалов в прямом эфире бу-бух! И в тот же вечер программа телевидения изменится. И вот тех, кто выпускает такие игрушки и продает их без ограничения – бу-бух! И как по мановению волшебной палочки они исчезнут из продажи. И я, к сожалению, никаких демократических путей не вижу. У нас такая демократическая страна, у нас как в Германии парламент, у нас как в Германии светофоры. Но там стоят на светофоре на красный, а у нас едут. Поэтому наши эти формально существующие правила – это одно, а реальность другая. В этой реальности, в этой беспощадной... Они к детям беспощадны. Надо это понять. И так же, как убивают педофила, если поймают, на месте – и нормально, в общем-то это, если на месте преступления, то и нечего его судить особенно, а то, ведь, он выйдет и снова начнет.

С.БУНТМАН: Опасно это, Саш. Для будущего тоже.

А.МИНКИН: Наверно. Может быть, я не прав. Наверное, надо его арестовать, потом держать, допрашивать, потом осудить, потом он выйдет через 2 года условно-досрочно. И слишком много этих случаев.

С.БУНТМАН: Ну, не выйдет он – закон-то ужесточили.

А.МИНКИН: Ужесточили? Ну, значит, тогда все в порядке.

С.БУНТМАН: Ужесточили. Ну, много получит. Саш, просто основной пафос, между прочим, и хорошего кино, которое мы смотрим... Я имею в виду, что нельзя отрицать, что какой-то именно позитивный гражданский момент есть очень во многих средних фильмах, в том числе и американских, и так далее.

А.МИНКИН: Да-да-да. Когда полицейский, устав от того, что бандитов выпускают, начинает сам...

С.БУНТМАН: Ему очень хочется. Вот пафос какой? Ему очень хочется. И мы стоим за него горой – что ему очень хочется того же самого педофила или человека, которого никогда не поймают, ему страшно хочется его грохнуть на месте. Но в этом, вот, состоит такая еще вещь.

А.МИНКИН: Да я все понимаю.

С.БУНТМАН: Ну, Саш, все-таки, ну, нельзя становиться как они.

А.МИНКИН: Вот, значит, становиться как они – это, извините, в лифте ловить детей. Вот что такое "как они". Я знаю все демократические рассуждения на этот счет. Тем не менее, вот, для тех, кто, там, разыскан по следам под ногтями – это одна история. И, конечно, там должна быть экспертиза и все. Но если на месте преступления...

С.БУНТМАН: Саш, что такое? Сколько было ошибок на месте преступления?

А.МИНКИН: На месте преступления нет. Когда находили убитых, уж извините, что мы про это все говорим, про эти гадости...

С.БУНТМАН: Да это важно, важно. Потому и говорим.

А.МИНКИН: Значит, искали годами каких-то серийных маньяков, потом кого-то брали, допрашивали. Человек признавался под пытками или потому, что сумасшедший, и даже и смертную казнь получал. Но это ловили потом. Я вам говорю: в момент преступления.

С.БУНТМАН: Вот смотрите, Саш. Знаменитая история есть. Я не зря на этом сижу, просто это хочется очень выяснить. Есть знаменитая история, из нее была и книжка Стивена Кинга, и был замечательный совершенно фильм "Зеленая миля". Явный случай поимки на месте преступления. Поймали человека, который склонился над изнасилованной и убитой девочкой.

А.МИНКИН: Все-все, не продолжайте, я понял.

С.БУНТМАН: Понятно?

А.МИНКИН: Я понял, да. Да-да-да.

С.БУНТМАН: А он ей хотел помочь.

А.МИНКИН: Да.

С.БУНТМАН: Это, ведь, такая бывает аберрация, такая бывает. Ошибки бывают.

А.МИНКИН: Все, снято.

С.БУНТМАН: Саш, мы правильно рассуждаем об этом. И мы все, и родители и все кипит, когда узнаем об этом. Но что-то такое... Мне кажется, что как мы и к справедливости, к как к демократии, скашивая все углы на свете, вот поэтому у нас такое уродство очень во многом получается. Терпения нет. Может быть...

А.МИНКИН: Значит, так. Все, снят вопрос. Пойман ли на месте, не пойман – пусть эксперты, трали-вали, все. Продажа вот этих "Кровавых маньяков" – это же, вот это реальность?

С.БУНТМАН: Абсолютно. Без обозначения, без специальной возрастной категории, которая нас раздражает очень во многом на Западе. Ну и пусть лучше раздражает, чем это попадет ребятам. Вот в этом я согласен. А у нас не с тем, кажется, борются очень часто. Борются с совершенно невинными вещами, потому что они иностранные или чем-нибудь еще. И показывают черт знает что сами. Нет кровавее сериалов, причем всерьез кровавее, чем отечественные.

А.МИНКИН: Это вы мне говорите? Я писал вот этому своему адресату, что "господин президент, вам очень нравится наше телевидение, а, ведь, более похабного и жестокого нет на планете".

С.БУНТМАН: Ну, поискать – можно найти...

А.МИНКИН: Нет, не найдете. Выяснял. Еще раз говорю, выяснял, и эксперты выясняли.

С.БУНТМАН: А, нет, Саш. Если специально занимались, я тут пас.

А.МИНКИН: Специально занимались, специально. Есть жестокие фильмы, которые продаются, там, в спецмагазинах со спецобозначением. Но то, что идет по телевидению общедоступному у нас, невозможно нигде. В тоталитарных странах, потому что там тоталитарный строй, а в демократических, потому что там демократический строй. В Америке за то, что у нас идет в эфире, посадили бы. И во Франции, в Англии и в Германии посадили бы. А в Кореях, в Китае это вообще невозможно в принципе, потому что там цензура. Поэтому у нас вот такое, самое похабное.

С.БУНТМАН: "Хорошо, товарищи, – скажут у нас. – Хотите? Станем тоталитарными". Фильмов не будет, но и ничего не будет.

А.МИНКИН: Подождите. Зачем же так?

С.БУНТМАН: Это такой легкий путь отечественный. Да нет, я говорю не от нашего.

А.МИНКИН: Ну, вы же...

С.БУНТМАН: Не от своего имени. Я говорю так...

А.МИНКИН: Значит, я знаю...

С.БУНТМАН: Может быть ответ власти.

А.МИНКИН: Вы смеете.

С.БУНТМАН: Нет! Ни в чем.

А.МИНКИН: Нет, я не о вас говорю. Я говорю о тех, кто смотрит или кто не смотрит, а потом им приносят распечатки – есть такие баре, что сами не смотрят, не читают, а им потом распечатку в сжатом виде "Вот что эти негодяи там..."

С.БУНТМАН: Это удобно.

А.МИНКИН: Это удобно. Так вот, всем заодно могу сказать. Значит, высмеять, поиронизировать можно над чем угодно. И люди это делают легко, даже над такими вещами, над которыми нормальный человек и постеснялся бы иронизировать или смеяться. Ну, в том числе над религией. А вот если не высмеивать, а говорить серьезно, превращаешься в зануду. "А, чайник, зануда! Опять талдычит про это все!" Ну, да. Значит, если каждый день можно рассказывать про жевательную резинку, почему нельзя каждый день говорить, вот, про эти вещи, от которых, повторяю, ежеминутно, ежедневно страдают и калечатся дети? Ну, взрослые пусть сами о себе думают. Когда вы сказали "Вот, родитель может оттащить за ухо" – это я все проходил, честное слово. А если родители на работе, кто его оттащит за ухо? Или он не в счет, если его родители на работе? А если его родители пьяные валяются, он не в счет или в счет? У нас был такой, не хочу его называть, на канале "Россия" показывал безобразные фильмы и тоже он появлялся на экране и говорил "Предупреждаю: уберите от телевизора детей". А я ему в газете задал вопрос, вот этот самый: "А если родители спят? А если на работе? А если пьяные? А если он вообще в своей комнате, у него в своей комнате телевизор – тогда что? А если они пришли через секунду после того, как прозвучало ваше предупреждение?" Вот включили телевизор, а предупреждение-то, уже прошло.

С.БУНТМАН: Саша, мы здесь подходим к еще одной проблеме. Я не знаю, что идет раньше, а что позже по приоритетам. Мы сейчас переходим к проблеме, когда вы описали сейчас несколько типов семей, где это может происходить. И где невозможно защитить с помощью драния за ухо.

А.МИНКИН: Вот сегодня лишили родительских прав этих родителей, да? Уж, наверное, они не оттаскивали ребенка от телевизора.

С.БУНТМАН: Саш, семья – это проблема. Как сказал один человек, который защищал, бурно и полемически защищал то, что не от кино люди становятся маньяками и убийцами, он говорил: "Наверное, это проблема отца, с которым там мальчик смотрел, а потом стал... Вместе они смотрели фильм, где убивают".

А.МИНКИН: Это тоже выкрутасы. Могу ответить и ему.

С.БУНТМАН: Только через минуты. Хорошо, Александр Минкин, мы через 3 минуты продолжаем наш радио – и телеэфир.

А.МИНКИН: Буду воздуха набирать.

С.БУНТМАН: А web-трансляция есть, так что не жалуйтесь – все у нас в порядке, идет видеотрансляция.

НОВОСТИ

С.БУНТМАН: Так, ну что же? Давайте мы продолжим. Александр Минкин, у нас идет web-трансляция. Похоже, все нормально, и Александр Минкин у нас в гостях и мы говорили. Вот сейчас Александр Минкин хотел чуть-чуть продолжить эту тему, потому что мы говорили о том, что проблема, может быть, в первую очередь-то в семье, а не в теле – и кинематографе?

А.МИНКИН: Да, давайте скажу по этому поводу одну фразу. Может быть, потом сменим, потому что мы как-то зациклились на этом. Проблема семьи – это, вот, 100 лет назад и 50 лет назад – наверное, да, все зависело от родителей. А теперь посчитайте, сколько ребенок сидит у телевизора и у компьютера, и сколько он с отцом? Ну, посчитайте просто, вот. 7 секунд в день-то наберется у отца с сыном? А телевизор с ним 24 часа.

С.БУНТМАН: Понятно. Но, ведь, есть же семьи, где телевизор не 24 часа, Саш?

А.МИНКИН: Есть. А про других не надо говорить?

С.БУНТМАН: Про других надо говорить.

А.МИНКИН: Знаете, что? У кого все в порядке, у кого нет телевизора, кто с ребенком проводит много времени – мы о них вообще не говорим.

С.БУНТМАН: Как сделать, чтобы больше людей проводило больше времени с детьми?

А.МИНКИН: Извините, врач – он же не приходит к здоровым, да? он же приходит к больным.

С.БУНТМАН: Есть люди, которые занимаются профилактикой. Постоянно обучать, чего есть, чего не есть, чего пить, чего не пить. Вот, наверное, и в семье тоже так каким-то образом, достаточно плотно надо заниматься.

А.МИНКИН: Ну, хорошо.

С.БУНТМАН: Здесь противоречий нет.

А.МИНКИН: Мы не вылезем из этой темы, хоть сутки...

С.БУНТМАН: Саш, здесь спрашивают, кому вы пишете, имея в виду президента? Здесь спрашивают нас.

А.МИНКИН: Кому из них 2-х?

С.БУНТМАН: Да.

А.МИНКИН: Да, я считаю, обоим. Я считаю, что это вообще один персонаж такой. Он виртуальный, раздвоившийся временно. И я даже несколько раз начинал свое письмо не "Господин президент", а "Господа президенты" или "Господин тандем".

С.БУНТМАН: Может, они на это обижаются?

А.МИНКИН: Знаете чего? Пусть бы они поменьше обижались на интонации и побольше бы смотрели на суть вопроса. Если я и применяю какие-то интонации, то только чтобы достучаться, докричаться. Ну, потому что если говоришь спокойно, рассудочно, бу-бу-бу, бу-бу-бу – тебя вообще не слышат. Ты – фон.

С.БУНТМАН: Ну, да. Они все время на интонации обижаются, мне кажется.

А.МИНКИН: Потому что у них нет ответа по существу. Вот я ему написал про эти диски, да? Не буду опять съезжать на это. Значит, он может обижаться на интонацию – это гораздо выгоднее, чем применять меры по существу. Он имеет право их принять и он обязан их принять. Он клялся на Конституции защи