Сегодня, в канун 60-й годовщины первого в нашей стране ядерного
взрыва, история советского атомного проекта известна, казалось бы, во
всех деталях.
Однако до сих пор продолжаются споры
между ветеранами-физиками и ветеранами-чекистами о том, кто сыграл
решающую роль в создании отечественного ядерного оружия. С одной
стороны, без данных разведки советские физики никогда бы не сделали
бомбу так скоро - ведь серьезно заниматься атомным проектом у нас стали
только с августа 1945 года, когда для этой цели был создан Спецкомитет
во главе с Лаврентием Берией, располагавший неограниченными
возможностями по привлечению сил и средств. Но материалы, добытые
советскими атомными шпионами, просто некому было бы использовать, если
бы в СССР не было сильной научной школы в области ядерной физики.
Идут
споры и между представителями советских спецслужб. В начале 90-х годов
сенсацию вызвала книга видного деятеля "органов" сталинского времени
Павла Судоплатова, утверждавшего, что участвовавшие в Манхэттенском
проекте Роберт Оппенгеймер, Энрико Ферми и некоторые другие видные
физики были источниками советской разведки и что многие советские
агенты были внедрены в этот проект с помощью Оппенгеймера, причем
решающую роль в сотрудничестве с Оппенгеймером играли профессиональные
разведчики Семен Семенов и Григорий Хейфец. Оппенгеймер будто бы еще в
начале декабря 1941 года рассказал Хейфецу о письме Эйнштейна
Рузвельту, где говорилось об опасности появления атомной бомбы у
Гитлера.
По Судоплатову выходит, что Оппенгеймер и другие
известные ученые были негласными агентами СССР, а руководитель
американского уранового проекта безропотно принимал под свое начало
других советских агентов, уже безоговорочных, с формальным
обязательством работы на НКГБ. Получается, в Манхэттенском проекте
советский шпион на шпионе ехал и шпионом же погонял.
Павел
Анатольевич Судоплатов умер в 1996 году. А вскоре был опубликован
документ, который как будто подтверждал правильность его утверждений
относительно Оппенгеймера. Вот этот документ, факсимильно
воспроизведенный на стр. 315 вышедшей в 2002 году книги американского
журналиста и историка Джерролда Шехтера Sacred Secrets: How Soviet
Intelligence Operations Changed American History:
2 октября (194)4 СОВ. СЕКРЕТНО
СРОЧНО Экз. № 2
1167/м
Резолюция: Л.Б. получено ВМер (В. Меркулов), 3 X
Народному комиссару внутренних дел СССР
Генеральному комиссару государственной безопасности
товарищу Берия Л.П.
В
соответствии с Вашими указаниями от 29 IX. 1944 г. НКГБ СССР продолжает
мероприятия по получению более полной информации о состоянии работ (о
проблеме урана) и развитии за границей.
В период
1941-1943 гг. важные данные о начале исследований и работ в (США) по
этой проблеме были получены нашей закордонной агентурой с
использованием контактов тт. ЗАРУБИНА и ХЕЙФЕЦ и в связи с выполнением
ответственных поручений по линии (ИККИ).
В 1942 г. один
из руководителей научных работ (по урану в США проф. Оппенгеймер
(негласный член) аппарата (т. Броудера) проинформировал нас о начале
работ.
По просьбе т. ХЕЙФЕЦА, подтвержденной (т.
Броудером) им было оказано содействие в допуске к исследованиям наших
проверенных источников, в том числе родственника (т. Броудера).
В
связи с осложнением оперативной обстановки (в США), роспуском
(Коминтерна), а также принимая во внимание объяснения тт. ЗАРУБИНА и
ХЕЙФЕЦ по делу МИРОНОВА, представляется целесообразным немедленно
прекратить контакты руководства и активистов (КП США) с учеными и
специалистами, участвующих в работах по (урану).
НКГБ просит получить согласие Инстанции.
НАРОДНЫЙ КОМИССАР ГОС. БЕЗОПАСНОСТИ
Комиссар государственной безопасности I ранга
/МЕРКУЛОВ/
(Верно: Юрьев)
2 X 44 г.)
Отпечатано
Экз № 1 - т. Берия
№ 2 - Секр. НКГБ
№ 3 - I Упр. НКГБ
Исп. т. КОССОВ
Секр. НКГБ СССР
(Слова в скобках вписаны от руки)
На
первый взгляд, это письмо может показаться подлинным. И стиль вроде бы
похож на подлинные документы НКГБ/НКВД, и канцелярское оформление
соответствует, и наиболее конфиденциальная информация вписана в
машинописный текст от руки. Но при более тщательном анализе текста и
реквизитов приходишь к выводу, что перед нами фальшивка.
Начнем
с грифа. Документы, в которых речь шла об агентах такого уровня, обычно
шли под высшим грифом секретности "Особая папка" и составлялись в
единственном экземпляре. Так, когда в 1949 году тогдашний министр
внутренних дел Сергей Круглов докладывал Сталину о том, кто из пленных
немецких генералов, которых предполагалось отпустить на родину, был
завербован в качестве советских агентов, то не только фамилии генералов
были вписаны министром от руки, но и сам документ был изготовлен в
единственном экземпляре. А гриф "Сов. секретно, срочно" в 1942 году
НКВД присваивал, например, документам, где речь шла о настроениях
жителей территорий, освобожденных от немецкой оккупации, на основании
материалов почтовой цензуры. Составленное же в трех экземплярах письмо
Меркулова Берии должно было бы стать достоянием, кроме Лаврентия
Павловича, еще добрых двух десятков человек, включая работников
секретариата НКГБ и сотрудников 1-го управления, занимавшегося внешней
разведкой. Но письмо, составленное в единственном экземпляре, должно
было печататься на бланке наркома госбезопасности. А тот, кто
изготовлял письмо, вероятно, не имел под рукой подходящего бланка или
не знал, какие именно бланки использовались осенью 1944 года.
Есть
и другие несообразности. Так, пометку о том, что письмо вручено
адресату, обычно делал не сам нарком, а сотрудник секретариата. И уж
совсем невозможно себе представить, чтобы сам Меркулов или его
секретарь позволили бы себе столь фамильярную резолюцию на документе:
"ЛБ получено". О подобной фамильярности Лаврентию Павловичу могли
тотчас донести. По всем канонам канцелярской этики полагалось писать
"т. Берия получено".
Еще более странно, что Меркулов обращается
к Берии только как к наркому внутренних дел. Между тем он просит
Лаврентия Павловича походатайствовать перед Инстанцией, т.е. Сталиным,
чтобы компартии США было приказано прекратить контакты с участниками
американского уранового проекта. Но это явно не входило в функции Берия
как наркома внутренних дел, зато прямо соответствовало его работе на
двух других более высоких постах - заместителя председателя ГКО и
заместителя председателя Совнаркома. Однако эти должности адресата
Меркулов в письме почему-то не упоминает.
Но еще более странным
выглядит содержание письма. Просить американских коммунистов прекратить
контакты с участниками уранового проекта было в тот момент совершенно
неуместно по двум причинам. К октябрю 1944 года Москва основательно
испортила отношения с генеральным секретарем компартии США Эрлом
Браудером, который выдвинул идею мирного сосуществования капитализма и
социализма и в мае 1944 года на съезде провел резолюцию о роспуске
партии.
Главное же, просьба Меркулова выглядит совершенно
непрофессионально - а ведь он все-таки был профессионалом с многолетним
стажем. Ни в коем случае нельзя было просить руководство американской
компартии прекратить контакты только с участниками уранового проекта.
Учитывая густую инфильтрацию партии агентами ФБР, это означало бы прямо
указать американской контрразведке на повышенный интерес Москвы к
атомной бомбе. Проще и безопаснее было бы попросить американских
коммунистов вообще воздержаться от контактов со всеми негласными
членами партии.
И уж совсем нелепо выглядит настойчивое
упоминание в письме контактов советских агентов и резидентов с
Оппенгеймером и его помощи во внедрении нашей агентуры в американский
урановый проект. Сталина такие детали вряд ли интересовали, Берия их и
так должен был бы знать, а американским коммунистам сообщать их и вовсе
было ни к чему.
Характерно, что в письме Меркулова главная
информация которая доводится до адресата, - это тот факт, что
Оппенгеймер наш агент. И информация, содержащаяся в письме, не выходит
за рамки той, которая приведена в мемуарах Судоплатова. Это касается и
дела Миронова. Бывший сотрудник нью-йоркской резидентуры НКГБ Василий
Миронов написал донос на Василия Зарубина и его супругу, которые в
результате были отозваны. Судоплатов утверждает, что вице-консул в
Сан-Франциско Григорий Хейфец (кличка "Харон") был также отозван из США
в связи с историей с Мироновым (последнего в конце концов признали
шизофреником).
В действительности и с Хейфецем, и с
Оппенгеймером дело обстояло совсем не так, как представляется в
мемуарах. Материалы НКГБ, связанные с атомным шпионажем в США, давно
уже изданы на Западе и доступны в Сети. Это сделано в тетрадях
Александра Васильева - бывшего офицера КГБ, который в 1996 году
эмигрировал в Англию, а позднее сумел вывезти и опубликовать свои
выписок из архивов СВР, посвященные в значительной мере атомному
шпионажу. Там есть обширные выдержки из доклада начальника 1-го
управления НКГБ Павла Фитина (ноябрь 1944 года), в которых, в
частности, говорится, что "Хейфец отозван из США как не справившийся с
работой", без какой-либо связи с делом Миронова. Здесь же перечислялись
многочисленные претензии к работе Хейфеца: и утверждалось, что он
"прислал в центр только одно более или менее заслуживающее внимание
сообщение... вся остальная информация, поступившая от "Харона", носила
характер частных высказываний и слухов, не подкрепленных никакими
данными". В вину Хейфецу как раз и ставилось, что он не разрабатывал
активно участников американского уранового проекта.
Что же
касается Роберта Оппенгеймера, то в документах, приводимых в тетрадях
Васильева, наоборот, отрицается какое-либо его содействие в делах
атомного шпионажа. Так, в телеграмме Хейфецу от 25 января 1943 года
отмечалось, что "Роберт Оппенгеймер разрабатывается соседями (военной
разведкой. - Б.С.) с июня 1942 г. - его привлечение не представляется
возможным". Также Оппенгеймер, который проходит в документах НКГБ как
"Химик" и "Честер", ни разу не упоминается в качестве советского
агента, равно как и какая-либо информация, от него полученная. Хейфец в
отчете писал, что один из знакомых "подготавливал мне встречу с
"Химиком", но по разным причинам эта встреча провалилась". Никаких
следов поступления от Оппенгеймера каких-либо сведений для советской
разведки, а уж тем более устройства им кого-либо в Манхэттенский проект
по просьбам советских агентов в архивах СВР нет. А в одном из отчетов
1-го управления НКГБ в июле 1945 года прямо констатировалось: "Со
времени отъезда Харона никакой работы по ХУ на Западе США не велось".
Нет
в тетрадях Васильева и выписок из письма Меркулова Берии от 2 октября
1944 года. А ведь 3-й экземпляр этого письма как раз и должен был
храниться в просмотренных Васильевым делах 1-го управления НКГБ, причем
под не слишком строгим грифом секретности. Логично предположить, что
этого письма не существовало вовсе.
Зачем же понадобилось
Судоплатову преувеличивать роль НКГБ в успехах советского атомного
шпионажа, а кому-то еще и подкреплять его утверждения фальшивым
письмом? Думаю, все дело здесь в защите чести чекистского мундира. Ведь
главный советский атомный шпион, немецкий физик Клаус Фукс, благодаря
которому советская атомная бомба была создана за столь короткий срок,
по собственной инициативе вызвался сотрудничать с советскими
спецслужбами. Причем вышел он не на госбезопасность, а на "соседей" -
ГРУ. На связь с резидентурой НКГБ Фукс был передан только в январе 1944
года, когда решением ГКО все дела по атомному шпионажу были переведены
в НКГБ.
Получается, что успех советской разведки в атомном
проекте во многом результат случайности. Если бы не Клаус Фукс с его
страстным желанием поделиться секретом атомной бомбы с Советским
Союзом, советские физики вряд ли бы сделали бомбу до смерти Сталина.
Вот чтобы замаскировать этот факт и выставить в наилучшем свете родной
Наркомат госбезопасности и самого себя, Судоплатов и придумал, будто
атомный проект был буквально нашпигован советскими агентами и чуть ли
не самого Фукса Оппенгеймер брал на работу исключительно по
рекомендациям, исходящим от советских агентов.