Газета «Наш Мир»

Шахак родился в Варшаве в год прихода Гитлера к власти.  Его родители были ортодоксальными иудаистами и сионистами, они запрещали своим детям говорить на идише.  В 1943 десятилетнего Шахака и его семью переводят из гетто в концлагерь Понятово.  Там погибает его отец, но Исраэлю и его матери удается бежать, и какое-то время они скрываются под видом иностранных подданых.  Потом их арестовывают опять, и на этот раз они попадают в лагерь смерти Берген-Бельзен.  Им удается избежать гибели, и после освобождения они переезжают в Палестину (старший брат Шахака, летчик британских ВВС, погиб на Тихом океане).   В 1961 занятия Шахака химией заканчиваются получением кандидатской степени, но еще до этого, в 1956 году он переживает духовный переворот, который привел его к разрыву с сионизмом.  Находясь в армии во время Суэцкого кризиса, он услышал, как в своем выступлении по радио один из отцов-основателей Израиля Бен Гурион заявил о намерении "основать царство Давида и Соломона".  Быть может, это напомнило Шахаку планы основать тысячелетний Рейх на костях других рас.  Быть может, своим духовным возрождением он был обязан словам польской рабочей, услышанные им во время нацистской оккупации.  Он услышал как в группе рабочих один юноша оправдывал оккупацию, указывая на то, что немцы очистят Польшу от евреев, на что пожилая полька с укором ответила: "А разве они не такие же человеческие существа?"  Эти слова Шахак никогда не забыл.

1960 годы он выступает с критикой сионизма "как по еврейским, так и общечеловеческим причинам".  Позднее он вспоминал.

"После 1967, когда я перестал быть просто химиком и стал политическим существом, первой причиной этому было то, что Израиль ставил своей целью господство над Ближним Востоком, что, как понимает каждый разумный человек, невозможно.  Второй причиной, было мое убеждение в необходимости палестинского государства.  Оно может состояться с минимальным  кровопролитием или максимальным.  Даже если интифада понесет поражение, это только оттянет время".

Эти слова хорошо схватывают умственный склад этого либерала в традиции Гобсона и Рассела, для которого политический разум соединяет рациональность с этическим императивом.  Некролог в английской "Гардиан" передает нравственный облик Шахака.

"Наблюдать, как он читает маленькую газетную новость об израильском поселенце, который спустил своих собак на группу палестинских детей, было наблюдать человека в состоянии почти физической боли.  Шахак пришел к убеждению, что подобные проявления бесчеловечности были следствием религиозной интерпретации еврейской истории, которая вела к игнорированию столетий арабской истории в Палестине и пренебрежению к правам неевреев.  Конфискация, как объясняли каждому школьнику, была "спасением земли" от тех, кто был ей чужим.  Для Шахака это было было неприкрытым расизмом, разрушительным для обеих сторон". 

"Еврейская история, еврейская религия: тяжесть трех тысячелетий," вышeдшая в 1994 на английском языке, наиболее полно выражает критику Шахаком идеологических основ "еврейского государства", которую он развивал в десятках статей и в своей правозащитной деятельности. 

При жизни Шахак подвергался ругательствам, оплевыванию и угрозам смерти. "Нет пророка в отечестве своем", - говорится в евангелии от Матфея.  А в этом бывшем узнике Бельзена и профессоре химии жил дух древних еврейских прроков.