В Казани прошел V международный фестиваль мусульманского кино "Золотой минбар".

Вновь прибывшее в отечественный кинематограф поколение российских молодых режиссеров, возводящих в культ депрессивные настроения там, где их и подавно быть не должно, на него стоило бы отправлять как на мастер-класс – посмотреть, как даже в самых безвыходных ситуациях глаза киногероев могут светиться от счастья и излучать надежду. И поучиться, как можно снимать захватывающее кино без убийств, гор трупов, расчлененки, мата, мордобоя, наркотических кошмаров, пьяных дебошей и пустых мутных взоров, упорно выдаваемых за взгляд подрастающего поколения на современную жизнь.

Ведь требования, которым должно отвечать мусульманское кино вообще и попавшее на "Золотой минбар" в частности, очень жесткие: в фильмах не может быть показано насилие, они должны призывать к добру и гуманным ценностям. Их должно быть не стыдно смотреть с детьми, не страшно с женами и удобно с родственниками в кругу семьи, потому что в них нет пошлости и ужасов, и в них всегда побеждает правда. Они должны прославлять мир и согласие. В общем, они еще много чего должны, чтобы действительно служить высоким идеалам.

И применительно к мусульманским картинам все вышеперечисленное отнюдь не становится общими фразами. Даже если объектом художественного исследования выбирается арабо-израильский конфликт, всю проблематичность которого показывают через историю любви еврейской девушки и палестинского террориста-смертника (sic!), получившего задание взорвать себя в людном месте, чтобы вернуть доброе имя своему отцу. Как в израильско-германской картине "Для моего отца" Дрора Захави, вызвавшей самые продолжительные дискуссии на фестивале. Или даже если рассказывается о трагической судьбе потерявшего ногу маленького мальчика из Кабула, вся вина которого заключалась только в том, что ребенок, не послушав маму, пускал воздушного змея и побежал за игрушкой в горы, где взорвался на мине. Как в документальном польском фильме Беаты Дзянович, получившем приз за лучшую режиссерскую работу в неигровом кино и спецприз президента Республики Татарстан Минтимера Шаймиева "За гуманизм в киноискусстве". Или как в признанном лучшим на "Золотом минбаре" и получившем Гран-при российском фильме Веры Глаголевой "Одна война" (к мусульманскому кино формально не имеющему никакого отношения, но отвечающему всем его требованиям) – о судьбе женщин, оказавшихся в Великую Отечественную войну на оккупированных территориях и родивших от немцев детей.

"Цель нашего кинофестиваля – не только показать образ мусульманина и дать более широкое представление об исламской культуре, – поясняла заместитель премьер-министра и министр культуры Татарстана Зиля Валеева. – Нам не чужды те фильмы, которые совпадают по осмыслению гуманитарных проблем, нам они важны и для самопознания самих мусульман и прежде всего для того, чтобы научиться жить в мире с другими.

В этой связи как фильм Веры Глаголевой, так и картины других режиссеров немусульманских стран, показанные на фестивале, вполне оправданны. Ведь наш девиз – через диалог культур к культуре диалога. В мире так много проблем, и мы действительно хотели, чтобы благодаря взаимодействию деятелей культуры мы нарабатывали практику взаимопонимания и культуру диалога. Ведь конечная цель фестиваля – научиться понимать друг друга и найти то, что объединяет, а не то своеобразие, которое разводит".

Уроки толерантности казанского фестиваля можно будет получить и в Москве – фильмы-призеры "Золотого минбара" в октябре будут показаны в кинотеатре "Художественный". Вот их названия: "Свет в тумане" (Иран) – лучшая режиссура Панахбархода Резаи, лучшая операторская работа Али Мохаммада Гасеми и лучшая женская роль Париваши Назаривехи; "Одна война" (Россия) – Гран-при; "Орлы" (Россия) – лучшая мужская роль в исполнении актерского ансамбля Азгара Шакирова, Рината Тазатдинова и Равиля Шарафиева. "Снег" (Босния и Герцеговина, Иран) – лучший сценарий игрового кино Аиды Бегич и Ноэми де Лаппарен; "Другая планета" (Венгрия, Бельгия, Финляндия) – лучший неигровой фильм Ференса Молдований; "Воздушный змей" (Польша) – лучшая режиссерская работа Беаты Дзянович в документальном кино и спецприз президента Татарстана.

Почетным гостем V фестиваля "Золотой минбар" стал Никита Михалков, который за один день своего пребывания в Казани провел "круглый стол" "Кинематография России в единстве и многообразии национальных культур" и успел рассказать журналистам о своем восприятии исламской культуры:

– Понимаете, какая вещь... Огромная-огромная страна, в которой живет очень много разных народов. И на сегодняшний день мы, к сожалению, не имеем возможности, а порой и интереса к тому, чтобы по-настоящему понять и ощутить, кто же живет рядом с нами. А речь ведь идет об историческом достоинстве или о таком понятии, как воля жить, – и одно и другое вытекает из возможности и желания взглянуть внутрь своей корневой системы, внутрь себя, своей культуры, своего пейзажа. Как у меня решился вопрос с понятием мусульманской жизни и ислама? Поучительная была история. Для меня мечеть, минарет всегда были связаны с образом "Белого солнца пустыни": пустыня, желтый песок, солнце... Но однажды под Нижним Новгородом я попал на праздник в татарскую деревню. Ну все там было – и лошади, и скачки, и борьба, и мясо. И потом мне говорят: хотите посмотреть на мечеть? А пейзаж вокруг такой: Волга, березовые рощи, поля... Я думаю, как же тут мечеть будет выглядеть – тут храм должен стоять, а не мечеть. И так меня внутренне передернуло. Но поехали. Стоит мечеть, заходим туда, что-то нам показывают. Я чувствую себя туристом – уважительно слушаю, все как полагается. Влезли на минарет – а сверху пейзаж – ну просто левитановский. Я спрашиваю: "Скажите, а сколько лет этой мечети?" – "Семь". – "А сколько лет живут вот в этом месте люди, которые должны ходить в мечеть?" Они говорят: "Восемьсот". И из этого ты делаешь вывод, что твой личный русский пейзаж такой же родной и для человека, который ходит в мечеть. То есть на уровне географического ландшафта ты понимаешь, насколько объединены твои представления о прекрасном с представлениями о прекрасном человека, который исповедует другую веру... И в этом смысле, мне кажется, мы должны быть бесконечно благодарны благоверному святому князю Александру Невскому, который предпочел платить из кармана дань Орде, нежели принять то, что предлагал ему Папа, но отдав за это взамен душу. Потрясающе мощный выбор – тебе предлагают: ничего не надо, просто возьми и только повернись к нам, будь как мы. А другой человек говорит: нет, дай сюда – на, я дам им из кармана то, что у меня есть, но я не отдам свою душу. И Тамерлан никогда не разрушал церквей. Да, татары заводили коней в русские храмы, но они не разрушали русского духа, того самого генетического кода, а наоборот, перемешивались. Как сказал Тютчев, поскреби любого русского – увидишь татарина... Я с огромным интересом и уважением отношусь к тому, что несет в себе исламская культура и исламский мир, но – здоровый исламский мир, а не те отклонения, которые в любой религии вы сами знаете, к чему приводят. Я бы хотел ощущать себя частью этой культуры ровно настолько, насколько ощущали себя ее частью все те, кто жил за 400-700 лет до нас с вами здесь. И перемешанная кровь, и огромное количество военачальников, которые пришли из Орды в Русь, и все те, которые потом становились цветом русской аристократии – Юсуповы, Гончаровы, Тургеневы, и так далее и так далее. Мне кажется, это взаимопроникновение не туристическое. Когда мы говорим, давайте создавать культурные центры – мы говорим о туризме как о бизнесе, а мне хотелось бы, чтобы этот туризм был бизнесом для тех, кто приезжает извне, а для нас он должен быть любимой частью своего... Причем мы вели речь про кино, но это не только кино, это и кино. И я очень рад, что есть фестиваль мусульманских фильмов. Кого-то это сначала напугало: как это так? Да так. Потому что не разных религий нужно бояться, а объединения безбожников. Вот что страшно. А верующие люди всегда договорятся...