Британский путешественник, писатель, этнограф Ричард Фрэнсис Бертон в 1853 году предпринял рискованное путешествие в далекую Аравию. Англичанин Бертон не был первым европейцем-немусульманином, предпринявшим хадж. Но паломничество и его описание стали самыми известными и популярными.

В апреле 1853 года одетый по-восточному Бертон выехал из Лондона. В начале своего пути он был представлен как персидский принц. В Александрии Бертон превратился в индийского доктора, а затем продолжил путешествие под видом странствующего дервиша. Хаджи Уели, попутчик Берона, предложил ему представляться везде выходцем из Афганистана. В пути иностранцу помогали молодой араб Магомед и индийский мальчик Нур.

«Мы вошли в очерченный вокруг Каабы овал западной дверью... – описывает он свои впечатления от посещения главного храма Ислама. - Миновав Авраамово место, мы подошли к колодцу Земзем; там выпили по целой чашке этой солодковатой воды, дали порядочную сумму разносчикам ее, которые тут же при нас разделили большую часть денег бедным пилигримам.

Наконец мы достигли входа в Каабу, или, лучше юго-восточного угла здания, которое примыкает к ней. Там хранился знаменитый Черный камень. Нам не позволили на этот раз приблизиться; мы должны были издали совершать наши молитвы; затем началось хождение вокруг камня. Ходили мы по овальной полированной площадке вокруг Каабы: три круга скорым гимнастическим шагом и четыре медленным, и все твердя указанные молитвы.

После этих обхождений мы хотели попробовать приложиться к Черному камню; вокруг него теснилась толпа бедуинов и пилигримов, и я отчаивался просто подойти поближе посмотреть камень, но Магомед доказал здесь, что он умеет преодолевать препятствия. Несколько раз он напрасно обращался к пилигримам с просьбою посторониться, но они и не поворачивались, предоставляя нам глядеть на их спины и затылки; тогда Магомед собрал человек шесть своих знакомых из Мекки и, недолго думая, с их энергичною помощью живо очистил место для прохода.

Бедуины разгневались на нас, но они были без оружия; к тому же (то было осеннее время) в продолжение предыдущих шести месяцев они сидели на одном молоке и походили на какие-то мумии, я один справился бы по крайней мере с полудюжиной их. Таким образом, несмотря на всеобщее негодование, мы добрались-таки до камня и оставались там около 10 минут, не слушая криков негодующих.

Я внимательно рассматривал этот камень, усердно целуя его и ощупывая руками и лбом...
Мы изнемогали от усталости, ноги и голова побагровели от горячих плит и лучей солнца. Я не мог больше выносить и ушел из мечети.

Вечером я опять посетил Святилище вместе с Магомедом и шейхом Нуром, который шел сзади и нес фонарь и коврик для молитвы. Раз испытавши всю ужасную боль поклонения святому месту днем, я не хотел пропустить случая насладиться там всею прелестью и обаянием восточной ночи.

Свет ночной луны падал на холме Абу-Кубаиса и таинственно освещал всю картину. В середине освященного места, как огромная гробница, возвышалось здание совсем темное, исключая некоторых мест, где луч света падает на драпировку: точно серебряные полосы извивались на самом черном мраморе.

Это невольно поражает взоры. Перед этим стушевались бы здания даже вроде грандиозных пагод с их золочеными и лепными куполами. Перед глазами был только этот храм Единому Богу, Богу Авраама, Измаила и его потомства.

На овальных подмостках вокруг Каабы стояла целая толпа мужчин, женщин и детей; почти все были разделены на группы, из которых одни бегали, другие шли медленно-важно, третьи стояли и просто молились. Сколько контрастов!»