Однажды по каналу "Дискавери" показывали репортаж о работе американской ветеринарной службы спасения. Воробышек упал в клей, и несколько человек объединили свои усилия для того, чтобы спасти его. Вызвали "скорую", привезли несчастную птицу в клинику, где врачи прочистили ей перья специальным раствором. А в конце все долго радовались, когда воробышек, взмахнув крыльями, упорхнул в бесконечное синее небо...

...Россия. Окраина города Саратова. Утро. Автобусная остановка. На остановке – бабушка в сломанном инвалидном кресле со спущенным колесом. Одной ноги у бабушки нет до колена. Другая перебинтована грязным бинтом и завернута в пакет.

Бабушка просит стоящего рядом мужчину помочь подняться ей в автобус. Мужчина делает вид, что не слышит, брезгливо передергивает плечами и отходит подальше, садится в подъехавший автобус и уезжает. Бабушка остается.

Рядом на лавочке – буханка хлеба и яблоко. Но бабушка не хочет есть. Она хочет пить, поскольку всю ночь просидела на остановке. Кто и как привез ее сюда, она не помнит. Она хочет домой. Ее "дом" – это рынок в центре города, потому что бабушка – бомж. Здесь прошлой зимой она отморозила ноги. Здесь она просит милостыню, и какая-то женщина раз в день кормит ее горячим обедом.

Чтобы попасть на рынок, бабушке нужно ехать на двух автобусах с пересадкой. Но в автобус она войти не может – слишком высокие ступеньки. Да и выйти из него без чьей-либо помощи у нее тоже не получится.

Люди подходят к остановке, смотрят на бабушку, садятся в автобус и уезжают. Некоторые участливо спрашивают, как она попала сюда и куда собирается ехать. Выслушав просьбу помочь ей подняться в автобус, люди качают головами, вздыхают и уезжают.

Мне тоже надо ехать. Через несколько часов у меня важная встреча. Я боюсь опоздать. Но еще больше я боюсь, что бабушка выедет на проезжую часть – коляска стоит под наклоном. Мимо проносится огромный грузовик.

Я иду в ларек за водой. Продавщица, которой хорошо видно происходящее на остановке, советует мне обратиться в милицию:

– Они должны следить за порядком!

"Они" как раз проезжают мимо. Машу руками, как сумасшедшая, пытаясь привлечь внимание стражей порядка. Машина с надписью "милиция" останавливается. Стражи оказываются сотрудниками вневедомственной охраны. Разводят руками и советуют обратиться к участковому.

Иду в участок, который занимает подвал общежития в двух кварталах от остановки. В подвале – швейная мастерская. Дверь с надписью "опорный пункт милиции" закрыта.

– Будут не раньше обеда! – кричат мне из мастерской.

– А как вызвать милицию?

– Звоните "02".

Прежде чем набрать номер, звоню своей знакомой. Ее муж – следователь районного отдела – объясняет:

– Это не наш случай. Мы на такие звонки не выезжаем. Вот если бы бабушка хулиганила или нарушала общественный порядок...

Получается, я смогу вызвать милицию, только если бабушка ударит меня палкой по голове. Бабушка бить меня не хочет. Она просит открыть ей бутылку с водой и рассказывает мне всю свою жизнь. Я узнаю, что зовут ее Вера Давыдова, и что она вовсе не бабушка – ей всего 62 года. Что работала она водителем, и деньги у нее всегда водились – однажды она даже ездила отдыхать в Ялту с сестрой и ее детьми. А вот своих детей у нее не было. Зато была отсидка, во время которой сестра продала материнский дом. Из тюрьмы Вера вышла бомжем.

– Вот, сама виновата! – кроме меня на остановке Веру слушает пожилая женщина. – Всю жизнь промоталась, детей не родила, кто теперь будет за тобой ухаживать? Кому ты нужна?

Вера опускает голову. Женщина садится в автобус и уезжает.

– Может, поедем на рынок на такси?

Вера соглашается. Машины с шашечками стоят недалеко от остановки. Таксист критически смотрит на коляску. Потом на бабушку. Потом на меня.

– Не волнуйтесь, я заплачу!

На всякий случай достаю кошелек.

Он снова смотрит на коляску и говорит:

– Коляска в мой багажник не войдет.

– А в какой войдет?

– Попробуйте вызвать "Волгу" или "Ниву".

Как назло не могу вспомнить ни одного номера службы такси. На помощь приходит подруга. Память у нее лучше, она сходу называет несколько номеров. Но диспетчеры уверяют меня, что ни в "Волгу", ни в "Ниву" инвалидные коляски не помещаются.

– Как же тогда инвалиды перемещаются по нашему городу?

– Вызывайте социальное такси.

Номер социального такси подруга не знает. Звоню сестре – у нее есть Интернет. Сестра ворчит:

– Ты на работу едешь? Вот и езжай! Или ты теперь всех бомжей по городу собирать будешь?

Но номер находит. Звоню, там долго не отвечают, потом что-то щелкает и тихий голос мне отвечает, что приехать ни сейчас, ни через час социальное такси не сможет – заявки расписаны на месяц вперед.

– Как же быть? Женщина-инвалид сидит в коляске на улице и не может никуда уехать!

– Попробуйте вызвать платное социальное такси.

В платном такси очередь на полтора месяца вперед.

Возвращаюсь к Вере. Я уже почти реву. Мало того, что опаздываю, да и помочь человеку ничем не могу. Вера успокаивает меня:

– Уезжай, моя хорошая. Тебе ведь надо на работу.

– А как же Вы?

– А меня надо бросить.

Люди на остановке сочувственно смотрят на меня.

– Твоя мама? Или бабушка? – спрашивает дед со слуховым аппаратом.

– Нет.

– А кто?

– Никто!

Отворачиваюсь. Злюсь на себя, что пошла на эту остановку. Надо было идти на трамвай. Или пройти мимо – ну чем я могу помочь? Вокруг нас собираются люди.

– Не может такого быть, чтобы она была никому не нужна! Есть государство, есть социальные службы! Куда они смотрят? – возмущается одна пенсионерка. – Не может такого быть! – повторяет она, садится в автобус и уезжает.

– Надо ее в церковь отвезти! – советует мне женщина в платке. – Они ее там не бросят!

Кто это – "они"? Конечно, я могу привезти бабушку к нашему храму и взвалить заботы о ней на настоятеля или кого-то из прихожан. Но церковь – это и я тоже. И я – уже тут.

Снова иду к таксисту, уговариваю его как-нибудь так сложить коляску, чтобы она вошла в багажник. Таксист идет со мной к остановке, внимательно рассматривает все болты и винтики, качает головой. Я начинаю реветь. Тут таксисту приходит в голову счастливая мысль:

– Надо звонить в МЧС! Они даже кошек с деревьев снимают!

Диспетчер службы спасения долго слушает меня, переключает на оперативного дежурного. Того мой рассказ явно не впечатляет.

– Кто и где сидит?

– Бабушка-бомж в инвалидной коляске на остановке!

– Ей что, плохо?

– А как Вы думаете, хорошо?

– Чем мы можем помочь?

– Ее надо перевезти на рынок, где она живет, там ее кормят.

– Мы – не такси! Мы – служба спасения!

– Так вот ее и надо спасать! Такси ее не берут, в автобус коляска не войдет. Что ей здесь, умирать на остановке? А если она на дорогу выедет и ее собьет машина?

– Вот тогда мы и приедем.

Получается, для того, чтобы приехали спасатели, бабушка должна совершить ДТП. Я уже просто кричу в трубку:

– Вы даже кошек и собак спасаете! А тут человек!

– Вы что, упрекаете меня в чем-то?

– Я прошу Вас не быть таким равнодушным.

– Хорошо, я вызову "скорую". Говорите, где точно Вы находитесь, как Вас зовут и номер телефона.

"Скорая" приехала через полчаса. Усталый врач долго кричит на меня, объясняя, что это не их дело – собирать бомжей на улице.

– Но кто-то ведь должен ей помочь!

– Вы что, не понимаете? Пока я вот с такими вожусь, у меня люди умирают! Вы знаете, сколько вызовов у меня в день? И если я буду еще всех бомжей собирать, я вообще работать не смогу!

– Что же делать? – я рыдаю уже почти в голос.

– Вам? Ехать на работу!

– А что же будет с ней?

– Ладно, отвезу ее в больницу. Не уверена, что ее там возьмут. У них такими полные коридоры завалены. А Вы уезжайте. Вы свое дело сделали.

Я сажусь в автобус и уезжаю. Вера и врач остаются на остановке. Рядом со мной усаживается дед со слуховым аппаратом. Он рассказывает мне про свою жизнь, про больную жену, про свои невзгоды. А потом советует купить колбасы в ларьке на остановке.

– Обязательно Базарно-Карабулакскую! Другую не бери...

...Я смотрю в бесконечно синее небо. Я хочу быть американским воробьем.