Восприятие исламского мира на Западе в последние годы определялось  теорией столкновения цивилизаций. Действительно ли «Запад есть Запад, Восток есть Восток», или исламский мир также способен меняться?

Известно, что изучение стволовых клеток, с которым специалисты связывают надежды на самые разные медицинские чудеса, вызывает в США ожесточенные политические споры. С точки зрения консерваторов, исследования эти аморальны, так как материалом для них иногда служат человеческие эмбрионы.

Не так широко известно, что исследовательский фонд «Iran`s Cord Blood Bank», созданный в 2003 году в Иране с благословения духовенства страны, выделил на изучение стволовых клеток $2,5 млрд. Дело в том, что, согласно нормам Шариата, на протяжении первых трех месяцев после зачатия эмбрион не считается человеком.

Американо-иранский политолог Вали Наср приводит в своей последней книге «Судьбоносные силы: развитие нового исламского среднего класса и что это будет означать для нашего мира» этот пример для того, чтобы подчеркнуть поверхностность общих рассуждений. Дескать, та или иная цивилизация, религия или культура способствует или не способствует формированию капитализма, демократии и общественному развитию в целом. На самом деле любая культура содержит массу самых разных, часто противоречащих друг другу элементов, и предсказать, какой из них окажется востребован в будущем, невозможно.

Наср напоминает: современный Запад с его демократией и капитализмом начал формироваться в эпоху христианской Реформации, а европейцы той поры вовсе не отличались религиозной терпимостью. Германию, Англию, Шотландию и Ирландию опустошали кровавые религиозные войны. Североамериканские колонии в первые десятилетия своего существования, не говоря уже о швейцарской Женеве, оплоте кальвинизма, были самыми настоящими теократическими государствами, по своим порядкам напоминавшими даже не Иран, а Афганистан во времена талибов.

Тем не менее именно Англия, Нидерланды, Швейцария и новоанглийские колонии довольно быстро превратились в самые толерантные, демократические и открытые страны Запада. Все дело в том, полагает Наср, что именно там бурно развивался капитализм, который и предопределил эволюцию господствовавших в этих обществах норм.

Принято считать, что развитие капитализма и стало возможно благодаря торжеству в этих странах особой протестантской этики — уникальной системы ценностей, поощрявшей трудолюбие и предприимчивость. Именно нехваткой этих ценностей часто объясняется замедленное развитие капитализма в католических Испании и Италии, не говоря уже о православной России или мусульманском Востоке. Но подобные обобщения будут несколько односторонними. Так, в Исламе, собственно, нет ничего принципиально несовместимого с капитализмом и демократическими свободами.

Наср полагает, что сейчас многие мусульманские страны стоят на пороге трансформации, подобной той, что произошла в Европе в XVII-XVIII веках: здесь быстрыми темпами развивается капиталистическая экономика и формируется средний класс. Примечательно, что эта ситуация не является следствием попыток модернизировать мусульманские страны. Ведь раньше происходили изменения «сверху», по приказу шаха или диктатора; в результате возникла тонкая прослойка прозападной интеллигенции, но общество в целом не менялось.

Сейчас же трансформация идет «снизу» и затрагивает широкие массы населения: средней руки бизнесмен где-нибудь в турецкой провинции может быть вполне религиозным мусульманином, но при этом сотрудничать с европейскими компаниями. Он заинтересован в развитии этих связей, а не в изоляции своей страны.

По мнению Насра, именно развитие массового капитализма и формирование среднего класса в ближайшие годы коренным образом изменят исламский мир. Главное же препятствие для дальнейшей эволюции мусульманских стран — это не Ислам, а коррупция и чрезмерное присутствие государства в экономике.