Избрание первым президентом Евросоюза Хермана ван Ромпея можно оценить крайне положительно. Согласно Лиссабонскому договору, у Евросоюза есть теперь лицо, которое будет его представлять. Я бы не стал говорить, что избран "технический" президент, что само избрание-назначение – это компромисс переходного периода, и потом на смену придут яркие лидеры, а пока, мол, слышен сигнал, что Европа уходит из глобальной политики и сосредотачивается на самой себе, наслаждаясь кантовским "вечным миром" с увядающим привкусом постмодерна.

Во-первых, кандидатура ван Ромпея – это совместная позиция Франции и Германии. То, что тандем двух стран-локомотивов интеграции, к тому же настроенных на стратегическое партнерство с Россией, сыграл решающую роль, это хорошо. Значит, вектор принятия решений не сместился в сторону новых членов ЕС, которые ориентированы скорее на трансатлантическую повестку дня, нежели на углубление евроинтеграции. Для России поэтому избрание ван Ромпея скорее позитивно, чем нейтрально.

То, что голос Евросоюза будет голосом не харизматического проамериканского лидера вроде Тони Блэра, а тихим голосом европейского интеллектуала-федералиста, это скорее плюс. Тем более что сама политика Евросоюза – это прежде всего сложный технократический баланс распределения полномочий между институтами. Она по определению деперсонализирована и не располагает к встречам "без галстуков" с каким-то одним лицом. И выстраиванию отношений с постлиссабонским ЕС российской стороне надо серьезно учиться. А пригласить на рыбалку и в русскую баню, допустим, ван Ромпея вряд ли эффективно – надо тогда звать еще бароннесу Эштон и впридачу Баррозу с Бузеком.

То, что ван Ромпей мало известен широкой публике за пределами Бельгии, – это не плюс и не минус. Известность – вопрос времени. Президент избран консенусом и сам является политиком, ориентированным, по его же словам, на такой переговорный процесс, в результате которого нет выигравших и проигравших, а все выигрывают. То есть он противник игры с нулевой суммой, что и показал, сумев блестяще преодолеть правительственный кризис в Бельгии год назад. Кроме того, управление страной с очень сложной системой распределения власти между федеральным и региональным уровнем – прекрасная тренировка перед управлением ЕС.

Избрание представителя одной из малых стран-основательниц единой Европы и к тому же консервативного политика – это еще один сигнал. Можно не сомневаться, что первым президентом ЕС стал последовательный европейский федералист, достойный преемник таких лидеров бельгийской христианской демократии, как Поль-Анри Спаак, Лео Тиндеманс и Вильфред Мартенс. Понятие "федеральная цель" исключено из всех европейских документов по причине британской аллергии, но можно не сомневаться в том, что будет последовательно продвигаться европейская наднациональная повестка дня – пускай и по принципу наименьшего общего знаменателя.

Можно процитировать Басё, которого ван Ромпей, ценитель японской поэзии, наверняка хорошо знает:

Тихо, тихо ползи,

Улитка, по склону Фудзи,

Вверх до самых высот.

Итак, есть ощущение, что улитка медленно, но неуклонно ползет наверх, к ледяным вершинам Соединенных Штатов Европы.

Пока президент ЕС, находясь в своей новой должности, не сказал ничего значимого. Но есть фразы, сказанные несколько лет назад, – например, о том, что каждый человек должен сделать выбор, решить для себя, что такое жизнь – таинство или абсурд. Я выбираю таинство, сказал ван Ромпей.

В чем же тайна самого Хермана ван Ромпея? Попробуем ответить его же словами пятилетней давности по поводу вступления Турции в Евросоюз: "Универсальные европейские ценности – не что иное, как фундаментальные ценности христианства". Найдет ли в себе мужество первый президент единой Европы, практикующий католик и примерный семьянин, повторить эти слова в новой должности? Если да, то вот оно – потерянное звено из преамбулы к несостоявшейся Евроконституции, мягкой версией которой стал Лиссабонский договор. В той преамбуле было упоминание римского права, греческой культуры и идеалов Просвещения – не было сказано только о христианских корнях Европы.

Но в Лиссабонском договоре остался важный пункт – признание важности диалога с Церквями и религиозными сообществами. Если ван Ромпей как президент единой Европы, лично ощущающий, что европейская идентичность неотделима от ее христианских корней, возьмет на себя амбиции воплотить в жизнь данное положение, можно будет сказать, что его избрание станет шансом для Евросоюза. Шансом заявить о себе не только как о региональной экономической державе, но как о реальном полюсе западноевропейской христианской цивилизации. Европе нужна душа, сказал в свое время Жак Делор, один из творцов нынешней европейской архитектуры.

Нет сомнения, что с таким Евросюзом и Россия сможет говорить не только о квотах, тарифах и визах, но и о ценностях. Причем не абстрактно либеральных, когда нас представляют вечными учениками, а о ценностях христианской цивилизации, восточным полюсом которой являются Россия и страны Русского мира, как недавно подчеркнул в своем выступлении Святейший Патриарх Московский и всея Руси Кирилл.

Именно по инициативе Святейшего Патриарха и президента Европейской народной партии Вильфреда Мартенса (а не будем забывать – речь идет о фактически правящей партии Евросоюза, к которой принадлежат все первые лица ЕС – и Баррозу, и Бузек, и сам ван Ромпей) был инициирован уникальный проект по неправительственному диалогу между ЕС и Россией в трехстороннем формате – с участием Европейской народной партии, Русской православной церкви и партии "Единая Россия".

В других странах Русского мира, являющихся также странами восточного партнерства ЕС, – Украине, Белоруссии, Молдавии – таким третьим партнером могли бы выступить в будущем те политические силы, которые в состоянии во главу угла поставить осмысление прав, достоинства и ответственности человеческой личности. Главное, что со стороны самих европейских политиков есть понимание того, что легитимным представителем гражданского общества в таком многостороннем диалоге должна быть именно Церковь. Хочется надеяться, что данная инициатива не ускользнет от внимания первого президента ЕС.

Наконец, может ли мечта о единой Европе от Атлантики до Тихого океана оказаться прорывным модернизационным проектом? Если в ее основе будет признана, говоря словами Константина Леонтьева, "цветущая сложность" христианской европейской цивилизации, ее Запада и Востока, такой шанс есть.

Опять процитируем новоизбранного президента: "Если наше единство останется нашей силой, то наши различия останутся нашим богатством". Ван Ромпей имел в виду, конечно, Евросоюз, но эти слова надо бы отнести к Европе в целом. И хотя в Бельгии нет гор, но со склонов Фудзи (по которым взбирается улитка) должно быть видно, что с восточной стороны Великой Шенгенской стены – не Азия, а просто другая Европа.