Газета
«Наш
Мир»
Достаточно всего лишь навязать искусственные виртуальные денежные
знаки как универсальную единицу ценности – и человечество само
добровольно низведёт себя до положения собачонки, которую, награждая
кусочком сахара, можно надрессировать выполнять любые команды хозяина.
Для этого нужно всего лишь свести к денежному эквиваленту все ценностные
категории и все человеческие отношения, а те, которые не удаётся
коммерциализовать – уничтожить, дабы они не создавали неохваченные
системой тотального контроля социально-культурные резервации, являющиеся
потенциальными плацдармами социально-культурного сопротивления
капиталократии.
Соответственно, становится понятна и программа масштабных социальных
преобразований, осуществляемых капиталократической элитой в мировом
масштабе: 1) Полная привязка социального статуса к денежному
эквиваленту, обесценивание, инфляция, дискредитация и разрушение не
опосредуемых деньгами знаков социального статуса, таких как сословная,
корпоративная и этническая принадлежность, образование, чины, звания (в
том числе воинские и научные), награды и т.д. В России после
криминального переворота и превращения из мировой сверхдержавы в
сырьевую колонию это разрушение внеэкономических социальных статусов
носило наиболее жестокий и беспощадный характер, когда прежние знаки
социального статуса (звания, награды) откровенно и глумливо осмеивались,
демонстративно втаптывались в грязь. Но и в «цивилизованном мире»
обесценивание неденежных категорий социального статуса идёт в том же
направлении, хотя и медленнее, и не в столь радикальных формах. Цель
очевидна – полностью отождествить социальный статус с количеством
«зелёных бумажек», которым олигархия награждает человеческих особей за
отвечающее её интересам поведение в порядке дрессировки. 2) Разрушение
религии как мировоззренческой основы неподдающихся коммерциализации
духовных ценностей, установок и принципов социальной организации.
Развращение и разложение религиозных институтов и структур. Подмена
религии совокупностью зрелищ, обрядных и психологических сервис-услуг.
3) Разрушение семьи как социального института, во-первых,
препятствующего социальной атомизации и создающего очаги
неподконтрольных через рыночные механизмы человеческих отношений, и,
во-вторых, ограничивающего возможности формовки подрастающего поколения в
желательном для капиталократии направлении. 4) Замена искусства
суррогатами масс-культуры и шоу-бизнеса. Цель: во-первых, общее снижение
культурного уровня масс, а, следовательно, упрощение их организации и
реакций, повышение уровня управляемости. В одном из своих интервью
талантливейшая русская рок-певица Радислава Александровна Анчевская
сформулировала эту мысль предельно чётко: «Мы живем в государстве.
Государство - это управлятельная машина. Управлять легче, когда люди
имеют низкие запросы. Потому что низкие запросы удовлетворить легче.
Например, есть водка и торговля водкой, приносящая огромную прибыль. И
удовлетворить это легко и прибыльно. Потому что водка она ВСЕМ нужна. То
есть, диктатура шоу-бизнеса - это часть машины-государства. Раньше,
просто, рок, как и церковь некогда, были отделены от государства, а
сейчас они его часть. Результаты известны. И в церкви появились
старообрядцы, а в "роке" мы, например». Во-вторых, за счёт полной
коммерциализации искусства и через полный контроль над потоками денежных
знаков установление полного контроля над формой и содержанием
транслируемых через шоу-индустрию установок, ценностей, моделей
поведения и т.д. То есть, превращение «искусства» в примитивное орудие
пропаганды и навязывания обществу выгодных финансовой олигархии картин
реальности, форм сознания и моделей поведения. В этом смысле автор и
артист, согласившиеся играть по правилам шоу-индустрии, лишаются всякой
творческой свободы и становятся такими же рабами капиталократической
машины, как и оболваниваемые их руками потребители их продукции. Не
вызывает сомнений, что по мере «совершенствования» законов об «авторском
праве» капиталократия не только экономическими и «косвенными»
средствами, но и прямым непосредственным насилием перейдёт к уничтожению
культуры в традиционном смысле этого слова, не вписывающейся в шаблон
шоу-бизнеса.
То есть будут созданы непреодолимые преграды для доступа к
произведениям и артефактам классического искусства и культуры
(литературным, музыкальным, изобразительным, кинематографическим и т.д.)
и, в то же время жёстко пресечена работа некоммерческих и независимых
авторов, вплоть до объявления такой деятельности незаконной (например,
через систему лицензирования и сертификации). 5) Подрыв авторитета и
социального статуса академической науки, «гуманитаризация» и
«плюрализация» (т.е. фактически – разрушение) научной методологии.
Выхолащивание содержательной составляющей научной работы.
Обессмысливание фундаментальной науки и полная коммерциализация
прикладной. В конечном счёте, превращение науки в индустрию производства
обессмысленных знаков, полностью контролируемое и опосредуемое в своей
оценке универсальным денежным эквивалентом через механизмы выделения
грантов. 6) Коммерциализация образования. Превращение образования в
товар, а системы образования – в коммерческую корпорацию.
Кроме того, общее снижение образовательного уровня и ориентация
образовательной системы на создание мозаичной и лишённой общей логики
(плюралистической, релятивизированной) картины мира. То есть результатом
системы образования должна стать покупка готового набора коммерчески
применимых знаний и навыков без владения методологией, на основании
которой эти знания были получены и без связи со знаниями из других
«пакетов». 7) Разрушение национальных культур, национальная, культурная
и расово-антропологическая унификация и обезличивание человечества
через поощрение миграции, социальной мобильности, смешанных браков и
т.д. 8) Разрушение традиционных национальных государств и их замена
властью экстерриториальных центров силы в лице транснациональных
корпораций.
Размывание границ, превращение мира в единый рынок рабочей силы,
сырья и сбыта продукции. Приватизация государственных функций: замена
армий и полиции частными коммерческими силовыми службами. Отмирание
правовых категорий и буржуазно-демократических представлений о
гражданских и экономических правах. Замещение юридических и правовых
норм техническими регламентами и правилами, в одностороннем порядке
устанавливаемыми корпорациями. 9) Установление полного электронного
контроля над человеком по мере расширения применения средств электронной
коммуникации, перехода к электронным цифровым документам, перехода от
бумажных к электронным деньгам и т.д. Вплоть до киборгенизации человека и
вживления электронных устройств, позволяющих взять психику и тело
человека под внешний контроль. Каким образом капиталократия достигает
тотальности рыночных отношений и универсальности денежных знаков в
качестве меры стоимости и ценности?
В первую очередь, за счёт формирования и внушение обществу
определённых норм, определяющих цель, смысл и образ жизни. Решающее
значение здесь имеет культ потребления. Система общественного
воспитания, средства массовой информации, задаваемая рекламой система
образов формирует в обществе представление о потреблении (в первую
очередь – потреблении материальных благ, вещей и услуг, но также и
потреблении в самом широком смысле слова) как о высшем наслаждении и
смысле жизни. Работа, приобретение навыков и знаний, отношения с людьми и
т.д. (одним словом, все стороны и аспекты жизни) оцениваются с точки
зрения их эффективности в качестве средства обеспечения максимального
потребления. Воспитание и реклама постоянно формируют у человека всё
новые и новые потребительские желания и потребности, которые не только
не являются необходимыми с точки зрения телесного, психического и
духовного здоровья, но зачастую и откровенно вредны. Денежные единицы
приобретают статус меры доступа к резервуару предметов потребления.
Соответственно, у человека формируется желание и готовность полностью и
без остатка подчинить себя, своё время, свой образ жизни, привычки и
взгляды приобретению денежных знаков, которые как мы помним,
капиталократия создаёт свободно «из ничего». Но, кроме того, к уровню
потребления в современном обществе жёстко привязывается социальный
статус.
Обратим внимание на то, что в принципе социальный статус совершенно
не обязательно привязан к статусу имущественному. В сословном обществе,
например, социальный статус самого нищего дворянина выше, чем статус
самого богатого торговца. Знак (общественно признанный маркер)
социально-иерархического статуса совершенно необязательно должен иметь
высокую трудовую стоимость. Важно лишь то, чтобы этот знак престижа
защищался обществом от самозваного присвоения и обесценивания. Например,
в Советском Союзе одним из высших знаков социального статуса были
правительственные награды – прежде всего, такие как орден Ленина и
медаль «Золотая Звезда» Героя Советского Союза. В первые годы
существования Красной Армии таким знаком отличия могли быть наградные
красные шаровары. В Древнем Китае в качестве такого знака отличия могло
выступать право включать элементы жёлтого цвета (символа императорской
власти) в свою одежду. В обществе американских индейцев таким знаком
могли выступать те или иные перья птиц в головном уборе. И так далее.
Единственными условиями поддержания таких совершенно условных знаков в
качестве высших ценностей и знаков общественного статуса является их
признание в качестве таковых (то есть защита от нигилистического
отрицания и игнорирования, а, тем более, осмеяния) и защита от
самочинного и произвольного присвоения. Иными словами, Звезда Героя
Советского Союза будет признаваться знаком социального статуса тогда и
только тогда, когда общество и государство подтверждают статусность
этого знака, наказывают за отрицание и нарушение этой статусности, а
также за самовольное присвоение этого знака, а также не допускают
массового им награждения. В современном же обществе фактически
единственным и всеобщим знаком социального престижа и статусности
является уровень потребления. При этом практически теряют значение
реальные потребительские качества продукта, решающее значение получает
престижность товарного знака, подтверждающая объём денежных единиц,
затраченный на данную вещь или услугу. Простой пример: вполне
комфортабельный современный автомобиль, отвечающий практически всем
основным требованиям скорости, безопасности и комфорта можно приобрести
за сумму в пределах от 20 до 50 тысяч евро.
В то же время существуют марки автомобилей стоимостью в сотни тысяч и
даже миллионы евро. Смысл их существования только один: выступать
знаками общественного признания, то есть, грубо говоря, в
капиталократическом обществе они выступают аналогом того, чем для
советского общества была Звезда Героя Советского Союза. Точно также
маркерами социального статуса, общественного признания заслуг и
положения в иерархии общества являются бренды одежды, туристических
услуг и т.д. Во всех подобных случаях уровень цены крайне отдалённо
связан с различием реальных потребительских качеств и свойств товара, а
определяется практически исключительно престижностью торговой марки, то
есть выступает как средство декларации и подтверждения социального и
иерархического статуса своего владельца. Потребление в современном
обществе, оказывается, таким образом, не столько проявлением гедонизма
(то есть удовлетворения телесных потребностей), сколько общественным
ритуалом, определяющим место человека в обществе. Причём, в отличие от
советских орденов или индейских перьев, знаки положения в
капиталократическом обществе требуют постоянного подтверждения. Для
того, чтобы сохранять тот же самый достигнутый статус необходимо не
престо один раз приобрести дорогой костюм и автомобиль, но и менять их с
установленной неписанным, но жёстким законом частотой и периодичностью.
Таким образом, жёстко и монопольно привязав социальный статус,
престиж, общественное признание и место в социальной иерархии к уровню
потребления, а доступный уровень потребления определяя через произвольно
создаваемые и практически произвольно распределяемые (!!) денежные
единицы, капиталократия, тем самым, присвоила себе монопольное право
определять социальный статус каждого человека. Соответственно, все иные,
альтернативные и не опосредованные деньгами знаки социального статуса
(награды, воинские звания, учёные степени, не говоря уже о таких формах
признания, как почётные грамоты, фотографии на «стене почёта» и проч. и
проч.) были сначала целенаправленно обесценены и инфлюированы (массовая
раздача прежде высоких и редких наград под предлогом юбилеев, их
рыночная купля-продажа в качестве предметов коллекционирования,
практически открытая торговля институтскими дипломами и научными
степенями и т.п.), а затем с особым цинизмом глумливо осмеяны как
«ничего не стоящие побрякушки». Необходимо понимать, что это низвержение
статуса наград, званий, степеней и т.д. было не случайным и побочным
результатом социального хаоса, а результатом совершенно сознательной и
целенаправленной политики, направленной на монополизацию функции
определения и поддержания социального статуса каждого члена общества
структурами мировой капиталократии путём их жёсткой привязки через
уровень потребления к денежным знакам. Как уже было отмечено выше,
устойчивость капиталократии базируется на монополии определённой системы
ценностей, определённого мировоззрения и мировосприятия, определённых
моральных норм. Принципы эти суть вера в абсолютность рыночных
товарно-денежных отношений и универсальность денежных знаков как меры
ценности и даже количественной меры сущности и существования.
Единственная санкционированная в рамках данной системы цель жизни – это
расширение пределов индивидуального потребления, совпадающего со
статусом в социальной пирамиде.
Единственные две формы отношений между людьми – это либо прямая
конкуренция, либо прагматическое использование (чаще всего взаимное и на
основе формально-договорных и юридических принципов) в целях
собственного обогащения и расширения собственного потребления. Важно
понять, что любая иная категория (ценностная, морально-этическая,
эстетическая и т.д.), не вписывающаяся в описанную систему, самим фактом
своего неподконтрольного существования ограничивает сферу власти
финансовой олигархии. Она создаёт альтернативу принципам капиталократии,
а потому вполне резонно воспринимается капиталократией как угроза.
Выше мы отметили, что именно по этой причине капиталократия
предпринимает целенаправленные и решительные шаги, направленные на
ограничение, а в конечном счёте – на полное предотвращение доступа
населения к образцам классического искусства и культуры, а также на
ликвидацию современного некоммерческого искусства с целью установления
полной и абсолютной монополии коммерческой шоу-индустрии, попсы и
масскульта. Та же самая редукция осуществляется в отношении всей
прежней, не вписывающейся в формат общества потребления человеческой
культуры. В рамках этой задачи архитекторами «Нового Мирового Порядка»
ставятся задачи: 1) Полная и окончательная десакрализация мира и
общества, полная ликвидация самой категории Священного и самой
способности человека к чему бы то ни было относиться как к Священному.
Всё, что имело или даже только могло бы приобрести в общественном
сознании атрибуты сакральности целенаправленно подвергается
релятивизации, подвергается сомнению и разоблачению, «творчески
пересматривается с оригинальных позиций», делается объектом манипуляций,
игр и перформансов, оскверняется и осмеивается до тех пор, пока не
утратит все признаки сакральности и не будет сведено к товару в рамках
рыночной эквивалентности всеобщего обмена. 2) Полная и окончательная
деканонизация. Разрушение любых духовных, религиозных, метафизических,
мировоззренческих, аксиологических, эстетических, этических и даже
этикетных, поведенческих и бытовых традиций, канонов и норм, которые
могли бы объединять общество и создавать очаг органического социального
холизма («тоталитаризма»). Вместо этого – активнейшее поощрение любых
индивидуальных духовных, мировоззренческих, эстетических,
морально-нравственных и поведенческих отклонений и девиаций, если только
они вписываются в формат общества потребления. Цель – атомизация
общества, разрушение не только социальных структур, способных
противостоять манипуляции, но даже необходимых для их возникновения
условий и предпосылок. 3) Релятивизация не только общественных, но и
личных эстетических и морально-этических категорий, религиозных,
социальных и политических идеалов. Цель – воспитание теплохладности,
социальной пассивности, религиозного, этического и политического
индифферентиализма, равнодушия к вопросам добра и зла, справедливости и
несправедливости, истины и лжи, красоты и безобразия. Все эти категории
должны стать относительными и разные взгляды на них должны быть признаны
равноценными и равнозначными, свободно обмениваемыми друг на друга и
свободно компилируемыми.
Конечной категорией в их оценке должен стать уровень личного
комфорта, благополучия и благосостояния, то есть полный конформизм в
рамках монопольного господства норм общества потребления. 4) Разрушение
целостности картины мира, релятивизация представлений об устройстве
мира, плюрализм и множественность противоречащих друг другу «научных
истин», расшатывание и разрушение методологических канонов,
игнорирование формальной логики, «гуманизация и гуманитаризация науки»
(то есть её подмена эмоциональным словоблудием), разрушение авторитета
научного знания и монополии науки на истину, распространение антинаучных
и паранаучных взглядов и представлений, формирование мозаичной,
фрагментарной, лоскутно-кусочной, клиповой картины мира. Цель –
формирование усталости, отвращения и равнодушия к вопросам истины и
объективной реальности, формирование мировоззренческого конформизма и
оппортунизма, снижение барьера критичности к поступающей информации,
облегчение манипуляции сознанием.
Совокупность описанных установок и приёмов десакрализации,
деканонизации, релятивизации, фрагментации, формирования
мировоззренческого, эстетического, этического и социально-политического
равнодушия и конформизма, навязывания эклектического, мозаичного
мировоззрения составляет феномен т.н. «постмодерна». Постмодерн
проявляет себя во всех без исключения сферах и областях, начиная от
искусства и заканчивая политикой, начиная от науки и философии и
заканчивая бытом и структурами повседневности. Не имея в себе и всячески
отрицая единство и целостность, он в то же самое время претендует на
монопольность и безальтернативность. При этом важно обратить внимание
на то, что хотя постмодерн позиционирует себя как литературный,
архитектурный и т.д. стиль, как общее направление современного искусства
и культуры или как ментально-ценностную характеристику современного
общества, на самом деле он представляет собой в чистом виде «соцзаказ».
Это не более и не менее чем инструмент формирования сознания и поведения
масс в интересах заказчика – транснациональной капиталократической
олигархии, а – говоря ещё конкретнее – мировой банковской олигархии и её
высшего менеджмента. Описанные культурные феномены – это всего лишь
средство обеспечение монополии рыночных отношений и универсальности
денежных эквивалентов как меры ценности.
Это способ включить в сферу товарно-денежных отношений все без
исключения стороны человеческих проявлений и отношений, включая знания,
мышление, творчество, картину мира, самовыражение, эстетические и
этические представления человеческие отношения и т.д. А конечная цель
проста – добиться полного и абсолютного контроля над каждым отдельно
взятым человеком посредством произвольно создаваемых олигархией денежных
знаков, превратить человечество в целом и каждого человека в
отдельности в «дрессированную собачку», у которой в соответствии с
методами Павлова вырабатывают условные рефлексы.
В каждом конкретном случае необходимо помнить, что т.н. «культура
постмодерна» есть инструмент власти и господства, а агенты и
распространители этой «культуры» суть «наёмные дрессировщики» -
идеологическая и даже социально-инженерная обслуга существующей системы
власти. Необходимо понимать, что «аполитичность» постмодерна мнима.
Формируя аполитичность, социально-политическую индифферентность,
равнодушие и апатию масс, постмодерн делает это для обеспечения
экономических, социальных и политических интересов крайне узкого слоя
мировой олигархии и по её политическому заказу. Поэтому сам по себе
постмодерн от начала и до конца есть явление сугубо политическое и
только в таком качестве может быть адекватно понят и оценён. По своему
существу постмодерн есть продолжение либерализма, восторжествовавшего
над всеми иными конкурентными по отношению к нему доктринами и, в силу
снятия определявшего его «иного», снявшего и самое себя как идеологию,
но продолжившегося как способ и образ общественного существования.
Если в сфере культуры, искусства, науки и т.д. политический характер
постмодернистского проекта достаточно завуалирован и имплицитен, то
некоторые его проявления носят открытый и эксплицитный политический
характер. Речь идёт о таких неразрывно связанных с постмодерном
идеологических категориях как толерантность и политкорректность. Для
того чтобы понять, что такое «толерантность» в современном
общественно-политическом значении этого слова, необходимо чётко
понимать, что любая мировоззренческая, культурная, этическая,
поведенческая норма, скрепляющая общество и не позволяющая ему
распадаться в «человеческую пыль», существует постольку, поскольку на
практике работают механизмы наказания за её нарушение.
Эти механизмы далеко не обязательно должны быть формальными и
юридическими. Они вполне могут существовать в неписанном виде как форма
общественной нетерпимости, осуждения, порицания и остракизма. Тем не
менее, они должны существовать, потому что если нарушение тех или иных
норм не влечёт за собой наказания, эта норма перестаёт существовать. Под
так называемой «толерантностью» (буквальный перевод на Русский язык –
«терпимость») сегодня подразумевается обязанность приверженного
традиционным для конкретного социума этическим, культурным,
поведенческим и иным нормам большинства терпимо сносить нарушения данных
норм представителями не приверженных им меньшинств и индивидов. При
этом меньшинствам дана полная свобода унижать и оскорблять
господствующие и присущие большинству религиозные,
национально-культурные, поведенческие и бытовые нормы, традиции и
ценности.
Подчеркнём, что активная приверженность тем или иным ценностям,
традициям и нормам, имеющим общественный характер, неразрывно связана с
болезненным восприятием их нарушения и поведенческой реакцией,
направленной на пресечение такого нарушения. Именно в этом и состоит
механизм социообразующего и социально-организующего действия таких норм,
скрепляющих совокупность индивидуумов в коллективный субъект, чётко
разделяющий людей на принадлежащих к нему «своих» и не принадлежащих
«чужих». Наиболее яркий пример такого рода – отношение к религиозной
святыне, неразрывно связанное с её активной защитой от поругания и
осмеяния. Отношение к бытовым и поведенческим нормам менее ярко и
эмоционально насыщено, поскольку имеет многократно более низкий
ценностный статус, но принципиально природа приверженности этим
социальным нормам аналогична. В рамках идеологии «толерантности»
разнообразные меньшинства (национально-этнические, религиозные,
субкультурные, половые и проч.) не только получают право и возможность,
но и подстрекаются к активной демонстрации своих норм, отрицающих,
нарушающих и разрушающих нормы большинства, что в ряде случаев
оскорбляет и унижает представителей большинства, переживается ими крайне
болезненно. Например, проведение «культурных мероприятий» типа
скандальных выставок «Осторожно, религия!» воспринимается верующими как
кощунство, как оскорбление и поругание их святынь.
Практически столь же болезненно воспринимается здоровым большинством
общества поведенческие демонстрации педерастов и иных половых
извращенцев. Может быть чуть менее остро, но также весьма болезненно
воспринимается представителями коренного национального большинства
поведение этнических меньшинств, особенно некоренных и пришлых,
нарушающее (зачастую демонстративно) присущие большинству культурные,
этические, поведенческие и даже бытовые нормы. С какой же целью в
рамках навязывания толерантности меньшинства поощряются к нарушению норм
и правил, принятых большинством общества, а большинство принуждается
терпеливо сносить и покорно терпеть постоянное и систематическое
оскорбление и разрушение его норм и традиций? Цель этой политики
предельно проста и прагматична: путём систематического оскорбления и
разрушения скрепляющих и связующих общество святынь, традиций, норм и
правил, добиться распада самого общества, структуры которого
ограничивают манипуляцию сознанием и поведением. Параллельно с этим у
большинства общества воспитывается полная социальная пассивность,
формируется эскапизм (бегство от социальной реальности, её
игнорирование), вырабатывается предельное отчуждение. По существу
общество толерантности есть система полного взаимного игнорирования, в
которой люди всеми силами стараются не видеть и не замечать друг друга,
перетерпеть (скрепя сердце и сжав зубы) факт существования друг друга
как нечто заведомо болезненное и неприятное, в идеале – полностью друг
от друга абстрагироваться.
Однако подобная автономность и «самодостаточность» индивида крайне
обманчива: лишившись защиты традиционных социальных структур, он
становится предельно зависим и управляем посредством виртуальных
денежных знаков и средств массового внушения и оболванивания. Путём
привития терпимого, равнодушного и индифферентного отношения к
оскорблению, низведению и нарушению общественных норм достигается
размывание самих этих норм и, как следствие, атомизация и десоциализация
индивидов. Тем самым уничтожается вся совокупность социально-культурных
кодов (религиозных, национальных и т.д.), и их место занимает
универсальный юридически-договорной и товарно-денежный протокол
взаимодействия между предельно отчуждёнными друг от друга индивидуумами.
В пределе каждый индивидуум оказывается абсолютно одинок и беззащитен
перед лицом капиталократической машины управления и зомбирования. Таким
образом, мы должны ясно отдавать себе отчёт в том, что десоциализация,
маргинализация и атомизация общества являются не побочными продуктами, а
сознательной и непосредственной целью внедрения толерантности.
Другим в явном виде политическим проявлением постмодерна выступает
т.н. «политкорректность» – специфическая форма цензуры смыслов,
выходящих за рамки культуры потребления. Если классическая цензура
состоит в явном запрете на публичное высказывание и выражение тех или
иных идей, то «политкорректность» этим не ограничивается и стремится к
тому, чтобы путём реформы языка сделать целый пласт идей попросту
невозможными не только на уровне высказывания, но и на уровне мысли за
неимением соответствующих понятий. В отличие от классической цензуры,
«политкорректность» - это и не столько система запретов на внешние
высказывания и самовыражение, сколько метод реформирования внутреннего
мира человека и самой структуры его мышления путём изменения понятийного
аппарата, то есть путём выведения ряда слов и понятий из языка либо
существенной мутации их значений.