Газета «Наш Мир»

К чести Обамы нужно отметить, что он предпринял поистине титанические усилия для того, чтобы изменить отношение США к внешнему миру и более органично вписать страну в формирующийся исторический контекст XXI века. Ему это на удивление хорошо удается. Менее чем за год президент полностью пересмотрел основополагающую концепцию американской внешней политики в отношении нескольких важных геополитических вопросов:

1. ислам – не враг, и нынешняя роль Соединенных Штатов в мире не определяется «глобальной войной с террором»;
2. США будут играть роль справедливого и напористого посредника в деле достижения долговечного мира между Израилем и Палестиной;
3. Вашингтону следует вести серьезные переговоры с Ираном по поводу его ядерной программы, а также по другим вопросам;
4. борьба с повстанческим движением в тех провинциях Афганистана, которые находятся под контролем движения «Талибан», должна быть преимущественно политической, а не военной;
5. Соединенным Штатам надо уважать щепетильность латиноамериканских стран в отношении культурной самобытности и исторического прошлого, а также расширять контакты с Кубой;
6. США необходимо предпринимать более энергичные усилия для существенного сокращения своего ядерного арсенала и двигаться к главной цели – полному освобождению мира от ядерного оружия;
7. при решении глобальных проблем к Китаю следует относиться не только как к экономическому, но и как к геополитическому партнеру;
8. улучшение американо-российских отношений, очевидно, отвечает интересам обеих сторон, но при этом нужно принимать геополитическую реальность, сложившуюся после окончания холодной войны, а не пытаться переделать ее;
9. необходимо придавать более серьезное значение коллегиальным трансатлантическим партнерским отношениям – в частности, для того, чтобы преодолеть разлады и «трещины» во взаимоотношениях, порожденные деструктивным противостоянием в течение нескольких последних лет.

За все это он по праву заслужил Нобелевскую премию мира. В целом Обама продемонстрировал способность осуществлять стратегическое руководство, понимание сущности современного мира и роли Соединенных Штатов в нем. Независимо от того, являются ли эти убеждения побочным продуктом его личного опыта, научного анализа или интуитивного понимания истории, они представляют собой стратегически и исторически последовательное мировоззрение. Следует добавить, что новый президент также уделяет внимание решению острых общественных и экологических проблем, стоящих перед человечеством, к которым США слишком долгое время проявляли удивительное равнодушие. Но в данной оценке мы исходили из его реакции на самые безотлагательные геополитические вызовы.

ВЫЗОВЫ ДЛЯ РУКОВОДИТЕЛЕЙ БЕЛОГО ДОМА

Общая внешнеполитическая концепция Обамы задает тон его команде, уверенно занявшей места в Белом доме. Президент полагается на большой внешнеполитический опыт Джо Байдена, который должен помочь ему в рассмотрении новых идей и составлении неформальных стратегических планов. Помощник по национальной безопасности Джеймс Джонс координирует процесс перевода стратегического мировоззрения президента в практическую политику. Ему также приходится управлять самым многочисленным Советом национальной безопасности (СНБ) за всю историю страны. В составе этого органа ныне 200 членов, что в четыре раза больше, чем при Ричарде Никсоне, Джимми Картере и Джордже Буше-старшем, и почти в десять раз, чем при Джоне Кеннеди.

Неуклонно возрастает влияние министра обороны Роберта Гейтса на стратегию национальной безопасности. Непосредственная задача Гейтса – успешное завершение двух войн, но его присутствие ощущается также в вопросах формирования отношений с Ираном и Россией. Государственный секретарь Хиллари Клинтон, которой президент полностью доверяет и к советам которой прислушивается, тоже является ключевым участником принятия внешнеполитических решений и главным дипломатом страны. Она больше сосредоточена на безотлагательных проблемах мировой повестки дня в новом столетии, а не на геополитических вопросах недавнего прошлого.

Наконец, в принятии решений участвуют и два доверенных политических советника Обамы – Дэвид Аксельрод и Рам Эмануэль, которые внимательно отслеживают деликатные связи между внешней и внутренней политикой (оба они участвовали в важной сентябрьской встрече президента с израильским премьер-министром Биньямином Нетаньяху). Когда это уместно, в обсуждение политического курса включается пара опытных дипломатов – Джордж Митчелл, ведущий мирные переговоры на Ближнем Востоке, и Ричард Холбрук, координирующий региональную политику в таких проблемных странах, как Афганистан и Пакистан. По сути дела, они обеспечивают продолжение президентского процесса, управление которым осуществляет в основном СНБ.

В этой команде Обама – главный источник стратегического руководства, но понятно, что он может исполнять такие обязанности только по совместительству. Это – слабое место, поскольку идейному вдохновителю внешнеполитической линии великой державы нужно активно участвовать в руководстве процессом принятия стратегических решений, отслеживать их исполнение и своевременно корректировать курс. Однако Обама вынужден посвящать бЧльшую часть времени первого года своего пребывания на президентском посту решению внутриполитических проблем.

В результате начатая им радикальная перестройка американской внешней политики тормозится либо выхолащивается высокопоставленными чиновниками с их бюрократической склонностью проявлять осторожность взамен решительных действий и желанием двигаться по накатанному пути вместо того, чтобы подходить к проблемам творчески. Некоторые из них, возможно, не испытывают никаких симпатий к приоритетам Обамы на Ближнем Востоке и в Иране. Вряд ли стоит добавлять, что чиновники, не разделяющие внешнеполитические взгляды президента, редко становятся хорошими исполнителями. Кроме того, внутриполитические советники президента неизбежно будут подвержены давлению со стороны заинтересованных групп внутри страны. Это, как правило, усиливает нежелание планировать практическую реализацию президентских инициатив, стоит им только неожиданно столкнуться с отпором за рубежом, усиленным мощными внутренними лоббирующими группировками. Одним из таких случаев стал отказ Нетаньяху выполнить публичное требование Обамы прекратить строительство израильских поселений на Западном берегу реки Иордан и в Восточном Иерусалиме.

Пока еще слишком рано давать твердую и однозначную оценку решимости президента следовать своим приоритетам, поскольку большинство серьезных тем, которыми Обама занимается лично, включают в себя долговременные проблемы, требующие долгосрочных усилий. Однако три неотложных вопроса уже в ближайшей перспективе станут нелегкой проверкой его способности и решимости существенно изменить внешнеполитическую линию США: израильско-палестинский конфликт, ядерные амбиции Ирана и афганско-пакистанский вызов. Каждая из этих проблем может вызвать бурную реакцию и внутри самих Соединенных Штатов.

ИЗРАИЛЬСКО-ПАЛЕСТИНСКАЯ ГОЛОВОЛОМКА

Первый безотлагательный вызов – это, конечно же, мирный процесс на Ближнем Востоке. В самом начале президентства Обама заявил, что проявит инициативу и будет нацеливаться на урегулирование в сравнительно близкой перспективе. Эта позиция исторически оправдана и отвечает национальным интересам США. Паралич в израильско-палестинском конфликте слишком затянулся, и, если не принять мер, он может иметь пагубные последствия для палестинцев, для всего региона, для Соединенных Штатов и в конечном счете навредить Израилю. Об этом немодно говорить, однако не вызывает сомнений тот факт, что, заслуженно или незаслуженно, враждебное отношение к США на Ближнем Востоке и в мусульманском мире в целом объясняется по большей части кровопролитием и страданиями, причиняемыми арабскому населению этим затянувшимся конфликтом. Оправдание теракта 11 сентября, которое приводит бен Ладен, служит напоминанием того, что сами Соединенные Штаты являются жертвой израильско-палестинской головоломки.

Сегодня, после более чем 40-летней израильской оккупации Западного берега и 30-летних мирных переговоров, совершенно очевидно, что, предоставленные самим себе, ни израильтяне, ни палестинцы не в состоянии разрешить этот конфликт. Тому есть множество объяснений, но главная причина заключается в том, что палестинцы слишком разделены и слабы, чтобы принять важные решения, необходимые для продвижения мирного процесса, а израильтяне слишком разделены и сильны, чтобы преуспеть в этом деле. Вот почему нужна твердая внешняя инициатива, определяющая фундаментальные параметры окончательного урегулирования, которая позволила бы обеим сторонам немедленно начать серьезные переговоры, и эта инициатива может исходить только от США.

Однако необходимый внешний импульс, отвечающий интересам американцев и соответствующий их возможностям, пока не был дан. Подняв вопрос о поселениях весной 2009 г., а затем, получив отпор со стороны израильского правительства и дав задний ход, администрация Белого дома упрочила позиции сторонников жесткой линии в Израиле и ослабила тех палестинцев, которые придерживаются более умеренной линии. Позже, на ежегодной сессии Генеральной Ассамблеи ООН, был упущен шанс согласовать точку зрения Соединенных Штатов с международным общественным мнением. Вместо того чтобы воспользоваться возможностью, Обама просто призвал израильтян и палестинцев вести переговоры с добрыми намерениями.

Существующий мировой консенсус мог бы послужить трамплином для серьезных переговоров по четырем фундаментальным пунктам повестки дня.

Во-первых, палестинским беженцам не следует давать право возвращения на территорию современного Израиля, поскольку нельзя ожидать, что Израиль совершит самоубийство во имя мира. Беженцы должны переселяться в палестинское государство, получая компенсацию и, возможно, выражение сочувствия в связи с перенесенными страданиями. Движению за национальное освобождение Палестины будет трудно с этим смириться, но иного выхода нет.

Во-вторых, Иерусалим следует поделить, и поделить по-честному. Столица Израиля, конечно же, останется в Западном Иерусалиме, а Восточный Иерусалим станет столицей палестинского государства. Что же касается Старого города, то его разделение произойдет в соответствии с международным соглашением. Если подлинный компромисс по Иерусалиму не будет составной частью урегулирования, палестинцы продолжат выражать негодование по всей территории Западного берега и откажутся от мирного процесса. Хотя израильтянам будет трудно принять такого рода компромисс, без него не может быть и речи о примирении.

В-третьих, урегулирование должно основываться на демаркационной линии 1967 г., но при условии обмена территориями, с тем чтобы большие поселения присоединились к Израилю и прекратилось дальнейшее сокращение территории палестинского государства. При этом Израилю придется компенсировать Палестине утрату территорий за счет северных и южных израильских земель, примыкающих к Западному берегу. Важно помнить, что, хотя израильское и палестинское население почти равнозначно в количественном отношении (в соответствии с демаркацией 1967 г.), палестинские территории составляют всего 22 % от старого британского мандата, тогда как израильские – 78 %.

В-четвертых, США либо НАТО обязаны взять на себя размещение войск вдоль реки Иордан. Подобное решение придало бы стратегическую глубину безопасности Израиля и уменьшило бы его опасения, что независимая Палестина может однажды послужить плацдармом для нападения арабов на Израиль.

Если бы Обама принял этот одобренный всем миром план урегулирования на сентябрьской сессии Генеральной Ассамблеи ООН, то оказал бы колоссальное влияние на израильтян и палестинцев и мгновенно заручился бы поддержкой международного сообщества. Отказ одобрить данный план – упущенная возможность, особенно в силу того, что решение с участием двух государств начинает утрачивать привлекательность в качестве жизнеспособной формулы примирения между израильтянами и палестинцами и внутри региона. Более того, имеются все указания на то, что Соединенные Штаты теряют доброжелательство и доверие арабского мира, которые Обама завоевал своей июньской речью в Каире.

Следующие несколько месяцев будут самыми важными, и время для решительных действий истекает. Возможно, в утешение палестинцам (и несмотря на некоторое противодействие внутри Белого дома), а быть может, чтобы подтвердить свою решимость и дальше понуждать стороны фокусироваться на ключевых вопросах, Обама в речи на Генеральной Ассамблее ООН призвал начать в ближайшее время переговоры по окончательному статусу и включить в повестку дня четыре не менее важных пункта, о которых мы упомянули ранее. Он также дал ясно понять, что конечной целью переговоров является создание «жизнеспособного, независимого палестинского государства с четкими границами, что положит конец оккупации, начавшейся в 1967 году».

Можно надеяться, что президент воспользуется благоприятным моментом на церемонии вручения ему Нобелевской премии мира в Осло (статья написана до церемонии, а в своей нобелевской речи Обама ничего принципиального по обсуждаемой проблеме не сказал. – Ред.), чтобы лучше обосновать мирную инициативу по Ближнему Востоку. Однако до сих пор команда Обамы не продемонстрировала тактические навыки или стратегическую твердость, необходимые для того, чтобы продвигать мирный процесс.

ИРАНСКИЙ ВЫЗОВ

Еще один безотлагательный и потенциально весьма опасный вызов брошен Обаме в Иране, и многое будет зависеть от его способности адекватно на него ответить. Речь идет об истинном характере иранской ядерной программы и о роли Тегерана в регионе. Обама намерен внимательно изучить возможность проведения серьезных переговоров с Ираном, несмотря на внутреннюю (и отчасти зарубежную) агитацию и даже некоторое противодействие второго эшелона своей команды. Не говоря об этом вслух, он дал понять, что военное решение вопроса – это наименее приемлемый вариант, хотя все еще модно говорить о том, что «ни один вариант пока не отметен». Вместе с тем перспективы успешных переговоров ничтожно малы.

Два основополагающих вопроса осложняют ситуацию.

Во-первых, желают ли иранцы вообще вступать в диалог и способны ли они быть серьезными и надежными партнерами по переговорам? США необходимо реалистично подходить к обсуждению этого аспекта, поскольку время не обратить вспять: у иранцев есть возможность обогащения урана, и они не собираются отказываться от того, чтобы воспользоваться ею. Но путем введения более жесткого режима инспектирования, может быть, удастся не допустить получения Ираном оружейного урана либо плутония. Тем не менее, даже если Соединенные Штаты и их партнеры конструктивно подойдут к переговорам, сами иранцы могут сорвать любые серьезные перспективы достижения позитивного исхода. Уже в самом начале переговорного процесса доверие к Ирану было подорвано лукавством Тегерана, что затруднило достижение многообещающего компромисса с участием России и Франции, предложивших услуги по переработке иранского обогащенного урана.

Во-вторых, готов ли Вашингтон терпеливо вести переговоры, делая скидку на менталитет другой стороны? Могут ли переговоры увенчаться успехом, если США будут и впредь публично навешивать на Иран ярлык террористического государства, которому нельзя доверять, против которого необходимо вводить санкции или даже готовить военную операцию? Подобная тактика будет играть на руку самым фанатичным иранским «ястребам» и сделает национализм привлекательным для широких слоев населения, а также как-то сгладит недавно обозначившийся раскол между теми, кто стремится к более либеральному режиму, и теми, кто хочет увековечить фанатичную диктатуру.

Эти моменты надо иметь в виду, если дополнительные санкции станут необходимы. Следует позаботиться о том, чтобы санкции были политически разумными и изолировали режим, вместо того чтобы сплачивать иранское население. Эти меры должны послужить наказанием для находящихся у власти, но не для иранского среднего класса, как, например, эмбарго на поставки бензина. Нежелательным результатом введения непродуманных и унизительных санкций может быть создание у простых иранцев впечатления, будто реальная цель Соединенных Штатов состоит в том, чтобы не позволить Тегерану осуществить программу мирного атома. Это, вне всякого сомнения, подхлестнет национализм и вызовет ненависть в Иране.

Более того, даже принятие политически обоснованных санкций, скорее всего, будет затруднено из-за реакции других стран. Китай, учитывая его зависимость от ближневосточной (и особенно иранской) нефти, опасается последствий обострившегося кризиса. Позиция России двусмысленна, поскольку, будучи крупнейшим поставщиком энергоносителей в Европу, она может быть заинтересована в затяжном кризисе в Персидском заливе, который затруднит доступ иранской нефти на европейский рынок. Кроме того, с точки зрения российской геополитики резкий рост цен на нефть вследствие конфликта в Персидском заливе нанесет удар по экономике США и Китая – стран, доминирование которых в мире вызывает у Москвы ненависть и даже страх, а Европа может стать еще более зависима от поставок российских энергоносителей.

В ходе столь трудного процесса потребуется твердое президентское руководство. Это особенно справедливо потому, что как внутри, так и вне американской администрации раздаются влиятельные голоса, требующие вести переговоры в жестком ключе, что сводит к минимуму вероятность достижения разумного компромисса. До того как войти в администрацию Обамы, некоторые старшие должностные лица второго эшелона, похоже, одобряли политику форсирования ранней конфронтации с Ираном и даже выступали за военные консультации с Израилем относительно применения силы. Некоторая сенсационность, с какой администрация сообщила в конце сентября, что она уже несколько месяцев в курсе существования тайного атомного завода близ иранского города Кум, свидетельствует о внутренних тактических разногласиях.

В конечном итоге на карту поставлен гораздо более важный стратегический вопрос: должны ли Соединенные Штаты задаться долгосрочной целью превращения Иран в стабилизирующую силу на Ближнем Востоке? Его можно сформулировать еще проще и острее: должны ли США поощрять Иран к тому, чтобы он снова стал партнером их, а быть может, даже Израиля? Ведь Иран и в самом деле был партнером Израиля на протяжении трех десятилетий! Чем шире повестка дня, включающая вопросы региональной безопасности, возможного экономического сотрудничества и т. д., тем выше уровень вероятности нахождения приемлемых quid pro quo. Или, может быть, с Тегераном нужно обращаться так, как если бы он был обречен на то, чтобы и впредь оставаться враждебной и дестабилизирующей силой в и без того весьма неспокойном регионе?

На момент написания данной статьи приемлемый исход переговоров по-прежнему вызывает большие сомнения. При условии, что они не будут прекращены, вероятно, к началу 2010 г. можно будет высказать спокойное и взвешенное суждение по поводу того, стоит ли их продолжать, или возможность достижения взаимных компромиссов не существует. На этом этапе политически разумные санкции могут стать своевременными. До сих пор Обама демонстрировал, что осознаёт необходимость сочетать стратегическую твердость с тактической гибкостью; он терпеливо ищет дипломатические пути разрешения конфликта, избегает ультиматумов и установления крайних сроков (в отличие от Франции, которая высказывалась в пользу того, чтобы сделать декабрь крайним сроком) и не высказывает явных угроз силового воздействия на Иран.

Сторонники более жесткого подхода должны помнить, что Соединенные Штаты почувствуют болезненные последствия нападения на Иран, независимо от того, кто начнет военную операцию – США или Израиль. Скорее всего, Тегеран изберет своей мишенью американские войска в Афганистане и Ираке, и он способен дестабилизировать положение в обеих странах. Ормузский пролив может превратиться в пылающую зону боевых действий, и американцам снова придется платить сумасшедшие цены на автозаправках. Иран – тот самый вопрос, в отношении которого Обама должен довериться своим лидерским навыкам и не допускать, чтобы им управляли. До сих пор ему это удавалось.

АФГАНО-ПАКИСТАНСКОЕ БОЛОТО

Третий безотлагательный и деликатный внешнеполитический вопрос – тупиковая ситуация в Афганистане и Пакистане. Обама нашел в себе силы отказаться от более честолюбивых и даже идеологических целей, которые Вашингтон ставил в начале афганской кампании, – например, создание там современной демократии. Однако Соединенным Штатам необходимо проявлять повышенную осторожность в проведении афганско-пакистанской кампании, в которой военное измерение по-прежнему доминирует, что очевидно для всех наблюдателей. В противном случае афганцы и пакистанцы будут воспринимать это вторжение как очередное проявление западного колониализма и реагировать на него все более воинственно.

Некоторые высокопоставленные американские генералы недавно заявили, что США не одержат военную победу. Это зловещее признание означает, что конфликт с движением «Талибан» может закончиться так же, как и афганская кампания Советского Союза, которому пришлось вывести из страны войска, столкнувшись там с местным сопротивлением. Таким образом, необходимо осуществить срочную стратегическую переоценку. Великобритания, Германия и Франция своевременно предложили провести весьма полезную конференцию по этому вопросу в сентябре, и Соединенные Штаты поступили мудро, согласившись на это. Но никакая новая стратегия не станет успешной, если в ней будут отсутствовать два важных элемента.

Во-первых, афганскому правительству и НАТО следует предпринять усилия для того, чтобы достичь соглашения с вменяемой частью движения «Талибан». Талибы – не всемирное революционное или террористическое движение, и они не несут непосредственной угрозы Западу, хотя и исповедуют средневековые представления об устройстве афганского общества. Более того, движение «Талибан» до сих пор остается в Афганистане меньшинством, которое в конечном итоге может быть побеждено только другими афганцами (с помощью – экономической и военной – союзников в лице США и НАТО). При этом требуется скорее политическая, чем военная стратегия.

Кроме этого, Соединенным Штатам нужно подумать о том, как заручиться поддержкой Пакистана. Для этого следует не только выдавливать талибов из Пакистана, не давая им возможности чувствовать себя комфортно в этой стране, но и оказывать давление на талибов в Афганистане, чтобы их лидеры пошли на подписание соглашения. Учитывая, что многие пакистанцы могут предпочесть Афганистан под контролем талибов светскому Афганистану, тяготеющему к главному врагу Пакистана – Индии, США необходимо успокоить Исламабад, дабы заручиться безоговорочной поддержкой руководителей Пакистана в борьбе с непримиримыми элементами из движения «Талибан». В этом отношении пригодится поддержка Китая, учитывая его геополитический интерес в обеспечении региональной стабильности и традиционно тесные связи с Исламабадом.

Вероятно, до того как подобная оценка станет достоянием широкой общественности, Обама объявит более всеобъемлющую стратегию, направленную на достижение политически приемлемого исхода непрекращающегося конфликта, т. е. такого, который готовы поддержать союзники Соединенных Штатов. До сих пор подход Обамы был достаточно продуманным. Он тщательно взвешивал как военные, так и политические аспекты этого вызова, а также учитывал взгляды союзников. Ничто не может быть хуже для НАТО, чем ситуация, когда одна часть альянса (Западная Европа) оставит другую часть альянса (США) в одиночку сражаться с движением «Талибан». Если подобный раскол произойдет по поводу первой кампании НАТО, начатой на основании статьи 5 (о коллективной обороне), то возможен развал альянса.

Глобальная роль Соединенных Штатов в обозримом будущем будет зависеть от того, насколько успешно Обаме удастся справиться с этими тремя безотлагательными и взаимосвязанными проблемами – израильско-палестинским урегулированием, иранской дилеммой и афганско-пакистанским конфликтом. Если мирный процесс на Ближнем Востоке провалится, против Ирана развяжут военную кампанию, а интенсивность боевых действий в Афганистане и Пакистане станет нарастать – и все это будет происходить одновременно. США на долгие годы окажутся обречены в одиночку противостоять губительному для себя конфликту в огромном и непредсказуемом регионе. В конечном счете это может положить конец нынешней американской гегемонии в мире.

КЛЮЧЕВЫЕ СТАРАТЕГИЧЕСКИЕ ОТНОШЕНИЯ

Барак Обама старается не только отвечать на эти срочные вызовы; он заявил также о своем намерении улучшить стратегические отношения с Россией, Китаем и Европой. По поводу этих партнеров предстоит рассмотреть долгосрочные проблемы, но они не требуют безотлагательного решения и антикризисного управления. У каждого из партнеров имеются свои особенности: Россия – бывшая имперская держава с ревизионистскими амбициями, но с убывающим социальным капиталом; Китай – усиливающаяся мировая держава, осуществляющая ускоренную модернизацию, но преднамеренно принижающая свои амбиции; Европа – глобальная экономическая держава, лишенная какой-либо военной силы или политической воли. И президент прав, заявляя, что Соединенным Штатам нужно более тесно взаимодействовать с каждой из вышеназванных геополитических сил.

Вот почему администрация Обамы решила «перезагрузить» отношения между США и Россией. Но это намерение приводит в замешательство, и пока еще не ясно, оправданны ли надежды Вашингтона на то, что Москва разделяет его озабоченность по таким вопросам, как иранское ядерное досье. Вполне возможно, что Белый дом в данном случае выдает желаемое за действительное. Тем не менее Соединенные Штаты должны мыслить стратегически относительно построения долгосрочных отношений с Россией и проводить двойную политику: сотрудничать с Москвой, когда это взаимовыгодно, но таким образом, чтобы подобного рода взаимодействие соответствовало также и историческим реалиям. Век замкнутых империй остался в прошлом, и России придется в итоге принять эту истину ради собственного будущего.

Расширение сотрудничества с Россией не означает, что нужно закрывать глаза на ее стремление подчинить Грузию (через территорию которой проходит жизненно важный нефтепровод Баку – Тбилиси – Джейхан, обеспечивающий Европе доступ к энергоносителям Центральной Азии) или запугать Украину (индустриально-аграрное сердце бывшего Советского Союза). Любое подобное действие было бы гигантским шагом назад в прошлое, который способен усилить имперскую ностальгию России и опасения стран Центральной Европы за свою безопасность, не говоря уже о возрастании вероятности вооруженных конфликтов. Однако до сих пор администрация Обамы довольно неохотно поставляла Грузии даже чисто оборонительные вооружения (тогда как Россия с готовностью снабжает Венесуэлу наступательными вооружениями), а также недостаточно активно поощряла Евросоюз быть более отзывчивым в отношении европейских устремлений Украины. К счастью, визит вице-президента Байдена в Польшу, Румынию и Чехию осенью 2009 г. подтвердил долговременный интерес США к политическому плюрализму на территориях, некогда подконтрольных Советскому Союзу, а также к сотрудничеству с поистине постимперской Россией. И потому следует всегда иметь в виду, что сохранение первого сделает второе более вероятным.

Также необходимы долгосрочные усилия по вовлечению Пекина в более деятельное решение глобальных проблем. Как было заявлено, Китай «усиливается мирно» и, в отличие от России, он терпеливо самонадеян. Вместе с тем можно утверждать, что Китай усиливается несколько эгоистично и нужно более решительно втягивать его в конструктивное сотрудничество по глобальным экономическим, финансовым и экологическим вопросам. Пекин тоже оказывает все большее политическое влияние на геополитические регионы, входящие в сферу жизненно важных американских интересов, – Афганистан, Иран, Пакистан, Северную Корею и даже на израильско-палестинский конфликт.

Таким образом, решение Обамы развивать двусторонние американо-китайские отношения на высшем уровне было своевременным. Культивирование на президентском уровне сложившейся де-факто геополитической «большой двойки» (не следует путать это с предложениями по экономической «большой двойке»), что было проиллюстрировано ноябрьским визитом Обамы в Китай, способствует развитию все более важного стратегического диалога. Лидеры Соединенных Штатов и Китая признают, что обе страны крайне заинтересованы в эффективной и функциональной мировой системе. Видимо, так же высоко они оценивают исторический потенциал и соответствующие национальные интересы, которым отвечают такие двусторонние отношения.

Как это ни парадоксально, несмотря на явно выраженное желание Обамы, похоже, что в ближайшем будущем для Вашингтона открывается меньше перспектив улучшить стратегически важные отношения со своим ближайшим политическим, экономическим и военным партнером – Европой. Предшественник Обамы оставил здесь тяжелое наследие, впечатление от которого нынешнему президенту удалось немного сгладить в том, что касается общественного мнения. Однако подлинное стратегическое сотрудничество в глобальном масштабе невозможно с партнером, у которого нет не только авторитетного и четкого политического руководства, но даже и внутреннего согласия по поводу мировой роли, которую он должен играть.

Следовательно, намерение Обамы вдохнуть новую жизнь в трансатлантическое партнерство вынужденно ограничивается диалогами с тремя ключевыми европейскими странами, которые обладают реальной силой и большим влиянием на международной арене, – Великобританией, Германией и Францией. Однако полезность диалогов ослабляется личными и политическими разногласиями между лидерами этих стран, не говоря уже о мрачных политических перспективах британского премьер-министра, поглощенности французского президента собственной звездной персоной и пристальном взгляде немецкого канцлера в восточном направлении. Маловероятно, что в ближайшее время будет Ввыработана единая и потому влиятельная европейская позиция, на базе которой Обама мог бы эффективно взаимодействовать с Европой.

ВНУТРЕННИЕ ПРЕПЯТСТВИЯ

Что же можно сказать определенного о внешней политике Барака Обамы? До сих пор она порождала больше надежд, чем стратегических прорывов. Вместе с тем Обама существенно изменил политику США в отношении трех самых безотлагательных вызовов, брошенных стране. Но, будучи демократией, Соединенные Штаты вынуждены основывать свои внешнеполитические решения на внутриполитическом согласии. К несчастью для Обамы, добиваться поддержки внутри страны становится сложнее из-за трех системных препятствий, которые затрудняют проведение мудрой и решительной внешней политики во все более сложном глобальном контексте.

Во-первых, внешнеполитическое лобби становится гораздо более влиятельным в американской политике. Благодаря доступу к Конгрессу, самые разные группы, некоторые из которых отличаются финансовой мощью, а другие получают поддержку из-за рубежа, с беспрецедентной настойчивостью требуют, чтобы законодатели участвовали в проведении внешней политики. Сейчас более, чем когда-либо, Конгресс не только активно противодействует внешнеполитическим решениям, но и навязывает президенту некоторые постановления (в качестве примера можно привести законодательную инициативу о санкциях против Ирана). Подобного рода вмешательство Конгресса при поддержке многочисленных лобби является серьезной помехой в формировании внешнеполитического курса, призванного чутко реагировать на постоянно меняющиеся реалии мировой политики. В этих условиях еще труднее гарантировать, чтобы отправной точкой при проведении внешней политики были национальные интересы США, а не их зарубежных партнеров.

Второе препятствие, документально подтвержденное в исследовании корпорации RAND 2009 г., состоит в углубляющемся идеологическом расколе, который уменьшает перспективы действенной двухпартийной системы во внешней политике. Происходящая вследствие этого поляризация не только снижает вероятность проведения единой двухпартийной внешней политики, но и поощряет усиление демагогии в политических противоречиях, а также отравляет дискуссию в обществе. Что еще хуже, поливание грязью оппонентов с использованием нен