 Газета
«Наш
Мир»
Известный макроэкономист Михаил Хазин не верит, что справиться с проблемами кризиса можно путем развития инноваций. В сегодняшней ситуации, когда у многих не хватает денег даже на коммунальные платежи, требуются только те инновационные решения, которые позволят существенно сократить издержки типового производства — например, снизить стоимость электричества в два раза. В условиях жестокого кризиса дорогостоящую технику, над которой работают сейчас лучшие умы, покупать просто не будут. Этими мыслями он поделился с участниками круглого стола «Государство и бизнес: от диалога к партнерству», организованного Международным институтом государственной службы и управления.
Я попытаюсь сказать о наиболее общих проблемах, которые сегодня возникают в отношениях между государством и бизнесом. И в некотором смысле с обществом, которое здесь тоже присутствует. Дело в том, что на протяжении тридцати лет весь мир (наша страна — не тридцать, а двадцать) жил в рамках некоторой достаточно устойчивой и фиксированной модели экономического развития. Суть ее состояла в том, что за счет вполне целенаправленных мер была создана система эмиссионной поддержки частного спроса. Именно за счет этой системы выросли те финансовые «пузыри», с которыми мы сегодня столкнулись.
Но эта система создала еще ряд механизмов, которые мы сегодня используем в повседневной жизни (я имею в виду общество, государство и бизнес) и которые уже оказались имманентно встроены во всю систему экономической жизни. Еще раз повторяю: не конкретно страны, а всего мира.
Базовыми элементами вот этой системы являются три основных фактора. Первый — это постоянный рост спроса домохозяйств. Элемент второй — постоянный рост денежного предложения, ликвидность. Элемент третий — постоянное снижение стоимости кредита. Я напоминаю, что учетная ставка Федеральной учетной системы США с 1981-го по конец 2008 года упала с 18 процентов до нуля. И с конца 2008 года этот механизм действовать перестал.
Сегодня мы находимся в состоянии переходного периода. За эти тридцать лет существенно изменились очень многие макропоказатели, характеризующие не только чистый экономический бизнес, но и общественный. Например, доля долгов домохозяйств в Соединенных Штатах Америки по отношению к годовому доходу выросла в два раза: с 65 до 130 процентов. Еще более важно: изменилось перераспределение «общественного пирога». Доля финансового сектора, который в совокупной прибыли корпораций еще в 50-е годы занимал только десять процентов, а в 70-е годы — двадцать, сегодня вырос до более чем 50 процентов.
Точно так же, например, резко упали сбережения. В Соединенных Штатах они упали с исторических десяти процентов до фактически минус пяти. Сейчас они снова растут. Но тем не менее им еще расти и расти. Что это означает в реальности? Это означает, что очень многие даже не компании, а целые виды бизнеса — например, финансовый — вынуждены будут существенно сократиться. Я не думаю, что доля финансового сектора упадет до десяти процентов, но до двадцати — почти наверняка. Это означает сокращение доли того «общественного пирога», который они сегодня получают, в два с половиной раза. А в абсолютном выражении еще больше. С учетом того, что экономический кризис вызовет общее сокращение объема экономики.
С другой стороны, некоторые другие сектора могут увеличить свою долю. И все это ставит перед бизнесом и перед обществом вопросы, на которые они ответить не могут. Ни бизнес, ни общество не имеют институтов, которые бы могли давать ответы на вопрос, как будет выглядеть экономическая система, модель экономического развития даже не в краткосрочной, даже не в среднесрочной, а в долгосрочной перспективе. Вот это, мне кажется, наиболее принципиальное место во взаимодействии государства и с бизнесом, и с обществом. Государство должно прежде всего поставить перед собой соответствующие вопросы, а потом тем или иным способом дать на них ответы бизнесу и обществу.
Острый конфликт между президентом Соединенных Штатов Америки и банками, который мы сегодня видим (который недавно получил очередной импульс после «наезда» на Goldman Sachs), еще пару лет назад просто был категорически невозможен. Я напоминаю, что Goldman Sachs — главный поставщик экономических кадров в Белый дом. Это свидетельствует о том, что та часть конфликта, которая касается финансового сектора в совокупном «общественном пироге», уже вылезла на поверхность. Нравится это Goldman Sachs или не нравится, нравится это Обаме или не нравится — эту проблему придется решать.
Абсолютно аналогичные проблемы, хотя немножко другого толка, стоят перед Японией, перед Европой, перед Китаем. Напоминаю, что сегодняшний Евросоюз — это псевдогосударственное образование, живущее на деньги, которые получает от экспорта в Соединенные Штаты Америки. Поскольку механизм в кризис — это падение совокупного спроса и прежде всего в Соединенных Штатах Америки, до того, когда он станет соответствовать реально располагаемым доходам населения. А сегодня разница составляет триллионы долларов. Поэтому не очень понятно, за счет каких средств Евросоюз будет существовать.
И в этом смысле ситуация с Грецией, а также с Испанией, Португалией, странами Прибалтики, и так далее, и тому подобное — это абсолютно объективная ситуация, которая не будет улучшаться, а будет ухудшаться.
Абсолютно аналогичная ситуация с Японией, которая тоже совершенно непонятно, как будет функционировать. Потому что японская экономика чисто экспортная. О Китае мы сейчас вообще говорить не будем. Потому что в Китае экономические проблемы уже начались. Компенсировать падение внешнего спроса за счет внутреннего Китай сегодня не сможет. Этим нужно было заниматься еще в начале 90-х годов. Но тогда Китай целенаправленно от этого пути отошел. В некотором смысле в начале 90-х перед Китаем была развилка: идти ли по пути индустриализации СССР 30-х годов или идти по пути Европы, Японии, Кореи — то есть развиваться за счет экспорта в Соединенные Штаты Америки. Они выбрали свой путь. И сегодня стали его жертвами.
|
