Это не блокбастер. Не в смысле отсутствия кассового успеха, а по самому типу. Суть блокбастера в «массовом поражении». Когда отец и сын вместе идут в кино, сидят рядом, им фильм нравится, и они не стесняются в этом друг перед другом. Отсюда одна и та же сцена рассчитана на разные уровни восприятия. В ней 12-летний увидит красивую драку, 35-летний – политическую сатиру, а 60-летный - пародию.

«Утомлённые солнцем 2» абсолютно одномерны, там даже не учитывается разница между мужским и женским восприятием. Получается что фильм рассчитан на узкую аудиторию, но из-за широковещательных деклараций о «национальном кинематографе» эта достаточно узкая аудитория не определена. Не понятно для кого конкретно снимался фильм.

Это признак малобюджетного телевизионного фильма, из-за своей дешёвизны и самопальности не очень заботящегося о точном попадании. Телевизионный зритель всеяден и благодарен. Он посмотрит всё в рамках общего интереса. Общий интерес (война, кых-пых, сиквел) есть. Но, повторяю, блокбастеры так не снимаются. В СССР вообще не было ни одного блокбастера, это для советских режиссёров терра инкогнита до такой степени, что, может, и не следовало туда соваться. Ибо плохой блокбастер это не провал, а катастрофа.

Фильм «Утомлённые солнцем 1» был интересен талантливым кастингом, когда любовно восстанавливались типажи людей 30-х, помещаемые в столь же точные интерьеры. В «Утомлённых 2» этого нет до смешного. Например, главная героиня, сыгранная дочкой Михалкова, имеет утрированно немецкую внешность, что помимо воли создает комичный эффект. Это вовсе не поверхностная аберрация. Взгляд на советских людей и показ этих людей очень мало похож на реалии того времени. Реалистом здесь был Герман. А тот уровень самосознания, пластики, отношения к жизни, шуток, который дается в УС2 это уровень Германии, причём в аккурат 30-40-х годов прошлого века. Фильм можно смело снимать наоборот, сделав рокировку между немцами и советскими. Правда немцы в фильме тоже немецкие, так что война выглядит гражданской.

Это опять таки не случайный поворот речи. Та стилистика войны, которая присутствует в фильме это стилистика гражданской войны, что показано даже буквально: танки появляются с тыла, немецкий танкист кормит красноармейца шоколадкой, везде толпы мирных жителей, сапёры по ошибке сами себя взрывают вместе с мостом, который немцы специально не бомбят.

Михалков талантливый человек и он выражает тот хаос, который царит в головах современных эрэфовцев. Отрицая дореволюционную Россию, они неизбежно превращают себя в иностранцев, потому что считать своей родиной сталинскую Россию ни одному европейцу не придёт в голову. А современные русские – европейцы. Михалков довольно неуклюже использует язык Голливуда с тяжеловесной и утрированной символикой. Вроде железной кисти с выдвижными когтями или макания Сталина мордой в торт. Но это одновременно означает отказ от русской школы «реализма» с полной замотивированностью действия. Хотя эта школа КАК ФОН остаётся. В результате голливудские символы превращаются в неприличный звук и оставляют у зрителя ощущение неловкости за режиссёра.

То же касается религиозных сцен. Религиозное кино это очень узкий и специфический жанр, подобные сцены в обычном фильме выглядят не просто фальшиво, а у зрителя возникает ощущение розыгрыша и обмана. В конце концов, из фильма о Джеймсе Бонде можно вырезать фрагменты с табакокурением. Но вставлять туда сценки «грамм никотина убивает лошадь» как-то слишком. Религиозные сцены в нерелигиозном фильме абсурдны. А фильм Михалкова не религиозный.

Голливудская музыка и планы, призванные прорисовать «грандиозность и эпичность» тоже идут диссонансом к русской реалистичной школе – школе мелких деталей и мелкой последовательности действий, и тоже работают на то, чтобы простонародная условность голливудских штампов превратилось в нелепость.

Кроме того, эти штампы смещены. Это карябает. А зрелище должно быть ожидаемым и приятным. Не в смысле чесания пяток, а в смысле получения ровно того, на что рассчитывал зритель. Потому что это уже не зритель, а пользователь.

В «Рядовом Райне» есть жестокие сцены, но нет сцен ужасов. Потому что ужасы – другой жанр. На «Райна» молодой человек пойдёт с другом или отцом, и будет потом обсуждать правдоподобность военной техники или военных рассказов деда. А на «Бензопилу» он пойдёт с девчонкой, и будет её в кинотеатре лапать под аккомпанемент «не бойся, я рядом».

Ну вот где-то так. В заключение скажу, что декларируемая задача Михалкова – создание мегафильма на мегатему, который будет консолидировать нацию, была недостижима в принципе. Это тоже отчасти его оправдывает как режиссёра.

Причин этого много. Главное – изменилось время. 15 лет назад была масса людей, которым были интересны и Сталин, и 1937 год, и судьбы номенклатуры. А сейчас выросло поколение людей, которым это всё НЕИНТЕРЕСНО. Более того, им не так интересен фильм как таковой. Фильм для них не зрелище, а предлог и среда. Кресло превратилось в ложу, зритель - в пользователя.

Так что тотальное отторжение фильма это не только и не столько происки озлобленной на Михалкова «критической массы» киношников, сколько веяние времени.