Раз эволюция нашего мира отражает проявление креативной воли Всевышнего, то и осознание сообразной этому нескончаемой череды событий также должно быть современным и непрерывным. Вера в Исламе может считаться живой лишь тогда, когда человек подтверждает Истину через постоянное приобщение к новым знаниям. Помогать рядовым верующим в этом нелегком деле призваны богословы (улемы, факихи и проч.). Вот почему, кстати, у католиков и протестантов когорту ведущих теологов возглавляют ныне крупнейшие ученые-естественники.

Но есть ли основания вести речь об актуальном богословии в российском мусульманском сообществе? Если не принимать во внимание редчайших попыток, то отрицательный ответ очевиден.

Процветающая в отечественном правоверии интеллектуальная дистрофия, которая по загадочным причинам уже несколько лет спонсируется просто по-царски, рождает его догматизацию с присущей ей унификацией мышления, речи и поведения. Окостенение разума извращает и убивает Ислам, и эту религиозную патологию почему-то принято называть в нашей стране его «возрождением».

Средневековый теологический дискурс деинтеллектуализируется, мумифицируется, абсолютизируется и переносится в наши дни как уникальная экспертная машина на все времена, порождая чудовищные мутации религии, в которой ключевую роль всегда играл открытый богоносному свету разум. Превращение истово верующих в манкуртов, роботов, зомби — все это черты нашей действительности, не знающей живой богословской традиции, приобщиться к которой можно только через качественную литературу, о чем я уже говорил.

«А мы книг не читаем», — бросил мне на днях высокопоставленный исламский функционер, когда я поинтересовался, не возникло ли у него желания ознакомиться с недавно вышедшей в научно-издательском центре «Ладомир» потрясающей биографией Пророка. Тот же ответ на тот же вопрос я услышал от имам-хатыба одной из столичных мечетей. «Но как вы к пятничным проповедям-то готовитесь?» — хотел было спросить я, но передумал, ведь никто же не удивляется, когда дети рассказывают друг другу сказки, толком и грамотой не овладев.

Кстати, в выступлении президента Российской академии наук Юрия Осипова, прозвучавшем на Общем собрании РАН в мае 2010 года, упомянутая «Жизнь пророка Мухаммада» Натальи Ефремовой и Тауфика Ибрагима была названа выдающимся достижением отечественной науки последнего времени. Издание было вручено премьер-министру РФ В. В. Путину.

Стóит лишить правоверие рациональности, т. е. оставить один на один с людскими страстями, как оно легко деградирует в суеверие, крайний мистицизм и радикальный фундаментализм. Догматизированный и архаизированный Ислам — это уже и не Ислам вовсе, а в некотором смысле его полная противоположность, нечто вроде схоластического авторитаризма. Активно верующий — это уже далеко не тот слепец, который скрупулезно скопировал в себя веру как систему запредельной пониманию ортодоксии.

Муса Джаруллах Бигиев (1875—1949) писал в 1908 году: «История приводит совершенно ясные доказательства тому, что каждый народ, живший хоть на Востоке, хоть на Западе, в течение тысячелетий пребывал во тьме только по причине того, что он был невольником в руках своих священнослужителей. Древние народы находились во власти жрецов и прорицателей, христиане чахли под игом своих священников и монахов, мусульмане были лишены благодатного света разума в силу запугивания и страха, нагнетаемого ордами толкователей Корана и Сунны, заблудшими суфиями и невежественными богословами. Тираны, возглавлявшие мусульманские государства, считали свободомыслие величайшим преступлением и под страхом смерти запрещали людям размышлять не только на религиозные темы, но и иметь собственное мнение даже о явлениях природы. <…> То, что не имеет веса на весах разума, не может быть востребованным товаром на рынке истины».

Честно говоря, чтобы не портить настроение, даже не хочется прикасаться к теме, во что, скорее всего, выльется преподавание основ мусульманской культуры российским четвероклассникам, по очевидным причинам не готовым к критическому восприятию того, скажем помягче, «всякого-разного», что будет предложено «взрослыми дяденьками и тетеньками» к заучиванию (в качестве самой поверхностной аналогии можно привести изучение русской литературы в общеобразовательных школах, заканчивающееся для многих «птенцов гнезда» Л. Н. Толстого, Ф. М. Достоевского и А. П. Чехова ее стойким, на всю жизнь, неприятием).

Пробуждение в скором времени у множества российских детей религиозного мировидения со всей отчетливостью обозначит проблему неготовности представленных у нас конфессий к лавинообразному наплыву «затронутой Богом» молодежи, неспособности духовенства удовлетворить чаяния толп неофитов поколения Next, непонимания родителями, пережившими атеистическое детство, что творится с их ненаглядными чадами, и, как следствие, обернется обвальным оттоком от Церквей раздосадованных юных богостяжателей, ощутивших себя глубоко обманутыми в лучших чувствах (кстати, в XIX веке в России специалисты фиксировали появление на этой почве такого феномена как «массовые психические эпидемии»). Думаю, нас ожидает невиданный в новейшей истории рост тоталитарных сект, никогда не отличавшихся прогосударственными настроениями.

Невозможно предсказать, чем сей дерзкий эксперимент в итоге закончится. На ум приходит катаклизм вроде русского бунта, как говорил А. С. Пушкин, «бессмысленного и беспощадного». То, что изначально представлялось благим делом, стараниями чиновных бизнесменов от религии может оборотиться дорогой в ад.

Отсутствие современного богословия в Исламе в России, а соответственно, и харизматичных публичных лидеров, не только лишает правоверных россиян духовной самостоятельности, ставя в зависимость от всевозможных сладкоречивых иноземцев, но и, выплескиваясь в социальную сферу, больно бьет по нашим соотечественникам.

3. Возрастание религиозного фактора в жизни российского общества со всей остротой поставило задачу оптимизации государственно-конфессиональных отношений, прежде всего в плоскости Ислама как религии преимущественно активного социального действия. Характер религиозной мотивированности такого активизма прямо обусловливает степень конструктивности гражданской позиции правоверных. А потому Российская держава, при всей ее светскости, не может самоустраниться в вопросе о том, какая
интерпретация Ислама окажется укорененной на конституционной территории.
Каждое религиозное товарищество старается обзавестись своей дружиной богословов, задача которой — помогать соотечественникам быть современными и при этом не попускать Дьяволу, стремиться к высотам набожности, но не через сокрушение сложившихся культурных, производственных и иных традиций, т. е. без нивелирования и подмены
этносообразующих констант. Поскольку речь идет по сути о сохранении национального суверенитета и идентичности, о социозадающей — а потому сверхчувствительной — сфере, доминирующие в исламском мире государства, пекущиеся о расширении зон своего влияния, никогда не остановятся в попытках навязывать под самыми благовидными предлогами, чаще всего через безвозмездное предоставление образовательных услуг, свои богословско-правовые, а фактически социальные и, косвенно, политические традиции, одним словом, образ жизни.
Мусульманам следует научиться быть современными. А это предполагает не начетничество с зазубриванием отдельных фраз, как ныне распространено и буквально насаждается в религиозных образовательных учреждениях, но умение убедительно и компетентно рассуждать, причем на толковом для окружающих (в том числе немусульман) языке, владеть искусством ведения спора, восприятия точки зрения оппонента, быть широко образованными и разносторонне развитыми личностями, хорошо разбирающимися в верованиях соседей по родному дому.

Правоверным, находящимся в нашей стране в меньшинстве, необходимо научиться взаимодействовать с поликонфессиональным (но большей частью продолжающим оставаться атеистическим) российским обществом и внерелигиозной властью не как с потенциально/актуально враждебной средой (что автоматически запускает механизм войны, «джихад меча»), а как с равноправными партнерами, учитывающими через вдумчивый диалог интересы друг друга. Всегда надо помнить напутствие Корана: «Ты мудростью и поученьем добрым призывай [людей] к Господнему пути! И доводами лучшими в спорах убеждай их» (16: 125).

Малограмотность, не только в сфере вероучения, низкий образовательный ценз и иллюзорная харизматичность значительной части исламского духовенства России питают его неугасающий конфликт с интеллектуально развитыми верующими. Неспособность большинства нынешней мусульманской бюрократии (муфтиев, имамов, мулл) отстаивать интересы правоверных, в частности, отвечать на духовные запросы в современном звучании, вести партнерский, а не подобострастный диалог с государством, иной раз смыкание с мафиозно-коррупционными кланами в совместном стремлении удержаться во власти, у бюджетной «кормушки», с возможностью манипулирования органами правопорядка и правосудия, оборачивается попранием жизнеутверждающего для Ислама принципа — социальной справедливости и, соответственно, пополнением рядов противников правящего режима наиболее неравнодушными, часто прекрасно образованными гражданами.

Этим не в малой степени объясняется ненасытность «кавказской мясорубки», когда от имени государства, вынужденного вести беспощадную борьбу с профессиональными головорезами, систематически уничтожается втянутая в конфликт социально активная молодежь, «соль земли», те люди, которые при разумном построении отношений с ними могли бы стать приводным ремнем экономического и нравственного подъема своих регионов. На мой взгляд, ничем хорошим не может закончиться постепенное закрепление на Северном Кавказе в целях его умозрительной «кабинетной стабилизации» режима «суверенных восточных деспотий», сращенных с пресловутой ермоловщиной.

Нельзя откладывать разработку программы полномасштабной социализации религиозной личности в пику программам асоциализации, последовательно проводимым радикальными религиозными кругами (последнее характерно не только для Ислама). Во главу угла следует поставить формирование у мусульман устойчивого представления о возможности выражения религиозно мотивированных чаяний, в том числе и недовольства, протестных настроений, через закрепленные в Конституции РФ и постоянно совершенствуемые государством светские институции.

Должностным лицам, как в чалмах с папахами и тюбитейками, так и без оных, давно пора осознать насущную необходимость в становлении сильной отечественной школы исламской теологии, ориентированной на выработку внятно артикулированной пророссийской социальной доктрины. Наличие таковой — естественная составляющая жизни любой религиозной группы, желающей гармонизировать свое присутствие в гражданском обществе.

Такие айаты, как «Вы — наилучшая община, представленная людям; вы побуждаете к добру и отвращаете от зла» (3: 110), «Не может принуждения быть в Вере!» (2: 256), «Бог[, настаивая на соблюдении Своих повелений,] облегченья вам желает, а не тягот»(2: 185) и проч., так вот такие айаты не только провозглашают последователей Пророка Мухаммада авангардом человечества, но и обременяют высочайшей ответственностью — перед Всевышним — за благополучие иноверующих.

Имея в виду, что Ислам — это религия здорового образа жизни и здравого смысла, культа знания и науки, созидательного труда и высокой культуры, порядочности и патриотизма, благоразумия и терпимости, нравственности и коллективизма, гуманизма и открытости, конструктивного диалога и благотворительного действия (все перечисленное — как выражение беспредельного вменения себя воле Бога и устремленности к Нему), социальная доктрина правоверия в России должна быть направлена на консолидацию и процветание всего общества, чему в немалой степени будет способствовать единая духовная платформа трех представленных у нас авраамических религий.

Говоря о себе в третьем лице, Создатель законоположил через Коран: «Он предписал вам верить в то, что заповедовал Он Ною, и в то, что Мы тебе внушили в Откровеньи, и в то, что завещали Аврааму, Моисею, Иисусу, — чтоб твердо Вере следовали вы и меж собой не разделялись в ней» (42: 13). «Свобода, равенство, братство» — лозунг, всегда актуальный для мусульман.

Поставленная нашим президентом, Д. А. Медведевым, задача модернизации России полностью отвечает ценностной парадигме правоверных и потому не может не войти в их программу действий на ближайшие десятилетия.

Наполняя российским дыханием теологию правоверия, необходимо, помимо погружения в освежающую благодать светоносной исламской мудрости, предаться усвоению величайших богатств, наработанных христианскими школами духовности, и прежде всего в XX веке, когда явным образом проявилась тенденция к сближению с аксиомами Ислама взглядов некоторых крупнейших западных теологов. Наиболее показательный пример тому — Ганс Кюнг, один из идеологов Второго Ватиканского Собора. «И непременно убедишься ты, — поучал Бог, — что к тем, кто верует [в Коран], <…> всех дружественней те, кто говорит: «Воистину! Ведь мы же христиане» (5: 82).

Обращает на себя внимание и то, что наиболее глубокие богословские тексты из вышедших в последние десятилетия были написаны мусульманами сразу на английском языке. Очевидным образом эпицентр актуальной исламской мысли постепенно смещается туда, где она все более востребована — в Европу, лоно Христианства, этот всемирный плавильный котел жизнезадающих идей нескольких минувших столетий. Плоды его, отформованные в политические и социальные программы, задавали и еще очень долго будут задавать магистральные направления развития человечества, его многополярность и многовекторность. А потому в современном и качественном переводе нуждаются англо-, а в целом ряде случаев франко- и немецкоязычные богословские труды. И с этим сегодня также проблем не меньше, чем с арабо- и персоязычными работами.

Особого внимания заслуживает русский язык, который должен не только сохранить свою роль средства межнационального общения на постсоветском пространстве, но и закрепиться в качестве базового для внутриисламского и межконфессионального диалога. Пора положить предел печатанию издателями-самоучками косноязычных религиозных опусов.

4. В 2009 году по всему исламскому миру отмечалась 1310-я годовщина со дня рождения имама Азама Абу Ханифы, зачинателя и эпонима самого популярного суннитского мáзхаба, которому привержено подавляющее большинство мусульман России. Не раз вспоминалось назидание Величайшего Имама «Тот, кто считает, что ему уже не нужно учиться, пусть оплакивает себя», не раз звучало его предупреждение «Никому не дозволено следовать моему мнению, если таковой не знает, как я к нему пришел», не раз говорилось, что широчайшая популярность ханафитского толка объясняется его разумностью, уважительным отношением к свободе мысли и слова, человеколюбием, бережливым отношением к народным традициям, подчеркивалось, что эта богословско-правовая школа изначально следовала путем логической рефлексии и целесообразных рассуждений (асхаб ар-рай), что для последователей этого мáзхаба преодоление бездумного подражания является религиозной обязанностью, а нормой исламского правотворчества должен быть признан иджтихад — самостоятельное решение актуальных вопросов ныне живущими авторитетными богословами. Мухаммад Икбал писал об абсолютной логической прозрачности ханафитского мáзхаба.

С другой стороны, стоило мусульманам столкнуться с проблемами, на которые фикх не может дать ответов силами даже четырех действующих школ, что характерно, например, для нынешней обстановки с исламским меньшинством на Западе, как даже шейх Юсуф аль-Карадави, один из самых ярких в последние десятилетия деятелей шариатских наук, бросился воскрешать мáзхабы, давно канувшие в лету.

Таким образом, с одной стороны, говорится о логической безупречности ханафитского толка и его открытости разуму, что, по трезвому размышлению, должно было бы предполагать возможность его развития, а с другой — демонстрируется странная беспомощность и попытки судорожного цепляния за «отжившие мнения прошлого», как выражается сам Аль-Карадави.

Более того, когда речь заходит о круге знаний, которым должен владеть муджтáхид, т. е. тот, кто вправе заниматься иджтихадом, констатируется невозможность усвоения этого гигантского багажа современным человеком. А потому, раз мы такие фатально «сирые и убогие», то в поисках ответов на вопрос, как жить сейчас, нам предлагается покопаться в «преданьях старины глубокой», попросту заняться шариатской археологией, будто речь идет не о современной религии, а о доисторическом культе, первичные истоки которого затерялись где-то на окраинах вечности. Выходит, Абу Ханифа мог обладать нужными знаниями и даже иметь свое мнение, а нам «и думать не смей». И это навязывается правоверным в эпоху, которую принято называть информационной.

Раз мáзхаб декларирует свое строгое соответствие принципам человеческой рациональности, значит, он может быть формально описан и алгоритмизирован, т. е. превращен в доступный многим операционный инструментарий. Напомню, что начатки структурной лингвистики заложили не кто-нибудь, а мусульмане в занятиях коранической герменевтикой. Так почему бы не воспользоваться этой наукой?

Пора перевести на русский язык и организовать в форме компьютеризированной базы данных весь объем информации, которой должен владеть муджтáхид. Правила принятия решений, выработанные школой Абу Ханифы, должны приобрести вид стройных логических конструкций. Опереться, по-видимому, придется на аппарат неклассических логик.

Полученная модель позволит спроектировать программную интерактивную экспертную систему мусульманского права (ханафитского толка). В результате россияне смогут заняться развитием современного исламского богословия и прежде всего фикха, т. е. богословия повседневности, но такого, чтобы учитывалась историческая особость нашей страны — издревле сложившегося мультирелигиозного домоустроения, чем никакой Юсуф аль-Карадави никогда, конечно же, не озаботится.

На основе изложенного подхода может быть автоматизировано, в том числе через использование игровой формы, и обучение началам других исламских дисциплин. Тем самым будет обеспечено резкое повышение общего уровня подготовки духовенства, откроются перспективы постановки полноценного дистанционного образования, что немаловажно для русскоязычного зарубежья.

Нельзя более терпеть культивируемую в современной умме умственную немощь и неизбывную теологическую вторичность в соотнесенности с ранними веками Ислама. Это одна из фундаментальных причин противоестественной для мусульманской цивилизации заторможенности в социально-экономическом развитии, обозначившейся в середине второго тысячелетия и многократно усилившейся в истекшее столетие, а ведь Бог велел исповедникам ислама первенствовать в подлунном мире и прежде всего там, где «знание — сила», быть, по словам Мухаммада Икбала, «самым эмансипированным народом» на планете.

Отечественному мусульманскому братству надо поставить перед собой ряд амбициозных задач: добиться мирового лидерства в богословии правоверия, стать центростремительным оплотом для западноевропейских мусульман, выработать мощную, оснащенную сплачивающим духом единобожия платформу нравственного и экономического возрастания России. Это вполне достижимо, но на иных, нежели сейчас, принципах религиозного просвещения, его организации и финансирования.

Сегодняшняя ситуация напоминает поддержание в работоспособном состоянии Мавзолея на Красной площади, у которого на деньги государства открылось еще и множество филиалов по всей стране. Неудивительно, что выпускники этой фабрики поточного клонирования с трудом находят себе работу по специальности. Да и дипломы с гербовой печатью вряд ли здесь помогут.

Взращивание кадров мусульманской интеллигенции как органичной части российской элиты — не только способ единения и качественного упрочения нашего общества, но и первостепенная задача для страны, видящей свое стратегическое будущее во всемерном развитии партнерских отношений с мусульманским Востоком.