| Газета "Наш Мир" кто обучается на востоковедных факультетах, учебные курсы которых отнюдь не предполагают достаточно глубокого преподавания означенных дисциплин. Их освоение остается уделом энтузиастов-одиночек.
Сколько же можно говорить, что проще перевести нужные книги и сделать их доступными для 278 миллионов человек, говорящих сегодня в мире по-русски, нежели обучить арабскому и персидскому всех желающих? Давно пора осуществить полную русификацию ядра исламского богословия и тем самым решительно снизить остроту массового невладения означенными языками.
Россияне, как исповедующие ислам, так и интересующиеся им, должны быть обеспечены качественной литературой, и заниматься этим надлежит не случайным людям, как это происходит сейчас под крышами духовных управлений, да еще и на деньги исправно уплачивающего налоги населения, а знатокам своего дела.
Я, например, уже много лет ратую за создание Российского центра исламского книгоиздания. Стержнем его деятельности должен стать выпуск «Золотой библиотеки ислама», в которой будет представлено творческое наследие выдающихся мусульман, с именами которых человечество связывает высшие духовные достижения мировой цивилизации.
Начать предлагается с подготовки научного издания полного корпуса хадисов. Они будут сгруппированы по темам («Бог», «Ангелы», «Джинны» и проч.), подробно прокомментированы и связаны перекрестными ссылками, а каждый тематический раздел — предварен соответствующими сведениями из Корана. Масштаб и необходимая глубина проработки исходного материала позволят попутно составить арабско-русский терминологический тезаурус по Корану и хадисам, который явится необходимым системообразующим фундаментом для всех будущих переводческих начинаний.
Коран, разумеется, также должен быть представлен в «Золотой библиотеке», причем не только в виде полномасштабного научного перевода, сопровожденного рассказом об истории письменного свода Откровения, его композиции, языке, стиле и правилах чтения, месте в религиозной жизни мусульман, в исламской культуре в целом, но, главное, издание должно отражать в виде сведенного воедино корпуса все направления экзегезы Священного Писания, сложившиеся за полуторатысячелетнюю историю исламской цивилизации. Всесторонним будет и комментарий — философский, богословский, юридический, исторический, компаративистский (сопоставление с Библией) и лингвистический.
Для научных и учебных целей необходимо подготовить и издать специализированный перевод Корана — в виде многослойного подстрочника.
Поскольку в работе над «Золотой библиотекой» примут участие как ведущие ученые и передовое духовенство, так и талантливая молодежь, думаю, со временем можно будет рассчитывать на становление национальной школы исламского богословия.
2. Как известно, верным признаком доброго здравия всякой религиозной общины является богословский дискурс. Великие вопросы истины и добра, происхождения и смысла жизни, нравственного долга и свободы воли, природы души и посмертного бытия никогда не сходили и не сойдут с «повестки дня» любого открытого вере человека. Мир не стоит на месте, динамичной перестройке подвержен характер человеческого общежития, а поэтому богословского осмысления требуют не только проблемы, которых не знали верующие прежних времен, но в современных ответах нуждаются и вечные вопросы. Богословие по сути своей есть размышление о том, что возглаголано, соделано и промыслено Богом. Так вот задача живого богословия — стройно и последовательно изложить вероучение, опираясь на Священные Писание и Предание, в рамках общекультурного контекста, на современном и понятном языке, в связи с конкретными жизненными вопросами.
Для мусульман Коран — это запечатленное в неискажении Слово Господне. Но Слово, не когда-то разово прореченное Всевышним, а потом записанное. Это живоговорящее и никогда не смолкающее Слово, озаряющее сердца правоверных по-новому всякий раз, когда они из страха заплутать во мраке стихий земного мира взыскуют путеводящего светоча, стремясь не упустить из рук надежной «верви Божьей» (3: 103). Мы меняемся и вместе с нами меняется наше восприятие вечного и неизменного Корана, а потому, с точки зрения нашей субъектности, он оборачивается к нам новыми, неприметными ранее гранями. Его духовное прочтение имеет целью не просто раскрытие каких-то смыслов и значений, но — соприкосновение с пронизывающей эту Благую Весть Горней силой и преображение под ее всепроникающим воздействием. Всякий раз задавая границы открытости Своей Книги, Создатель возвещает Сам о Себе и о Своем Творении в той мере, какую полагает уместной на данный момент и для данного индивида. Именно во вневременной природе Божественного Писания и его свойстве обнажаться новыми смыслами, а также в развивающейся науке как постпророческой формуле Откровения (т. е. путеводимом Творцом уяснении учеными неоглядной Книги Природы — «Рука Господа — над их руками» (48: 10)) заключена возможность актуального богословского творчества, а вместе с тем и необходимой пластичности религии, позволяющей учитывать текущие реалии.
Раз эволюция нашего мира отражает проявление креативной воли Всевышнего, то и осознание сообразной этому нескончаемой череды событий также должно быть современным и непрерывным. Вера в исламе может считаться живой лишь тогда, когда человек подтверждает Истину через постоянное приобщение к новым знаниям. Помогать рядовым верующим в этом нелегком деле призваны богословы (улемы, факихи и проч.). Вот почему кстати у католиков и протестантов когорту ведущих теологов возглавляют ныне крупнейшие ученые-естественники.
Но есть ли основания вести речь об актуальном богословии в российском мусульманском сообществе? Если не принимать во внимание редчайших попыток, то отрицательный ответ очевиден.
Процветающая в отечественном правоверии интеллектуальная дистрофия, которая по загадочным причинам уже несколько лет по-царски спонсируется, рождает его догматизацию с присущей ей унификацией мышления, речи и поведения. Окостенение разума извращает и убивает ислам, и эту религиозную патологию почему-то принято называть в нашей стране его «возрождением». Средневековый теологический дискурс деинтеллектуализируется, мумифицируется, абсолютизируется и переносится в наши дни как уникальная экспертная машина на все времена, порождая чудовищные мутации религии, в которой ключевую роль всегда играл открытый богоносному свету разум. Превращение истово верующих в манкуртов, роботов, зомби — всё это черты нашей действительности, не знающей живой богословской традиции, приобщиться к которой можно только через качественную литературу.
«А мы книг не читаем», — бросил мне высокопоставленный исламский функционер, когда я поинтересовался, не возникло ли у него желания ознакомиться с недавно вышедшей в научно-издательском центре «Ладомир» потрясающей биографией Пророка. Тот же ответ на тот же вопрос я услышал от имам-хатыба одной из столичных мечетей. «Но как вы к пятничным проповедям-то готовитесь?» — хотел было спросить я, но передумал, ведь никто же не удивляется, когда дети рассказывают друг другу сказки, толком и грамотой не овладев. Коранический императив «Читай!» прямо повелевает мусульманину быть Человеком читающим, знатоком не только духовных текстов, но и высших достижений мировой художественной литературы — свидетельств имманентного пребывания Бога в этом мире.
Кстати, в выступлении президента Российской академии наук Юрия Осипова, прозвучавшем на Общем собрании РАН в мае 2010 года, упомянутая «Жизнь пророка Мухаммада» Натальи Ефремовой и Тауфика Ибрагима была названа выдающимся свершением отечественной науки последнего времени. Издание было вручено премьер-министру РФ В.В. Путину.
Стoит лишить правоверие рациональности, т. е. оставить один на один с людскими страстями, как оно легко деградирует в суеверие, крайний мистицизм и радикальный фундаментализм. Догматизированный и архаизированный ислам — это уже и не ислам вовсе, а его полная противоположность, нечто вроде схоластического авторитаризма. Активно верующий — это уже далеко не тот слепец, который скрупулезно скопировал в себя веру как систему запредельной пониманию ортодоксии.
Муса Джаруллах Бигиев (1875—1949) писал в 1908 году: «История приводит совершенно ясные доказательства тому, что каждый народ, живший хоть на Востоке, хоть на Западе, в течение тысячелетий пребывал во тьме только по причине того, что он был невольником в руках своих священнослужителей. Древние народы находились во власти жрецов и прорицателей, христиане чахли под игом своих священников и монахов, мусульмане были лишены благодатного света разума в силу запугивания и страха, нагнетаемого ордами толкователей Корана и Сунны, заблудшими суфиями и невежественными богословами. Тираны, возглавлявшие мусульманские государства, считали свободомыслие величайшим преступлением и под страхом смерти запрещали людям размышлять не только на религиозные темы, но и иметь собственное мнение даже о явлениях природы. <…> То, что не имеет веса на весах разума, не может быть востребованным товаром на рынке истины».
Честно говоря, чтобы не портить настроение, даже не хочется прикасаться к теме, во что, скорее всего, выльется преподавание основ мусульманской культуры российским четвероклассникам, по очевидным причинам не готовым к критическому восприятию того, скажем помягче, «всякого-разного», что будет предложено «взрослыми дяденьками и тетеньками» к заучиванию (в качестве самой поверхностной аналогии можно привести шаблонное изучение русской литературы в общеобразовательных школах, заканчивающееся для многих «птенцов гнезда» Л.Н. Толстого, Ф.М. Достоевского и А.П. Чехова ее стойким, на всю жизнь, неприятием).
Пробуждение в скором времени у множества российских детей религиозного мировидения со всей отчетливостью обозначит проблему неготовности представленных у нас конфессий к лавинообразному наплыву «затронутой Богом» молодежи, неспособности духовенства удовлетворить чаяния толп неофитов поколения Next, непонимания родителями, пережившими атеистическое детство, что творится с их ненаглядными чадами, и, как следствие, обернется обвальным оттоком от Церквей раздосадованных юных богостяжателей, ощутивших себя глубоко обманутыми в лучших чувствах (кстати, в XIX веке в России специалисты фиксировали появление на этой почве такого феномена как «массовые психические эпидемии»). Думаю, нас ожидает невиданный в новейшей истории рост тоталитарных сект, никогда не отличавшихся прогосударственными настроениями. Невозможно предсказать, чем сей дерзкий эксперимент в итоге закончится. На ум приходит катаклизм вроде русского бунта, как говорил А.С. Пушкин, «бессмысленного и беспощадного». То, что изначально представлялось благим делом, стараниями чиновных бизнесменов от религии может оборотиться дорогой в ад.
Отсутствие современного богословия в российском исламе, а соответственно, и харизматичных публичных лидеров, не только лишает правоверных россиян духовной самостоятельности, ставя в зависимость от всевозможных сладкоречивых иноземцев, но и, выплескиваясь в социальную сферу, больно бьет по нашим соотечественникам.
3. Возрастание религиозного фактора в жизни российского общества со всей остротой поставило задачу оптимизации государственно-конфессиональных отношений, прежде всего в плоскости ислама как религии преимущественно активного социального действия. Характер религиозной мотивированности такого активизма прямо обусловливает степень конструктивности гражданской позиции правоверных. А потому Российская держава, при всей ее светскости, не может самоустраниться в вопросе о том, какая интерпретация ислама окажется укорененной на конституционной территории.
Каждое религиозное товарищество старается обзавестись своей дружиной богословов, задача которой — помогать соотечественникам быть современными и при этом не попускать Дьяволу, стремиться к высотам набожности, но не через сокрушение сложившихся культурных, производственных и иных традиций, т. е. без нивелирования и подмены этносообразующих констант. Поскольку речь идет по сути о сохранении национального суверенитета и идентичности, о социозадающей — а потому сверхчувствительной — сфере, доминирующие в исламском мире государства, пекущиеся о расширении зон своего влияния, никогда не остановятся в попытках навязывать под самыми благовидными предлогами, чаще всего через безвозмездное предоставление образовательных услуг, свои богословско-правовые, а фактически социальные и, косвенно, политические традиции, одним словом, образ жизни.
Мусульманам следует научиться быть современными. А это предполагает не начетничество с зазубриванием отдельных фраз, как ныне распространено и буквально насаждается в религиозных образовательных учреждениях, но умение убедительно и компетентно рассуждать, причем на толковом для окружающих (в том числе немусульман) языке, владеть искусством ведения спора, восприятия точки зрения оппонента, быть широко образованными и разносторонне развитыми личностями, хорошо разбирающимися в верованиях соседей по родному дому. Правоверным, находящимся в нашей стране в меньшинстве, необходимо научиться взаимодействовать с поликонфессиональным (но большей частью продолжающим оставаться атеистическим) российским обществом и внерелигиозной властью не как с потенциально/актуально враждебной средой (что автоматически запускает механизм священной войны, «джихад меча»), а как с равноправными партнерами, учитывающими через вдумчивый диалог интересы друг друга. Всегда надо помнить напутствие Корана: «Ты мудростью и поученьем добрым призывай [людей] к Господнему пути! И доводами лучшими в спорах убеждай их» (16: 125).
Малограмотность, не только в сфере вероучения, низкий образовательный ценз и иллюзорная харизматичность значительной части исламского духовенства России питают его неугасающий конфликт с интеллектуально развитыми верующими. Неспособность большинства нынешней мусульманской бюрократии (муфтиев, имамов, мулл) отстаивать интересы правоверных, в частности, отвечать на духовные запросы в современном звучании, вести партнерский, а не подобострастный диалог с государством, иной раз смыкание с мафиозно-коррупционными кланами в совместном стремлении удержаться во власти, у бюджетной «кормушки», с возможностью манипулирования органами правопорядка и правосудия, оборачивается попранием жизнеутверждающего для ислама принципа — социальной справедливости и, соответственно, пополнением рядов противников правящего режима наиболее неравнодушными, часто прекрасно образованными гражданами. Этим не в малой степени объясняется ненасытность «кавказской мясорубки», когда от имени государства, вынужденного вести беспощадную борьбу с профессиональными головорезами, систематически уничтожается втянутая в конфликт социально активная молодежь, «соль земли», те люди, которые при разумном построении отношений с ними могли бы стать приводным ремнем экономического и нравственного подъема своих регионов. На мой взгляд, ничем хорошим не может закончиться постепенное закрепление на Северном Кавказе в целях его умозрительной «кабинетной стабилизации» режима «суверенных восточных деспотий», сращенных с пресловутой ермоловщиной.
Нельзя откладывать разработку программы полномасштабной социализации религиозной личности в пику программам асоциализации, последовательно проводимым радикальными религиозными кругами (последнее характерно не только для ислама). Во главу угла следует поставить формирование у мусульман устойчивого представления о возможности выражения религиозно мотивированных чаяний, в том числе и недовольства, протестных настроений, через закрепленные в Конституции РФ и постоянно совершенствуемые государством светские институции.
Должностным лицам, как в чалмах с папахами и тюбитейками, так и без оных, давно пора осознать насущную необходимость в становлении сильной отечественной школы исламской теологии, ориентированной на выработку внятно артикулированной пророссийской социальной доктрины. Наличие таковой — естественная составляющая жизни любой религиозной группы, желающей гармонизировать свое присутствие в гражданском обществе. Такие айаты, как «Вы — наилучшая община, представленная людям; вы побуждаете к добру и отвращаете от зла» (3: 110), «Не может принуждения быть в Вере!» (2: 256), «Бог[, настаивая на соблюдении Своих повелений,] облегченья вам желает, а не тягот» (2: 185) и проч., так вот такие айаты не только провозглашают последователей пророка Мухаммада авангардом человечества, но и обременяют высочайшей ответственностью — перед Всевышним — за благополучие иноверующих. Имея в виду, что ислам — это религия здорового образа жизни и здравого смысла, культа знания и науки, созидательного труда и высокой культуры, порядочности и патриотизма, благоразумия и терпимости, нравственности и коллективизма, гуманизма и открытости, конструктивного диалога и благотворительного действия (всё перечисленное — как выражение беспредельного вменения себя воле Бога и устремленности к Нему), социальная доктрина правоверия в России должна быть направлена на консолидацию и процветание всего общества, чему в немалой степени будет способствовать единая духовная платформа трех представленных у нас авраамических религий. Говоря о себе в третьем лице, Создатель законоположил через Коран: «Он предписал вам верить в то, что заповедовал Он Ною, и в то, что Мы тебе внушили в Откровеньи, и в то, что завещали Аврааму, Моисею, Иисусу, — чтоб твердо Вере следовали вы и меж собой не разделялись в ней» (42: 13). «Свобода, Равенство, Братство» — лозунг, всегда актуальный для мусульман.
Поставленная нашим президентом, Д.А. Медведевым, задача модернизации России полностью отвечает ценностной парадигме правоверных и потому не может не войти в их программу действий на ближайшие десятилетия.
Наполняя российским дыханием теологию правоверия, необходимо, помимо погружения в освежающую благодать светоносной исламской мудрости, предаться усвоению величайших богатств, наработанных христианскими школами духовности, и прежде всего в XX веке, когда явным образом проявилась тенденция к сближению с аксиомами ислама взглядов некоторых крупнейших западных теологов. Наиболее показательный пример тому — Ганс Кюнг, один из идеологов переломного Второго Ватиканского Собора. «И непременно убедишься ты, — поучал Бог, — что к тем, кто верует [в Коран], <…> всех дружественней те, кто говорит: "Воистину! Ведь мы же христиане”» (5: 82).
Обращает на себя внимание и то, что наиболее глубокие богословские тексты из вышедших в последние десятилетия были написаны мусульманами сразу на английском языке. Очевидным образом эпицентр актуальной исламской мысли постепенно смещается туда, где она всё более востребована — в Европу, лоно христианства, этот всемирный плавильный котел жизнеполагающих идей нескольких минувших столетий. Плоды его, отформованные в политические и социальные программы, задавали и еще очень долго будут задавать магистральные направления развития человечества, его многополярность и многовекторность. А потому в современном и качественном переводе нуждаются англо-, а в ряде случаев франко- и немецкоязычные богословские труды. И с этим сегодня также проблем не меньше, чем с арабо- и персоязычными работами.
Особого внимания заслуживает русский язык, который должен не только сохранить свою роль средства межнационального общения на постсоветском пространстве, но и закрепиться в качестве базового для внутриисламского и межконфессионального диалога. Пора положить предел печатанию издателями-самоучками косноязычных религиозных опусов.
4. В 2009 году по всему исламскому миру отмечалась 1310 годовщина со дня рождения имама Азама Абу Ханифы, зачинателя и эпонима самого популярного суннитского мaзхаба, которому привержено подавляющее большинство мусульман России. Не раз вспоминалось назидание Величайшего Имама «Тот, кто считает, что ему уже не нужно учиться, пусть оплакивает себя», не раз звучало его предупреждение «Никому не дозволено следовать моему мнению, если таковой не знает, как я к нему пришел», не раз говорилось, что широчайшая популярность ханафитского толка объясняется его разумностью, уважительным отношением к свободе мысли и слова, человеколюбием, бережливым отношением к народным традициям, подчеркивалось, что эта богословско-правовая школа изначально следовала путем логической рефлексии и целесообразных рассуждений (асхаб ар-рай), что для сторонников этого мaзхаба преодоление таклида является религиозной обязанностью, а нормой исламского правотворчества должен быть признан иджтихад — самостоятельное решение актуальных вопросов ныне живущими авторитетными богословами. Мухаммад Икбал писал об абсолютной логической прозрачности ханафитского мaзхаба.
С другой стороны, стоило мусульманам столкнуться с проблемами, на которые фикх не может дать ответов силами даже четырех действующих школ, что характерно, например, для нынешней обстановки с исламским меньшинством на Западе, как даже шейх Юсуф аль-Карадави, один из самых ярких в последние десятилетия деятелей шариатских наук, бросился воскрешать мaзхабы, давно канувшие в лету.
Таким образом, с одной стороны, говорится о логической безупречности ханафитского толка и его открытости разуму, что, по трезвому размышлению, должно было бы предполагать возможность его развития, а с другой — демонстрируется странная беспомощность и попытки судорожного цепляния за «отжившие мнения прошлого», как выражается сам аль-Карадави.
Более того, когда речь заходит о круге знаний, которым должен владеть муджтaхид, т. е. тот, кто вправе заниматься иджтихадом, констатируется невозможность усвоения этого гигантского багажа современным человеком. А потому, раз мы такие фатально «сирые и убогие», то в поисках ответов на вопрос, как жить сейчас, нам предлагается покопаться в «преданьях старины глубокой», попросту заняться шариатской археологией, будто речь идет не о современной религии, а о доисторическом культе, первичные истоки которого затерялись где-то на окраинах вечности. Выходит, Абу Ханифа мог обладать нужными знаниями и даже иметь свое мнение, а нам «и думать не смей». И это средневековое мракобесие навязывается правоверным в эпоху, которую принято называть информационной. Я уже не говорю о вопиющей антагонистичности такой позиции пафосу коранической антропологии, Божьему научению о Человеке.
Раз мaзхаб декларирует свое строгое соответствие принципам человеческой рациональности, значит, он может быть формально описан и алгоритмизирован, т. е. превращен в доступный многим операционный инструментарий. Напомню, что начатки структурной лингвистики заложили не кто-нибудь, а мусульмане в занятиях коранической герменевтикой. Так почему бы не воспользоваться этой наукой? Пора перевести на русский язык и организовать в форме компьютеризированной базы данных весь объем
|
