Газета "Наш Мир" Были ли два прошедших столетия, определяемых нормами и способами мышления принятого Западом, доминирующего мирового порядка, да и сама концепция современности, исторической аномалией? В конце концов, до начала 1800-х годов, т.е. почти до наступления индустриальной эры Китай и Индия несли ответственность за почти половину экономики мира. Список китайских изобретений за почти 5000 лет истории – длинен, от пороха и печатного станка до навигации в океане и за десятилетия до того, как это сделал Запад.
Неизменный полушутливый штрих иногда проскальзывает у самих азиатов, утверждающих, что «у Китая была пара неудачных веков, но теперь он возвращается». Это замечание действительно является темой широко обсуждаемой книги Мартина Жака «Когда Китай правит миром». Книга несколько больше, чем обычные утверждения о «подъёме Китая» со ссылками на обычные допущения: экономическая отвага в сочетании с дипломатическими навыками и военным строительством. Если книгу Жака – хорошее исследование, легко читаемую, многоплановую и дерзкую, предсказывающую будущий «синоцентрированный» мир – и можно обвинить в чересчур «китайском» взгляде, то многое в ней всё же не так уж легко отвергнуть.
Жак, объясняя замечательный успех Китая, детально прорабатывает традиционные понятия китайской культуры, идентичности и цивилизации. И рассматривая его сквозь призму культуры и истории Китая как «государства-цивилизации» (предвосхитившего Вестфальскую систему почти на 2000 лет), а не просто национального государства, становятся понятны некоторые растущие неопределённые надежды касательно Китая. Например, до сих пор неосознаваемая Западом надежда на то, что экономический успех, связываемый с наличием широкого среднего класса и демократизации – особенно в глобализированном Китае – может быть легко определён. Конфуцианский характер меритократического государства (где положение человека определяется его способностями – прим. пер.), в котором отношения между правителем и подданными подчинены мандату Небес, помогает объяснить долговечность легко приспосабливающейся элиты коммунистической партии.
Жак приводит аргументы в пользу уместности рассматривания нынешнего режима в Пекине, как последнего по времени в длинной череде китайских имперских режимов, постепенно и последовательно приближающегося к некоему идеалу. Действия, даже опирающиеся на Закон, не могут полностью избавить китайских правителей от демократических перемен. Но китайские авторитарные методы не столь рискованны, а то, что ныне принимается за конфуцианский характер государства и чувство китайской идентичности, частично может объяснить всё происходящее.
Однако опыт Тайваня пробивает серьёзную брешь в этой логике. Тайвань является первым китайским обществом, трансформировавшим себя от авторитарного режима (таком, где правящая партия имела ленинскую структуру, во многом схожую с пекинской) к энергичной демократии.
Современный – синоним западный?
Один из интересных способов рассмотрения – попытка Жака провести различие между современностью и вестернизацией. Содержательная сессия по Японии – первом, не-западном успешно модернизованном индустриальном обществе, очертила то, как ей удалось внести западный экономический смысл при включении и сохранении её собственной культуры и традиций. Это часть легенды о новом появлении Азии, достигнувшей в сжатые сроки (за три десятилетия) того, для чего Западу потребовалось более столетия.
Настоящий период является в современной истории уникальным, так как мы видим подъём таких держав, как Китай, Индия и, возможно, Бразилия, внезапно появившихся в качестве ведущих, при этом оставаясь развивающимися странами. Таким образом, утверждается, что мы являемся миром конкурирующих современностей. Это ставит вопрос о том, какого поведения ожидать от Китая в отношении всеобщих норм и правил, и до какого уровня Китай придерживается организаций подобных ВТО; насколько его можно склонить или найти обходные пути к введению правил. Пекинская нынешняя «местная инновационная» политика (применение всех инструментов государства для усиления передачи технологий от иностранных инвесторов) является чем-то таким, с чем американские и другие иностранные многонациональные корпорации пытаются бороться.
Этническо-национальная идентичность хан (государствообразующая нация Китая – прим.пер.) и чувство расового/культурного превосходства представляют собой один из элементов, который Жак полагает полезным попытаться рассмотреть. Понять при этом как аспекты китайского мировоззрения помогают объяснить возмущения в частях Китая, не населённых хан, – Тибете и Синьцзяне, так и кое-что по отношению пекинской внешней политики к религии. Понять конфуцианское чувство иерархичности и систему дани, с помощью которой Китай доминировал в регионе, что может оказаться полезным для восприятия точки зрения Пекина на регион. Очевидно, что система дани не будет воспроизведена в 21 веке. Но глядя на развивающиеся, ориентированные на синтоизм пан-азиатские организации, подобные АСЕАН+3, и инициативу Чианг-Мей (которая может развиться в Азиатский валютный фонд), в сочетании с двусторонними связями Пекина в регионе и уверенностью в районе Южно-Китайского моря, можно простить вопрос о том, не развивается ли версия системы дани в 21 веке.
Недооценка уязвимости
Одна из областей, где многие утверждения о триумфе Китая не оправдывают ожиданий – и Жак не является исключением – недооценка китайской уязвимости, равно как и преувеличение его мощи. Уже сегодня нет недостатка в финансовых аналитиках, полагающих, что китайская экономика перегрета благодаря значительным коррективам форм взрыва пузыря недвижимости. Далее, существуют деления по линиям город-деревня и богатые-бедные, это остаётся источником напряжённости такого уровня, что даже китайское правительство сообщает о десятках тысяч «инцидентов» ежегодно.
Кроме того, существует и фактор окружающей среды. Китайский умопомрачительный рост произошёл за счёт разрушительного воздействия на окружающую среду – самые загрязнённые города и реки в мире, нехватка чистой воды и другие неисчислимые признаки вырождения окружающей среды. Проблемы только с водой могут стать серьёзной задержкой, препятствующей китайскому будущему.
Всех этих факторов может оказаться достаточно, чтобы предостеречь против прямолинейного предсказания о том, что вскоре Китай станет страной №1.
Но в любом случае, одно некорректное предположение, допущенное Жаком, состоит в идее того, что вся остальная Азия будет просто молча соглашаться с китайской растущей гегемонией. Пока весь регион, кажется, ощущает, что у них выбор невелик: кроме как работать с Китаем и до некоторой степени мириться с его растущими экономическими и политическими проявлениями. Но что-то ещё происходит подспудно. Окинем взглядом китайскую периферию: Япония, Индия, Индонезия, Вьетнам и Австралия – все они отгораживаются от ориентированного на синтоизм будущего, укрепляют связи с США и мощно поддерживают более глубокое вовлечение США в Азию. Это не просто какое-то «сдерживание», но вероятно, своего рода балансирование. Если Китай последует образцам вульгарной агрессии, имперского поведения, то эти государства на периферии Китая могут образовать ядро противовеса.
Будет ли Китай править миром? Небольшое преувеличение. Но заглядывая в 2050 г., не так уж нереально рассматривать Китай в качестве доминирующего игрока в многополярном мире.
Роберт Мэннинг – старший советник Атлантического совета. Взгляды, высказанные в статье, являются исключительно его личными, никоим образом не представляют взгляд правительственного учреждения США. |
