Газета "Наш Мир" Газета «Наш Мир»
Авторитетный американский демограф и политэконом Николас Эберстадт, специалист в
первую очередь по Северной Корее, и авторитарным режимам в интересы
которого входит и Россия, представил в вашингтонском Гудзоновском
институте доклад "Российский демографический кризис мирного времени:
размеры, причины, последствия".
Г-н Эберстадт — научный сотрудник вашингтонского Института за
американское дело (American Enterprise Institute, AEI), влиятельного
частного консервативного think tank’а (учреждения, занимающегося
лоббированием идей); Гудзоновский институт — практически близнец AEI.
Доклад подготовлен для Национального бюро азиатских исследований, по
результатам трехлетних изысканий Эберстадта и группы экспертов NBR.
Труд был готов еще в мае, но дата его презентации создает удручающий
контекст: Россия августа 2010-го дает поводы называть себя failed state
более чем когда-либо. Взаимосвязь между системной коррупцией и
отсутствием реакции системы на экстремальные условия проявляется
настолько ярко, насколько ярок верховой пожар в хвойном лесу.
Эберстадт смотрит на российские демографические проблемы шире, чем
многие аналитики, и уж точно шире, чем авторы "Концепции демографической
политики РФ на период до 2025 года", которая экстраполирует нынешние
всплеск рождаемости (более многочисленное поколение вступило в
детородный возраст) и снижение смертности (умерли почти все, кто мог) на
много лет вперед и предусматривает, что население России скоро начнет
расти. Американский исследователь приводит данные, на счет "раз"
"перебивающие" выкладки из "Концепции": граждан России в возрасте от 15
до 30 лет сейчас на 60% больше, чем детей от 0 до 15.
Эберстадт, как и многие российские исследователи, особо подчеркивает
нетипичность современной российской демографической ситуации:
рождаемость, свойственная развитой стране, в сочетании с
продолжительностью жизни на уровне развивающихся стран. Сравнение потерь
населения РФ с начала 1990-х (7 млн) с потерями собственно Российской
Федерации в Великой Отечественной войне (13 млн) — полемический прием.
Эберстадт согласен с российскими коллегами и в объяснении причин падения
рождаемости — связывая его с распространением качественной контрацепции
и изменением ценностей (так называемым вторым демографическим
переходом, повлиявшим на количество разводов, распространение
гражданских браков и средний возраст вступления в брак). Эберстадт
оценивает, покроет ли миграция убыль населения (нет, не покроет), и
подробно анализирует причины высокой смертности россиян.
Если смертность от инфекционных заболеваний он находит в пределах нормы
(для страны с таким уровнем доходов), то по смертности от травматизма,
отравлений и сердечно-сосудистых болезней Россия впереди всех.
Исследователь предполагает, что курение и алкоголизм — причина высокой
смертности от сердечно-сосудистых болезней, а алкоголизм — еще и от
отравлений и травматизма (в последнем случае Россия находится в
статистическом окружении раздираемых этническими конфликтами африканских
стран южнее Сахары).
Эберстадт подробно рассматривает проблему старения россиян, задается (на
правах политэконома) загадкой низкой производительности труда при
высоком уровне образования, почти сразу приводя ответ (но, что
удивительно, не обозначая его). Американский исследователь выражает
удивление быстро растущей разницей в ожидаемой продолжительности жизни
россиян с различным уровнем образования при отсутствии сопоставимого
различия в доходах. Уже в начале нынешнего века разница в ожидаемой
продолжительности жизни составляла 10 лет для женщин (с высшим
образованием и без него соответственно) и 13 — для мужчин (средняя
ожидаемая продолжительность жизни в России — 61,8 и 74,1 года для мужчин
и женщин соответственно). Выкладки Эберстадта позволяют предположить,
что в обществе с низкой социальной синергией образование претворяется
не в высокую производительность труда, а в способность личности к
выживанию. Эберстадт говорит об определяемых образованием "различиях в
стиле жизни" россиян, влияющих на продолжительность этой жизни.
Понятие "социальный капитал" употреблялось многочисленными
исследователями, среди которых Пьер Бурдье, Фрэнсис Фукуяма, Роберт
Патнэм, Джеймс Коулмэн. Последний утверждает, что социальный капитал
"существует в отношениях между личностями" и "делает возможным
достижение целей, которых невозможно достигнуть при его отсутствии".
Коулмэн выделяет три формы социального капитала: доверие в социальной
среде, информационная пропускная способность социальной структуры,
нормы/санкции. Фукуяма сводит социальный капитал к уровню доверия в
обществе, а Патнэм — к участию людей в добровольных общественных
ассоциациях. Общую основу под определения подвести довольно легко:
Эберстадт пишет, что чем больше социальный капитал общества, тем оно
дальше от атомизированного состояния. Патнэм также высказывает
предположения о связи между индивидуальным счастьем и социальным
капиталом общества (здесь можно вспомнить Эмманюэля Левинаса,
утверждавшего, что счастье не есть атрибут личности — оно конституирует
личность, через "причастность не бытию, но счастью"). Понятие
социального капитала также использовали в своих работах четыре
нобелевских лауреата по экономике.
Опираясь на эту мощную теоретическую базу, Эберстадт приводит, самые
интересные данные в своем исследовании: по добровольному участию граждан
в общественных организациях и ассоциациях (Россия — в нижней части
списка из 70 стран); по ответу на лобовой вопрос "Стоит ли доверять
людям?" (россияне скорее не склонны); по субъективному мировосприятию
(несчастны более половины россиян; в целом несчастнее только украинцы,
болгары и румыны; россияне несчастнее даже тех, кто беднее их в восемь
раз); по показателю happy life expectancy (введен Руут Фейнхофен из
Роттердамского университета), производному от счастья и ожидаемой
продолжительности жизни (Россия демонстрирует удручающе низкий
результат).
Далее Эберстадт пытается связать нищету социального капитала современной
России с "популярными" причинами смертности (социальные сети
поддерживают больных, способствуют диагностике болезней, снижают стресс.
вывод: чем менее люди безразличны друг к другу, тем меньше они болеют,
а также — чем счастливее человек, тем меньше у него причин пить горькую
и особенно убивать спьяну), выдвигает гипотезу о связи низкого уровня
социального капитала в России с перекосами политической системы
("суверенной демократией" и "властной вертикалью") и останавливается в
шаге от того, чтобы связать маленький социальный капитал с низкой
рождаемостью. (Здравый смысл, однако, подсказывает нам, что счастливые
люди скорее заведут ребенка, чем несчастливые. Счастливые люди создадут
более мощные, более разветвленные социальные сети, чем несчастливые. А
участие в разветвленных социальных сетях дополнительно располагает к
тому, чтобы заводить детей.)
Эберстадт не новатор и не срыватель покровов: он отдельно указывает, что
только научных исследований, связывающих социальный капитал с
продолжительностью жизни и уровнем здоровья, до 2000 года опубликовано
50, а в 2000–2009 годах — более 620. Итоговая часть доклада
подчеркивает, что демографический кризис России, угрожающий перспективам
экономического развития страны и ее статусу военной сверхдержавы, имеет
корни в пренебрежении российской элиты "человеческими ресурсами", из
которого и проистекает низкий уровень социального капитала. Как отмечает
Эберстадт, ни одной "сырьевой сверхдержавы" в мире пока нет; самые
развитые страны — развивающие человеческие ресурсы и наращивающие
социальный капитал.
Рецепт Эберстадта для России — радикальная смена менталитета; рецепт
дан мимоходом, потому что реальных возможностей для выхода "пьяной
нации" из долгосрочного спада, "завязанного" на демографический, ученый
не видит, хотя и повторяет в финале, что миру нужна сильная Россия,
богатая человеческими ресурсами (слабеющая Россия будет более
непредсказуемой и опасной).
Что касается надежд и перспектив для России, то они могут корениться,
повторим, не в смене менталитета, а в развитии человеческих ресурсов и
накоплении социального капитала. В российском обществе, по Эберстадту,
существует ядро со сравнительно высокой социальной синергией — люди с
высшим образованием (и высокой ожидаемой продолжительностью жизни);
согласно приведенным Эберстадтом данным, доля счастливых среди них вдвое
(!) больше, чем в целом по стране.
В синергическом ядре российского общества постоянно увеличивается
количество связей благодаря росту числа интернет-пользователей. Чем
дальше, тем больше ядро будет осознавать себя и самоорганизовываться, а
также расширяться. Соответствующие процессы разворачиваются повсеместно.
Примеры — ассоциации автомобилистов и велосипедистов или популярная
веб-энциклопедия мемов lurkmore.ru, пишет compulenta. "Зашкаливающее количество ненависти" к
"быдлу" на страницах сайта — ни в коем случае не дискриминация по
образовательному или территориальному признаку. Высмеивается только
нежелательный lifestyle: неправильное питание, курение во время
беременности, асоциальное поведение ("жлобство"). Ядро общества
распространяет свои ценности — "Учи матчасть" (любовь к точным наукам), а
также приветствует способность аргументировать свою точку зрения.
Вопрос о том, станет ли нынешняя квазиэлита давить квалифицированного
работающего семейного-с-детьми Анонимуса с высшим образованием, ездящего
на велосипеде, — ключевой для будущего России.
|
