Газета "Наш Мир"
Работа над проектом закона «О передаче религиозным организациям
имущества религиозного назначения» (речь идет, по сути, о возвращении
имущества, национализированного в годы СССР) началась еще в 2007 году.
И все протекало относительно тихо-мирно, пока 21 сентября на Пятом канале не вышла программа Ники Стрижак «Отдадим все церкви?».
В
эфир «Открытой студии» были приглашены представители заинтересованных
сторон: православный режиссер и актер Николай Бурляев, главный хранитель
Эрмитажа Светлана Адаксина, настоятель церкви протоиерей Георгий
Поляков, публицист Александр Невзоров.
В яростной
дискуссии (http://www.fontanka.ru/2010/09/24/164/) сошлись с одной
стороны Невзоров, а с другой — Бурляев с протоиереем. Александр Глебович
категорически высказался против передачи церкви не только музейного, но
и любого другого имущества. «Не отдавать попам ни черта!» — бросил он,
покидая студию. Неудивительно, что программа вызвала шумный резонанс.
Николай Бурляев даже назвал ее провокацией, в которую он оказался
невольно втянут. Сегодня, когда страсти улеглись, мы решили уточнить
позицию одного из фигурантов программы.
- На
интернет-форуме Пятого канала практически 90 процентов откликов
поддерживает Вашу позицию. С чем это связано, Александр Глебович?
Неужели РПЦ так растеряла симпатии людей?
—
У христианства, будем откровенны, есть одно огромное преимущество: это
великолепная система управления. Но она работает только при полном
невежестве управляемых. Проблема не с прихожанами Русской православной
церкви — проблема с невежеством. Это не вопрос кто противник, а кто
сторонник церкви. Это в большей степени вопрос о том, кто придерживается
средневековых принципов мировоззрения и поведения, а кто все-таки живет
в XXI веке. Сейчас гораздо больше людей, которые получили пусть
поверхностное, но образование, которые мыслят если не самостоятельно, то
хотя бы пытаются.
- А может быть, общество видит мало реальных дел церкви, направленных на поддержку обездоленных?
-
Поддержка «сирых, униженных и оскорбленных» — по мировой практике — это
всегда лицемерие, это самая изощренная форма воровства. Если поковырять
любую благотворительность, под ней почему-то видны пистолеты Макарова,
паяльники и золотые перстни. Так что дело не в этом. Просто религия
может существовать только в строго отведенных институциональных и
интеллектуальных условиях, а этих условий сейчас нет. Поэтому так велико
количество тех, кто меня поддерживает.
-
Когда начиналась разработка законопроекта, государство не скрывало, что
хочет сэкономить на содержании бывшей собственности религиозных
организаций. Ведь бюджет тратит немало средств на текущие и капитальные
ремонты, на оплату света, газа, водоснабжения и т.д.
-
В свое время, к примеру, я облазил все наши монастыри, начиная с
Коневецкого, и уверяю вас, что найти там хоть одну государственную
копейку очень сложно. Поэтому я подозреваю, что такая позиция
государства — лукавство и лицемерие. К тому же многие бывшие объекты
церкви находятся в весьма приличном состоянии и даже приносят доход.
-
Представители РПЦ говорят, что возвращение ей бывшей собственности
приведет к реформе церковной экономики. Если Церкви передадут новые
храмы, местные приходы не смогут их содержать. Таким образом, богатые
приходы (преимущественно в больших городах) будут делиться с ними
деньгами.
- В такую реформу я не верю.
Прежде всего, потому, что экономически она эфемерна и безграмотна. Да,
существует огромное количество нищих приходов, но их проблема решается
просто: попы должны пойти работать. Если у них есть любимое дело, они
могут заниматься им в свободное от работы время.
-
Вы сказали, что получение Церковью «бонуса от государства» опасно, так
как на эти средства она может снова «купить спички». Что Вы имели в
виду?
- Когда я говорю, что очень
опасно оказывать Церкви серьезную финансовую помощь, я имею в виду, что
не надо провоцировать их употреблять те методы, которые они, в принципе,
употребляют. Мы видим агрессию. Мы видим священника в студии, который
орет «Прикуси язык!». Мы видим православного Николая Бурляева, который
называет меня Сашенькой, читает мне стихи, а проиграв дебаты, бежит
строчить донос в прокуратуру. Знаете, у меня нет никаких оснований
полагать, что церковники всерьез изменились с XIV века, когда они жгли и
выкалывали глаза. Вспомним, как совсем недавно они устроили
показательный процесс над московскими художниками, которые удачно или
неудачно, не знаю, нарисовали то, что им хотелось нарисовать. Мы видим,
как запрещается к постановке опера «Сказ о попе и его работнике Балде».
Мы наблюдаем, как замалчивается юбилей Льва Николаевича Толстого,
который когда-то был предан анафеме. Мы видим, как по обвинению в
бесовщине закрывается музей Бабы-яги в Вологодской области. И когда у
такой агрессивной структуры, какой является Церковь, появляются
финансовые возможности, появляется и серьезная возможность влиять на
социальную жизнь. На самом деле им нужно увеличить производственные
мощности по производству благодати и сопутствующих ей аксессуаров
(назовем их «магическими»). Это нормальный бизнес.
-
Почему, на Ваш взгляд, при возврате имущества, национализированного в
годы СССР, приоритет отдается Церкви, а, скажем, не бывшим владельцам
заводов и фабрик, домовладельцам и раскулаченным крестьянам? Многие
называют это нарушением Конституции, где декларируется светский характер
нашего государства.
- Потому что,
как я уже говорил, существует иллюзия, что христианство является хорошим
способом управления. Сейчас с помощью части христианских лидеров
государство ищет ключики к собственному народу, ищет способы управлять
им. В Кремле ведь полных дураков нет... Но в течение ближайших двух-трех
лет наступит глубокое разочарование. Власть сообразит, что больше
теряет, чем выигрывает, поскольку выяснится, что да, есть 3-4 процента
воцерковленных, фанатичных людей, но на самом деле они ничего не значат
ни на выборах, ни в системе управления.
-
Уже после дебатов на Пятом канале в законопроект внесены поправки,
запрещающие передавать Церкви предметы из государственной части музеев,
архивов и библиотек. Проблемы больше нет?
-
Проблема есть. Потому, что есть недвижимость. Вот есть, скажем,
управление дорожного хозяйства - некое городское учреждение, структурное
подразделение власти. Может ли оно заявить о своем праве владеть хотя
бы километром городских дорог? Но ведь такой же структурой была и
Церковь. Ничего своего у неё никогда не было. Потому что она была
структурным подразделением государства. И она хочет быть им снова. Но
при этом не допускает ни одного замечания в свой адрес. Почему-то
критика в адрес управления дорожного хозяйства называется критикой, а в
адрес Церкви — хулой. Но в чем принципиальная разница между этими
организациями? Одна заботится о дорогах, а другая оказывает магические
услуги. Вот и всё. Увидев, что все молчат, мне пришлось вмешаться.
Думаю, вы понимаете, что на эфир меня пригласила не только Ника Стрижак.
И, конечно, этот эфир был пробным камнем, чтобы узнать, каковы истинные
настроения в обществе. Поэтому той программой, думаю, мы очень многое
сдвинули. Мы не собираемся обижать верующих. Пусть они живут своей
жизнью, молятся, выполняют обряды. Но пусть не лезут в нашу светскую
жизнь.
- Есть еще криминальный аспект
проблемы. Существует такая воровская профессия как «клюквенник»,
специалист по кражам из церквей и монастырей. Не будет ли им проще
работать, если церковные ценности вернутся из музеев обратно в церкви?
-
Думаю, что эти «клюквенники» не успеют ничего украсть. Потому что как
только у людей оказывается в руках оригинал, изготовление новоделов уже
не является большой проблемой. Как это происходило при советской власти?
Вот у вас, предположим, есть икона «Георгий Победоносец» пятнадцатого
века. На ней стоит инвентарный номер. Берешь любую икону XIX - начала XX
века с тем же сюжетом, сдираешь со старинной иконы инвентарный номер и
прикрепляешь на эту. Всё. У тебя есть икона «Георгий Победоносец» с тем
же самым инвентарным номером. Комар носу не подточит.
-
Общеизвестно, что в юности Вы были певчим в церковном хоре. Менее
известно, что Вы, Александр Глебович, учились в духовной семинарии.
-
Это громко сказано, хотя я был достаточно плотно инсталлирован в
семинарию. Никакой церковной карьеры я там не сделал. Хотя бы потому,
что у меня традиционная сексуальная ориентация. Но я считал своим долгом
исследовать этот вопрос всесторонне и очень серьезно. А исследовать
надо всегда изнутри, глубоко погрузившись. И, надо сказать, что все
митрополиты, с которыми я находился если не в дружеских, то в достаточно
серьезных отношениях, знали о моих намерениях, моих сомнениях и о том,
что я провожу некое исследование.
- Значит, Ваше резко критическое отношение к РПЦ во многом основано на личном опыте?
-
Конечно. Я действительно всех их хорошо знаю. Трудно найти иерархов
Русской православной церкви, с кем бы я не был знаком. Пусть как хотят,
так и развлекаются.
| 
