Газета "Наш Мир" В последний год действующая власть дважды прозондировала
историческую память подведомственного электората: циклы «Имя Россия» и
«Суд времени». Эти циклы показали, что двадцатилетняя атака «джинсовых
историков» на советский период истории России своей цели не достигла. А
потому результаты зондажа исторической памяти российского общества
оказались для власти удручающими.
Среди прочего «джинсовые
историки» пытались извратить причины трех революций 1905–1907 и 1917 гг.
Но здесь их за пределами уютных телевизионных форматов встречает такой
свидетель-оппонент, как Л.Н.Толстой. Дальнейшее фрагментарное
цитирование не отменяет полновесного чтения публицистики великого
писателя.
16 января 1902 года Толстой пишет письмо Николаю II: «И
как результат всей … напряженной и жестокой деятельности правительства,
земледельческий народ – те 100 миллионов, на которых зиждется
могущество России, – несмотря на непомерно возрастающий государственный
бюджет или, скорее, вследствие этого возрастания, нищает с каждым годом,
так что голод стал нормальным явлением. И таким же явлением стало
всеобщее недовольство правительством всех сословий и враждебное
отношение к нему». Обратите внимание: голод при капитализме стал
нормальным явлением!
«Главное, весь 100-миллионный народ в один
голос скажет, что он желает свободы пользования землей, то есть
уничтожения права земельной собственности…
Я лично думаю, что в
наше время земельная собственность есть столь же вопиющая и очевидная
несправедливость, какою было крепостное право 50 лет тому назад. Думаю,
что уничтожение ее поставит русский народ на высокую степень
независимости, благоденствия и довольства. Думаю тоже, что эта мера,
несомненно, уничтожит все то социалистическое и революционное
раздражение, которое теперь разгорается среди рабочих и грозит
величайшей опасностью и народу и правительству».
С 13 по 24
января 1905 года Л.Н.Толстой работал над статьей «Об общественном
движении в России», которая первой(!) зафиксировала то, каким
потрясением стала для великого писателя кроваво-воскресная экзекуция 9
января 1905 года! Статья была опубликована в 1905 году в «Свободном
слове» №92, а опубликованная в 1906 году в Петербурге в издании
«Обновление» №22 была конфискована. Статья была напечатана также в
двенадцатом издании сочинений Толстого, часть девятнадцатая, М. 1911.
Том был конфискован.
«Я стал получать, и получаю до сих пор…
запросы от американских, английских и французских газет о том, что я
думаю о совершающихся теперь в России событиях … после Петербургского
злодеяния и тех сложных чувств негодования, страха, озлобления и
ненависти, которые это злодеяние вызвало в обществе, я счел своей
обязанностью высказать с большей подробностью и определенностью … Может
быть то, что я имею сказать, поможет хотя некоторым людям освободиться
от тех мучительных чувств осуждения, стыда, раздражения, ненависти и
желания борьбы и мести и сознание своей беспомощности, которые
испытывает теперь большинство русских людей».
В этой статье
Толстой предельно точно выразил чувство самых широких слоев русского
общества: «Теперь мы, русские люди, особенно ясно, болезненно чувствуем
зло глупого, жестокого и лживого русского правительства, погубившего уже
сотни тысяч людей, разоряющего и развращающего миллионы людей и
НАЧИНАЮЩЕГО УЖЕ ВЫЗЫВАТЬ РУССКИХ ЛЮДЕЙ НА УБИЙСТВО ДРУГ ДРУГА». На мой
взгляд, это ключевые и пророческие слова всей статьи.
В самые
первые дни Толстой обостренно почувствовал, какие последствия будет
иметь «Петербургское злодеяние» 9 января 1905 года! Убив более тысячи и
ранив тысячи своих подданных, самодержавие «вызвало русских людей на
убийство друг друга» и тем самым в одностороннем порядке начало в тот
день Гражданскую войну в России! Важно помнить, что «Петербургское
злодеяние» наложилось на унизительный для России ход (и исход)
русско-японской войны.
Уже в своей следующей(!) статье «Единое на
потребу» (о государственной власти)», когда масштаб последствий
«Петербургского злодеяния» стал более чем очевиден, Толстой фиксирует
свое мнение о самодержце: «Про Николая же II я знаю, что это самый
обыкновенный, стоящий ниже среднего уровня, грубо суеверный и
непросвещенный человек». Мнение Толстого важно еще и потому, что по
своему происхождению он прекрасно знал высшее общество Российской
империи. Например, с генерал-адъютантом Аркадием Дмитриевичем
Столыпиным, отцом будущего премьер-министра России, Лев Толстой был
дружен со времен обороны Севастополя (13.09.1854 – 28.08.1855).
«Положение
нашего христианского мира теперь таково: одна, малая часть людей,
владеет большей частью земли и огромными богатствами, которые все больше
и больше сосредотачиваются в одних руках и употребляются на устройство
роскошной, изнеженной, неестественной жизни небольшого числа семей.
Другая, большая часть людей, лишенная права и потому возможности
свободно пользоваться землей, обремененная податями, наложенными на все
необходимые предметы, задавленная вследствие этого неестественной,
нездоровой работой на принадлежащих богачам фабриках, часто не имея ни
удобных жилищ, ни одежд, ни здоровой пищи, ни необходимого для
умственной, духовной жизни досуга, живет и умирает в зависимости и
ненависти к тем, которые, пользуясь их трудом, принуждают их жить так.
Положение
это ужасно особенно тем, что, живя такой мучительной жизнью, люди в
глубине души сознают возможность совершенно другой жизни, жизни
разумной, братской, без безумной роскоши одних и нищеты других».
Написано
будто сегодня. Только мы не просто «в глубине души сознаем возможность
совершенно другой жизни». При всех издержках Советской власти, больших
или меньших; при всех наших претензиях к ней, больших или меньших – еще
четверть века назад мы и жили «жизнью разумной, братской, без безумной
роскоши одних и нищеты других»!
Петербургское злодеяние 9 января
1905 года вызвало в русском крестьянстве уверенность, что после
Кровавого воскресенья наконец-то возможно справедливое решение
земельного вопроса. Крестьяне по всей империи общинами(!), с иконами,
считая это богоугодным делом, немедленно начали погромы помещичьих
усадеб и «черный» передел помещичьей земли. Первая русская революция
1905–1907 гг. была прежде всего революцией крестьянской, и только потом –
городской, пролетарской!
В статье 1906 года «Обращение к русским
людям. К правительству, революционерам и к народу» Толстой фиксирует
предостережение: «Да, перед вами, правительственными людьми, теперь
только два выхода: братоубийственная бойня и все ужасы революции и
притом все-таки неизбежная позорная погибель, или мирное осуществление
вечного и справедливого требования всего народа и указание другим
христианским народам пути и возможности уничтожения той
несправедливости, от которой так долго и жестоко страдают люди».
Истории
известно, какой выход выбрали «правительственные люди»: Столыпин и его
«реформы», сиречь негодная попытка разрушить русскую крестьянскую общину
(поманив русского крестьянина сибирскими землями) и «столыпинские
галстуки» для особо несогласных!
26 июля 1907 года Толстой пишет
Столыпину первое письмо: «Пётр Аркадьевич! Пишу Вам не как министру, не
как сыну моего друга, пишу Вам как брату, как человеку, назначение
которого, хочет он этого или не хочет, есть только одно: прожить свою
жизнь согласно той воле, которая послала его в жизнь.
Дело, о
котором я пишу Вам, вот в чем: причины тех революционных ужасов, которые
происходят теперь в России, имеют очень глубокие основы, но одна,
ближайшая из них, это недовольство народа неправильным распределением
земли. Если революционеры всех партий имеют успех, то только потому, что
они опираются на это доходящее до озлобления недовольство народа…
Несправедливость
состоит в том, что как не может существовать права одного человека
владеть другим (рабство), так не может существовать права одного, какого
бы то было человека, богатого или бедного, царя или крестьянина,
владеть землей как собственностью.
Земля есть достояние всех, и
все люди имеют одинаковое право пользоваться ею. Признается это или нет
теперь, будет ли или не будет это установлено в близком будущем, всякий
человек знает, чувствует, что земля не должна, не может быть
собственностью отдельных людей точно так же, как, когда было рабство,
несмотря на всю древность этого установления, на законы, ограждавшие
рабство, все знали, что этого не должно быть. То же теперь с земельной
собственностью».
Так и мы сегодня «все знаем», что наша «земля
есть достояние всех», что ее богатства: нефть, газ, металлы, лес и все
другие – «не должны, не могут быть собственностью отдельных людей»!!!
23
октября 1907 года Столыпин отвечает Толстому: «Вы считаете злом то, что
я считаю для России благом. Мне кажется, что отсутствие «собственности»
на землю у крестьян создает все наше неустройство. …Нельзя любить чужое
наравне со своим и нельзя обхаживать, улучшать землю, находящуюся во
временном пользовании, наравне со своею землею». Ключевое расхождение.
Русский крестьянин не считал общинное землевладение и землепользование
«чужим»! В чем была сила русской крестьянской общины? Она была в
признании очевидной данности: в России ВСЕ могут выжить – только ВМЕСТЕ!
Столыпин же предлагал русскому крестьянству выживать порознь, и
промахнулся!
«Теперь я не вижу цели у нас в России сгонять с
земли более развитый элемент землевладельцев и, наоборот, вижу
несомненную необходимость облегчить крестьянину законную возможность
приобрести нужный ему участок земли в полную собственность». Столыпин,
как крупный землевладелец, выражал волю «Совета объединенного
дворянства» и для него «более развитый элемент землевладельцев» – это
помещики, которых он «не видит цели у нас в России сгонять с земли»!
И
для Столыпина не важно, обрабатывается ли помещичья земля (полностью
или частично), имеет ли потому крестьянин возможность приработка; или
наоборот, помещичья земля вовсе не обрабатывается, у крестьянина потому и
приработка-то нет. Помещик на этой лежащей в запущи земле гоняет
зайчиков и лисичек, а русская крестьянская община переполняется от того
ненавистью.
Именно этого русский крестьянин и не мог понять:
почему он, задыхаясь от безземелья, должен бросать родной дом, родную
землю, родные могилы и ехать в далекую Сибирь, поднимать целину, когда
рядом у помещика огромные земельные наделы, которые помещик сам не
обрабатывает?!
«Теперь единственная карьера для умного мужика
быть мироедом, т.е. паразитом. Надо дать ему возможность свободно
развиваться и не пить чужую кровь». Опять расхождение: те, кто для
Столыпина – «умные мужики», в представлении русской крестьянской общины –
«мироеды, т.е. паразиты»! Мы все видим, как современным «умным мужикам
дали возможность свободно развиваться и не пить чужую кровь». Мы все
видим, что из этого получилось! Но русское крестьянство это и тогда
прекрасно знало!
27 января 1908 года Толстой пишет Столыпину
второе письмо: «Вы сделали две ошибки: первая, – начали насилием
бороться с насилием и продолжаете это делать, все ухудшая и ухудшая
положение; вторая, – думали в России успокоить взволновавшееся
население, и ждущее и желающее только одного: уничтожения права
земельной собственности (столь же возмутительного в наше время, как
полстолетия тому назад было право крепостное), успокоить население тем,
чтобы, уничтожив общину, образовать мелкую земельную собственность.
Ошибка была огромная».
«По данным Вольного экономического
общества (которому на днях исполнилось 245 лет. – А.П.), за 1907–1915
гг. из общины вышли 2 млн семей. Более половины из этого числа вышли за
два года – 1908-й и 1909-й, потом дело пошло на спад, вопреки сильному
экономическому и административному давлению. То есть всего из общины
вышло около 10% крестьянских семей.
Из тех, кто, продав надел,
двинулся в Сибирь, огромное число разорилось и вернулось озлобленными и
нищими (с 1907 по 1914 гг. официально зарегистрировано свыше 1 млн семей
«обратников»)». – С.Г.Кара-Мурза «Советская Цивилизация», книга первая,
стр.68. «ЭКСМО-ПРЕСС» М. 2002.
Как мы видим, земельный вопрос,
державший за горло 100-миллионное русское крестьянство, остался
нерешенным. Но русское крестьянство и не думало откладывать его
разрешение до будущих времен. В 1910–1914 гг. отмечено более 13 тысяч
крестьянских выступлений (БСЭ, второе издание, т.41, стр.39).
Отношение
к реформам Столыпина, среди прочего, предельно точно показывает, что
Толстой поддерживал справедливое требование 100-миллионного русского
крестьянства, т.е. позицию абсолютного большинства. А, например,
«пророк» с фамилией Солженицын поддерживал позицию Столыпина, т.е.
меньшинства мизерного! «Ошибка была огромная».
Всем поклонникам и
пропагандистам дела Столыпина я предлагаю хотя бы мысленно примерить на
себе и своих близких то, что Пётр Аркадьевич предлагал русскому
крестьянству. Например, пусть бы Н.Михалков собрался со всей своей
большой и дружной семьей Михалковых, бросил бы плохо ли, хорошо ли
налаженный быт и отправился бы в «столыпинском вагоне» в Сибирь
поднимать целину (пустой земли там и сегодня достаточно). Нынешние
модернизаторы России, восхваляющие реформы Столыпина, установили бы на
месте дислокации клана Михалковых вэб-камеры, и все мы могли бы в режиме
реального времени наблюдать, как дорогой Никита Сергеевич с домочадцами
кротко, своими шкурами, доказывают правоту Петра Аркадьевича! А каким
драгоценным опытом обогатился бы Михалков для написания своих
«Манифестов»!
Потрясенный газетными сообщениями о каждодневных
казнях крестьян, которые, страдая от безземелья, общинами(!) громили те
помещичьи усадьбы, в которых земля не обрабатывалась, лежала в запущи,
Толстой в мае–июне 1908 года пишет свою самую знаменитую статью «Не могу
молчать». Статья в отрывках впервые была опубликована 4 июля 1908 года в
газетах: «Русские ведомости», «Слово», «Речь», «Современное слово» и
других. Все газеты, напечатавшие отрывки из статьи «Не могу молчать»,
были оштрафованы.
Толстой знал о преследованиях, которым
подвергались люди, хранившие и распространявшие его книги, нежелательные
для власти (см. статью «По поводу заключения В.А.Молочникова»). Толстой
понимал, что чрезвычайной резкостью статьи «Не могу молчать» он ставит
под удар как редакции, которые будут публиковать этот текст (так и
вышло), так и тех людей, которые будут его статью хранить и
распространять. Видимо поэтому, самые резкие характеристики он оставил в
планах и вариантах статьи.
«А те, кто главные виновники и
попустители этих ужасных преступлений всех законов божеских и
человеческих – г-н Столыпин говорит бесчеловечные, глупые, чтоб не
сказать отвратительные, спокойные речи, старательно придуманные глупости
о Финляндии, и (в) думе господа Гучковы и Милюковы вызывают друг друга
на дуэль, и самый глупый и бесчеловечный из всех г-н Романов, называемый
Николай вторый, смотрит казачью сотню и за что-то благодарит…
Обращаюсь
ко всем … и до вас, двух главных скрытных палачей, своим
попустительством участвующих во всех этих преступлениях: Петру Столыпину
и Николаю Романову…
Сначала я думал про Петра Столыпина, когда
имел наивность предлагать ему выступление с проектом освобождения земли
от собственности, что он только ограничен и запутан своим положением,
думал и про Николая Романова, что он своим рождением, воспитанием,
средой доведен до той тупости, которую он проявлял и проявляет в своих
поступках, но чем дольше продолжается теперешнее положение, тем больше я
убеждаюсь, что эти два человека, виновники совершающихся злодейств и
развращения народа, сознательно делают то, что делают, и что им именно,
находящимся в той среде, где они, вследствие своей возможности
удовлетворять желаниям окружающих их людей, живут в постоянной атмосфере
лести и лжи, что эти два человека больше каких-нибудь других нуждаются в
обличении и напоминании».
30 августа 1909 года Толстой пишет
письмо Столыпину оставшееся черновым: «Пишу вам об очень жалком
человеке, самом жалком из всех, кого я знаю теперь в России. Человека
этого вы знаете и, странно сказать, любите его, но не понимаете всей
степени его несчастья и не жалеете его, как того заслуживает его
положение. Человек этот – вы сами. Давно я уже хотел писать вам и начал
даже письмо писать вам не только как к брату по человечеству, но как
исключительно близкому мне человеку, как к сыну любимого мною друга. Но я
не успел окончить письма, как деятельность ваша, все более и более
дурная, преступная, все более и более мешала мне окончить с непритворной
любовью начатое к вам письмо. Не могу понять того ослепления, при
котором вы можете продолжать вашу ужасную деятельность – деятельность,
угрожающую вашему материальному благу (потому что вас каждую минуту
хотят и могут убить), губящую ваше доброе имя, потому что уже по
теперешней вашей деятельности вы уже заслужили ту ужасную славу, при
которой всегда, покуда будет история, имя ваше будет повторяться как
образец грубости, жестокости и лжи. Губит же, главное, ваша
деятельность, что важнее всего, вашу душу.
Ведь еще можно бы
было употреблять насилие, как это и делается всегда во имя какой-нибудь
цели, дающей благо большому количеству людей, умиротворяя их или изменяя
к лучшему устройство их жизни, вы же не делаете ни того, ни другого, а
прямо обратное. Вместо умиротворения вы до последней степени напряжения
доводите раздражение и озлобление людей всеми этими ужасами произвола,
казней, тюрем, ссылок и всякого рода запрещений, и не только не вводите
какое-либо такое новое устройство, которое могло бы улучшить общее
состояние людей, но вводите в одном, в самом важном вопросе жизни людей –
в отношении их к земле – самое грубое, нелепое утверждение того, зло
чего уже чувствуется всем миром и которое неизбежно должно быть
разрушено – земельная собственность.
Ведь то, что делается
теперь с этим нелепым законом 9-го ноября, имеющим целью оправдание
земельной собственности и не имеющим за себя никакого разумного довода,
как только то, что это самое существует в Европе (пора бы нам уж думать
своим умом) – ведь то, что делается теперь с законом 9-го ноября,
подобно мерам, которые бы принимались правительством в 50-х годах не для
уничтожения крепостного права, а для утверждения его.
Мне, стоящему
одной ногой в гробу и видящему все те ужасы, которые совершаются теперь в
России, так ясно, что достижение той цели умиротворения, к которой вы,
вместе с вашими соучастниками, как будто бы стремитесь, возможно только
совершенно противоположным путем, чем тот, по которому вы идете:
во-первых, прекращением насилий и жестокостей, в особенности казавшейся
невозможной в России за десятки лет тому назад смертной казни, и,
во-вторых, удовлетворением требований с одной стороны всех истинно
мыслящих, просвещенных людей, и с другой – огромной массы народа,
никогда не признававшей и не признающей право личной земельной
собственности.
Да, подумайте, подумайте о своей деятельности, о
своей судьбе, главное, о своей душе, и или измените все направление
вашей деятельности, или, если вы не можете этого сделать, уйдите от нее,
признав ее ложной и несправедливой.
Письмо это пишу я только вам, и
оно останется никому неизвестным в продолжение, скажем, хоть месяц. С
первого же октября, если в вашей деятельности не будет никакого
изменения, письмо это будет напечатано за границей».
Толстой
умрет 21 ноября 1910 года. А 1 сентября 1911 года в Киеве, Мордко
Гершович Богров смертельно ранит Столыпина, и 5 сентября премьер-министр
скончается. Разрешение земельного вопроса и вместе с ним судьба
Российской империи останутся за пределами жизней Толстого и Столыпина.
Государственный
переворот февраля 1917 года положит конец самодержавию в России. В
деревне мгновенно возобновится погром помещичьих усадеб и «черный»
передел помещичьей земли. Воюющая армия, дезорганизованная Приказом №1,
лавиной покинет позиции; солдаты из крестьян поспешат домой, участвовать
в справедливом разрешении земельного вопроса. 12 июня 1917 года
Центральная Рада заявит о выходе Украины из состава Российского
государства. А к октябрю 1917 года никакого Российского государства
фактически уже не будет!
Можно только гадать, как пошла бы
русская история, если бы Николай II и Столыпин прислушались к
предостережению, которое зафиксировал Л.Н.Толстой в 1906 году: «Да,
перед вами, правительственными людьми, теперь только два выхода:
братоубийственная бойня и все ужасы революции и притом все-таки
неизбежная позорная погибель, или мирное осуществление вечного и
справедливого требования всего народа». |
