Газета "Наш Мир" br>Выдержки из блога британского хирурга Карен Ву, одной из десяти сотрудников христианской благотворительной организации International Assistance Mission (работает в Афганистане с 1966 года), которые в августе были убиты в горах талибами.
Вторник, 15 декабря 2009 года
Ну вот и кончился мой афганский медовый месяц. Его официальным концом можно считать события сегодняшнего утра. Я была в больнице, когда прогремел взрыв у гостиницы «Хееталь» (в этом теракте, совершенном в центре Кабула, погибли восемь человек. — Esquire). Сначала мне показалось, что это у нас тут наверху что-то тяжелое упало на пол, так что я продолжала работать — перепечатывала свои записи. Но тут вошла одна из наших медсестер и сказала: «Надо ехать, док». Террорист-смертник въехал на своей машине в ворота дома неподалеку. Большая часть погибших и раненых — гражданские, простые люди, которые шли по делам и были лишены роскоши бронированной техники или близкого укрытия. Если бы я была мирным жителем Афганистана, я бы, наверное, сказала: «Знаете что, повстанцы, идите-ка вы на хрен! Хватит уже взрывать себя и нас в придачу».
Воскресенье, 20 декабря
Я потихоньку начинаю терять признаки лондонской жительницы: здесь вам никаких сексуальных юбочек и высоких каблуков. Чувствую себя одним из пацанов. Очень странное ощущение: с одной стороны, я вроде как дома, с другой — я знаю, что любому из моих прежних друзей такая жизнь показалась бы сущим адом. Впрочем, я с детства готовилась к существованию в не слишком простой среде. Когда я была маленькой, пару лет я соглашалась ложиться спать только в одежде — на случай, если ночью меня кто-нибудь похитит. И у меня, конечно, выработался стойкий иммунитет ко всем возражениям моей мамы, которая говорила, как это все негигиенично. Я просто не могла смириться с мыслью, что вот, меня тащат через окно спальни, а на мне ничего, кроме развевающейся ночнушки, и даже штанов чистых с собой не возьмешь. Оглядываясь назад, я понимаю, что в детстве мне больше всего нравились фонарики и перочинные ножи, рации и палатки. При этом я была, наверное, единственным среди «пацанов», кто любил косметику и лазанье по деревьям в мини-юбке цвета электрик. Я по-прежнему пользуюсь своей боевой раскраской: водостойкая тушь — непременный атрибут моего существования в жестких условиях.
Вторник, 29 декабря
Э. рассказал мне о трагической судьбе двух своих афганских коллег. Во время недавнего теракта у гостиницы «Хееталь» взорвался микроавтобус. Исамудин Салим и Рохулла Шамс как раз подъезжали к гостинице, и их машину накрыло взрывной волной. Рохулла скончался на месте — в заключении судмедэксперта использовалось слово «фрагментированное». Исамудин получил ожоги больше 50% тела. В течение нескольких следующих дней начался сепсис. Возможности больницы в Эстекляль очень ограничены. На базе в Баграме ему могли бы оказать необходимую помощь, но афганцам туда доступ закрыт. Исамудин умер.
Полное страховое обеспечение всех сотрудников было бы разорительно для любой компании, которая здесь работает, поэтому у них есть иерархия. Наверху — представители мировых держав: США, Великобритания, страны ЕС. Потом идут прочие иностранные сотрудники: с Филиппин, из Индии, Непала. В некоторых больших компаниях даже питание и проживание жестко сегрегировано, но не по принципу «иностранцы — местные», а по принципу «люди с Запада — все остальные». Здесь довольно много омерзительных вещей, связанных с тем, какой у тебя паспорт.
Пятница, 1 января 2010 года
Вчера вечером болтала с парой наших сотрудников из местных. Они мне показывали фотографии с праздника ашура, когда мужчины предаются самоистязанию в память об имаме Хусейне ибн Али (внука пророка Мухаммеда). Тысячи людей выходят на улицы с хлыстами, которыми они бьют себя по спине. Терзая свою плоть, одни доходят до просветления, другие же просто получают глубокие раны, теряют много крови и в итоге падают без чувств. Некоторые наши сотрудники и один из докторов-афганцев пошли на праздник ашура, чтобы оказывать медицинскую помощь. В импровизированном приемном покое, который был открыт прямо в мечети, наш врач и его помощники штопали и латали особо тяжелые раны, раздирая пропитанные ярко-красной кровью рубашки и забрызгивая мраморные полы. Некоторые из пациентов, после того как их чинили, возвращались в шествие и продолжали самобичевание.
Воскресенье, 20 марта
Рискнули выбраться в бассейн на холме Тапа — при талибах здесь казнили людей. Бассейн стоит без воды, разношерстная кабульская молодежь устроила в нем притон. Девушек, конечно, нет, зато толпится полно мальчишек и подростков. Болтают. Это жутковатое сборище — если знать, сколько народу погибло здесь при самых чудовищных обстоятельствах. Ходят слухи, что бассейн снова откроют. Не уверена, что мне бы захотелось в него окунуться — это все равно что окунуться в чьи-то мучительные воспоминания.
Вторник, 23 марта
Привезли новый электрокардиограф, мы решили с ним немного поупражняться. Рабстер и Пигги Пи добровольцами не вызвались, так что на кушетку легла я, а они закрепили мне на запястьях и щиколотках датчики довольно фетишистского вида. Рабстер сказал, что не может правильно установить присоски, пока я не разденусь «еще». Я стянула бюстгальтер и сказала: «Ну, теперь ты с ними поладишь». Думаю, он боялся ко мне прикоснуться — ни одного датчика в области ребер. Девушки, если вы собираетесь разрушать империи, забудьте об оружии. Достаточно припереть мужчину к стене и показать ему кружевной лифчик. Только теперь я поняла, насколько мощным психологическим оружием может быть изящная женщина-палач. Если их допрашивает женщина, мужчины чувствуют абсолютную беспомощность и ломаются.
* * *
Ученые из центра RAND, который проводит исследования по национальной безопасности для правительства США, установили, что дети солдат, которые воюют в Ираке и Афганистане, более злые, чем среднестатистические дети.
Вторник, 30 марта
Последние два дня провела осматривая афганцев. Ужасала афганских мужчин своей женственностью и стетоскопом. Процедура их чрезвычайно смущает и воспринимается как акт запугивания. Они мало говорят. Одни смешливые, как малые дети, другие чопорные и строгие. Говорят, женщин-иностранок тут считают чем-то вроде третьей расы. Чувствую себя очень чужой.
Афганки в своем отношении к наготе — викторианском, в сущности — так же напряжены. Мои девушки с самым жалким видом сидели на корточках в углу кабинета, прижимая одежду к груди — еле вынесла, причем чувствовала себя какой-то садисткой. Говорила с двадцатишестилетней матерью пятерых детей. Она проходила обычный тест на беременность, результат, к несчастью, положительный. Она была очевидно подавлена. Тихонько плакала. Она теперь потеряет работу учительницы. Поганое чувство: она на раннем сроке, и мы обе надеемся на выкидыш.
Среда, 23 июня
Сегодня проснулась, а глаза такие красные… Ночью очень плакала, а от этого у меня обычно глаза становятся поросячьего цвета и дико слезятся — просто чтобы я себя почувствовала еще более шикарно. Жизнь здесь страшно неровная. Вот ты по локоть в крови делаешь экстренную операцию на кишечнике, а в следующее мгновение уже трясешься в мссб-шной машине (МССБ — Международные силы содействия безопасности — возглавляемый НАТО международный контингент в Афганистане. — Esquire), пот льет градом, телефон заклинило. Сейчас я сижу перед компьютером в зимнем саду на охраняемой территории и смотрю на розы за окном. Древняя черепаха кое-как пробирается сквозь буйные заросли. Настоящий оазис.
Понедельник, 12 июля
Г. рассказал мне, что его афганский друг рассказал ему о своем афганском друге, у которого «по ошибке» похитили сына. Похитители, судя по всему, осознали свою ошибку почти сразу, и когда это произошло, позвонили отцу мальчика и поведали, что случилось: «Мы страшно извиняемся и все такое, ошибочка вышла, мы очень хотим вернуть вам сына, но если мы его просто отпустим, это будет выглядеть как-то смешно. Давайте вот как: мы с вас возьмем только базовую ставку для похищений — и тут же отпустим пацана». Оказывается, базовая ставка для похищений здесь составляет около $10 000 — и это только для того, чтобы оплатить мобилизацию всех задействованных людей. Отец мальчика согласился — он хотел получить назад сына, — и они назначили ему встречу в пустыне, у черта на рогах. Дальше все было как в кино: вдалеке появляется колонна из 20 крузаков, подъехав ближе, они начинают кружить на одном месте, все быстрее и быстрее, поднимая стену пыли, чтобы скрыть момент, когда они будут забирать выкуп и выкинут из машины похищенного мальчика…
Сейчас я дома, в ванной, размышляю о возможных последствиях, с которыми придется иметь дело человеку, который отправляется в медицинскую экспедицию в отдаленные горные районы Афганистана с маникюром. Звучит смешно, понимаю, но за те несколько напряженных минут, которые я провела в дружеском общении с местными жительницами, пытаясь выяснить у них, что они предпочитают — «насыщенный бордовый» или «нежный лютик», я с предельной ясностью поняла, что лак для ногтей здесь воспринимается как клеймо шайтана или, по крайней мере, явный признак шлюхи и что мои действия караются смертью. После некоторых раздумий решаю, что обойтись без лака вовсе не могу, пальцы ног a la nude — это ошибка, да и вообще следует ограничиться естественным оттенком.
* * *
Финбарр О’Райли сфотографировал рисунки на стенах барака в Муса-Кале — городе, который в ходе войны в Афганистане не раз переходил из рук в руки и попеременно был центром наркоторговли и контртеррористической операции.
Граффити талибов
|