Поистине, для тех, кто уверовал, делал добрые дела, выстаивал молитву и давал очистительный расход, ждет награда Господа.
Не познают они страха и печали.
(2:277)
Остерегайтесь (наказания Судного) Дня, в который вы будете возвращены к Богу.
Затем каждой душе полностью воздастся за то, что она приобрела, и они (души) не будут обижены.
(2:281)
Господи наш! Не уклоняй наши сердца после того, как Ты вывел нас на прямой путь,
и дай нам от Тебя милость: ведь Ты, поистине, - Податель!
(3:8)
Муаммар Каддафи, которого еще неделю прозападные СМИ называли "историческим курьезом", шаг за шагом возвращает себе страну. И никто ничего с этим не делает.
Уже несколько недель западные лидеры говорят, что нужно помочь повстанцам или хотя бы защитить их, создав бесполетную зону на востоке страны, чтобы Каддафи было сложнее бомбить мятежный Бенгази. Но ничего не происходит. И неясно, что все-таки случится раньше: ливийский диктатор подавит восстание или ООН решит прийти на помощь восставшим.
Причин промедления много.
Главная - «иракский синдром». Напасть на Ливию и увязнуть там - кошмарный сон Обамы и его товарищей. Есть еще более страшный сценарий: Могадишо 1993 года. Тогда Билл Клинтон пытался навести порядок в охваченном гражданской войной Сомали. В результате 19 американских морпехов погибли, остальные вернулись домой, международные силы потерпели сокрушительное поражение. Памятником этой трагедии стал фильм «Черный ястреб» Ридли Скотта. Вероятность поражения от Каддафи, в общем, не меньше - он вооружен получше сомалийского головореза Айдида.
На фоне этих двух сценариев остальные кажутся не таким страшными. В 1994 мировое сообщество не вмешалось в геноцид в Руанде. В 2003 году проигнорировало гражданскую войну в Дарфуре. Подумаешь, два десятка дипломатов и журналистов вроде «совести CNN» Кристин Аманпур будут стенать в эфире и кричать, что невмешательство в ливийскую резню - это позор. Что Запад сначала дал надежду ливийской оппозиции, а потом бросил ее на растерзание тирану. Это, конечно, будет неприятно. Но, с другой стороны, натовские бомбы, падающие на Триполи, произведут не меньший негативный эффект.
Все эти сомнения лежат на поверхности. Помимо них, есть, очевидно, еще один уровень проблемы: а так ли плох Каддафи? Нужно ли его убирать или лучше бояться тех, кто может прийти на его место? Каддафи, конечно, сукин сын, но он - предсказуемый сукин сын, как мог бы сказать Франклин Рузвельт. А про новое поколение арабских политиков ничего не известно.
Вернее, известно, что все они - «Аль-Каида», как говорит про них Каддафи. А другой информации о них почти нет. Ведь даже о египетских братьях-мусульманах мало что знают, ближе они к «Аль-Каиде» или к умеренным исламистам вроде турецкой правящей партии Реджепа Эрдогана.
Мне на память приходит только один западный политик, который настолько хорошо разбирался в Ближнем Востоке и был настолько дерзок, что, не колеблясь, принял бы сейчас верное решение. Это Кондолиза Райс. Она знала заранее, чем обернется стабильность арабских диктатур. Более того, она рискнула сказать это открыто.
Это было в 2005 году. Кондолиза Райс только стала госсекретарем и, вступая в новую должность, видимо, решила начать новую жизнь. Открыть новую главу в американской внешней политике.
Собираясь в турне по Ближнему Востоку, она вдруг совершила дерзкий и даже хамский поступок. Райс вдруг объявила, что США больше не собираются поддерживать своих традиционных союзников. «60 лет мы не делали ничего, чтобы развивать демократию на Ближнем Востоке, надеясь, что это обеспечит нам стабильность в регионе. Только теперь мы понимаем, что не получили ни стабильности, ни свободы. Вместо этого мы имеем рост экстремизма, поскольку у людей нет способа самореализоваться в политике». Эти слова она произнесла, кажется, в Аммане. Стоявший рядом король Иордании должен был упасть в обморок. А потом она поехала в Каир и произнесла там еще одну разгромную речь перед студентами местного университета. Хосни Мубарака рядом не было, а зря. Ему невредно было бы послушать.
Скандал был невероятный. Арабские лидеры даже растерялись. Ничего более правдивого и наглого им в лицо никто никогда не говорил. Но приступ принципиальности продолжался недолго. Война в Ираке из торжества демократии превратилась в кошмар, и начальство попросило Кондолизу Райс отказаться от вольнодумства. С тех пор никто в мире не выражал сомнений в легитимности арабских диктатур - по крайней мере до событий на площади Тахрир. Только тогда Барак Обама сказал, что он всей душой с демонстрантами, а Мубарак должен уйти.
Поддерживать победителя легко. Но интересно, как повел бы себя Обама, если Мубарак той ночью расстрелял бы площадь Тахрир?
Из нынешнего ливийского кризиса почти нет выхода. Нет сценария, при котором силы добра побеждают, силы зла проигрывают, и все довольны. Потому что нет никакой уверенности, есть ли здесь вообще силы добра. Кондолиза Райс права: чем дольше Каддафи у власти, тем большими экстремистами становятся его противники. Просто у них нет другого способа самореализоваться.