В давние языческие времена, когда степь еще не знала Ислама, а поклонялась синему небу, природным стихиям и духам предков, бытовали в ней влиятельные жрецы – баксы. Кто же они, чьему слову люди внимали и в дни торжеств, и в дни печалей?

Известный ученый Едиге Турсунов относит появление баксы уже к эпохе первобытно-родовой общины. Далее, во времена ранних кочевников и военной демократии, баксы как бы развиваются в жырау, эти типы близки.

Баксы и жырау войдя в транс, общались с духами предков, к помощи которых они прибегали при лечении больных, гадании, вещании, предсказании. Баксы начинали обряд с игры на кобызе и пения, то есть призывания духов-помощников: успех лечения зависел от того, отзовутся духи или нет.

Тексты песнопений, сарын, характеризовали призываемых духов, а самым величественным из них, по поверьям, был покровитель музыкантов и шаманов Коркут. Он, победивший музыкой смерть, считался у казахов первым шаманом-баксы и музыкантом, создавшим кобыз, этот инструмент, служивший как бы посредником-медиумом, и вместе с человеком они составляли единое целое. И даже в наши дни, домбра в руках потомка Коркута – завораживает, заводит публику, приводит душу казаха в состояние экзальтации.

Выделение солиста из хора происходило во всех шаманских культурах. Чтобы взять на себя экспрессивные функции хореи, шаману нужно было подчинить себе ее духов. А послушней всего они отзывались на ритм.

Орфей околдовывал мир лирой, пифагорейцы вымеряли ею космос, средневековье бредило мировым монохордом, натянутым между землею и небом, но самой наглядной моделью мира, достоверной даже пластически, были инструменты шамана. «…Казахские шаманы при камлании для вызывания пери (духов) играют на кобызе, из чашеобразного дупла (резонатора) которого должны появляться духи. Нижняя часть резонатора обтягивается кожей с горла верблюда…Зеркало на дне резонатора как бы являлось границей двух миров, а гриф, украшенный гремящими подвесками в форме птиц и рогов барана, завершал всю композицию инструмента, соотносимого с мировым деревом и вселенной».

Целостность хореи передавалась сначала ритмическим и лишь затем пластическим и графическим рисунком. Если на бубен «мировое древо» наносилось графически, то кобыз модулировал мир самой своей. Распевание поэтических текстов могло длиться часами, они насчитывали сотни строк.

Причем игре на кобызе шаманы обучались во сне – «кандидата в баксы» охватывал странный недуг, это духи склоняли избранника к шаманству. В одной из архивных записей баксы как бы жалуются: «К сухому дереву (т.е. кобызу. – Ред.) меня привязавшие!»

Вот как говорит об этом безымянный баксы:

Я взял в руки сосновый кобыз,

И, как змея водяная, извиваюсь.

Вот не ломается мой кобыз,

Не дает покоя бедной душе моей.

Пятнадцати лет он (джин) пристал ко мне,

Двадцати лет он подружился со мной.

Склонил меня к такому делу против воли,

Приковал он меня к высохшему дереву.

Позднее, в казахской степи, традиционный шаманизм мирно сосуществовал с исламом, а точнее, с суфизмом: по выражению казахстанского ученого - Алана Медоева, «для Казахстана характерен сплав суфизма с шаманизмом».

Поэтому суфийские зикры родственны с местными шаманскими ритуалами, а шаманский обряд у казахов, проводимый для особо тяжелых больных, называется баксынын зiкiрi (зикры – коллективные радения, проводимые членами суфийских братств или орденов с привлечением простых людей. Буквально с арабского «зикр» – поминание имен Бога).

Это, кстати, ключевой элемент учения и спиритической практики суфизма. Как подтверждается в работах известного исследователя Саиды Елемановой, в нашей стране суфийские зикры еженедельно совершались в Туркестане, в ханаке, то есть в «преддверии» могилы Ясауи, вплоть до их официального запрещения в середине 20-х годов.

Но и после этого, несмотря на запрет и даже угрозу тюрьмы, массовые сеансы некромантии тайно проводились суфистами на могилах святых предков на юге и западе Казахстана. Так, известно, что проведение коллективных зикров под руководством одиозного суфиста Ишан-баба, жившего в Южном Казахстане, прекратилось лишь в 1969 году.

Нпомним, что у баксы зикром называется не вся шаманская практика, а лишь ее часть. Кроме зикра баксы применяют в лечении молитвы, манипуляции с ножом и камчой.

Так же как и суфийский зикр, шаманский зикр – коллективное действо, проводимое обычно в ночь с четверга на пятницу. Причем его участники должны соблюдать ритуальную чистоту и совершать омовение. В обоих обрядах участники хором повторяют молитвенную формулу, и те и другие зачастую используют музыку для достижения состояния, подобного буддистской нирване.

Вот как описывает исследователь Т. Дауренбеков «баксынын зiкiрi», происходивший тайно в 1943 году в Жамбылском районе Кзыл-Ординской области:

«Бакберген вывел Назиру в центр, посадил и повязал голову платком, как жаулыком. После этого он взял кобыз и заиграл на нем. Его печальная мелодия пронзила меня насквозь. У меня мурашки забегали по телу. Один из стариков, видимо, слабонервный, начал делать соответствующие ритму мелодии движения. Кобыз зазвучал с новой силой.

- Вставайте, – сказал Бакберген. Резкий голос прозвучал повелительно. Все встали со своих мест. Бакберген, как коршун, внезапно бросился к женщине, сидевшей в центре. Глаза у него закатились. «Делайте зикр!» Старики дружно начали: «Ла-иллаха-иль алла! Ла-иллаха-иль алла!»

Два особо вдохновленных старика, вышли в центр и, делая зикр, стали соприкасаться плечами. Бакберген оставил кобыз, взял свою украшенную перьями филина камчу и начал стегать женщину. О, чудо! Вдруг из-под одетого как жаулык платка женщины выскочили три желтых птенца и быстро побежали к двери. Бакберген пытался достать их камчой, они увертывались. Зикр зазвучал с новой силой. Птенцы выскочили на улицу. Бакберген за ними. В доме стало тихо. Пугающая тишина. Назира сидела в том же положении, не двигаясь, как покойница в саване. Бакберген смотрел вокруг, словно очнувшись от сна. «Садитесь», – сказал он. В его голосе чувствовалось утомление. «Теперь они не вернутся. Я отвратил эту мерзость». Сняв рубашку, он вновь взял в руки кобыз и заиграл. Зазвучал волшебный голос, то поднимаясь в небо, то стремительно спускаясь вниз, то прерываясь и замолкая….»

Баксы можно было встретить не только у постели тяжелобольного, но и на свадьбе – как предсказателя будущего молодых. Вообще шаманы-предсказатели делятся на рымши, жаурынши, жулдузши и даргер. Часто перед собственно баксылыком (обрядом камлания) шаман совершает обряд гадания на «сорока одном камешке», фасоли или катышках сухого бараньего помета - кумалаках.

Кумалаки хранились у баксы в специальном мешочке, и он раскладывал их в определенной комбинации, то есть совершал кумалак-сал перед приведением себя в экстаз.

О баксы много писали дореволюционные российские авторы.

«Взяв в руки домбру, он сел на ковер, заиграл, запел и начал тихо качаться, а затем делать разные телодвижения. С возвышением голоса ускорялись и становились труднее его кривлянья. Он бился, вертелся, вытягивался и сгибался как неистовый бес; пот лился с него градом, пена клубилась изо рта. Бросив кобыз, он вскочил, вспрыгнул, затряс головою, стал кричать пронзительным голосом и созывать духов, то маня их к себе руками, то отмахивая от себя тех, которые ему были не нужны. Наконец, выбившись из сил, с лицом бледным, с глазами, налившимися кровью, бросился он на ковер, испустил дикий крик и умолк, как мертвый. Через несколько минут баксы очнулся, привстал, озираясь по сторонам, как будто не зная, где он, прочел молитву и начал предсказывать, основываясь, как говорил, на бывшем ему видении».

«Баксы, играя на кобызе, каким-то особенно хриплым голосом призывали своих мнимых джиннов (нечистых духов), совали в свои животы кинжалы или же ножи, становились на раскаленное железо, лизали железо языком».

«Призвав духов, баксы бросил кобыз и начал кружиться, кривляться, хохотать и вдруг подбежал к больной и, что-то бормоча себе под нос, дунул ей в лицо и начал бить нагайкой вокруг нее, обращаясь к духам со словами: «Бас (дави), тарт (тяни), кес (руби), айда (гони)!» Все присутствующие повторяли эти слова вслед. Через некоторое время баксы в исступлении бросился на больную и начал кусать ее, бить по спине, приговаривая: «Шык!» (выходи). Подняв глаза кверху, весь в поту, начал свистать, обводя вокруг руками; он взывал к духам, прося, чтобы они поспешили к нему на помощь, ударял в дабыл, как бы собирая на схватку духов. Потом он колол себя ножом, лизал раскаленный кетмень».

«Разостлали среди комнаты ковер, и баксы уселся. Забегал смычок по струнам кобыза. Загудел, застонал кобыз, сначала резко и дико, а затем полилась приятная мелодия. Игра по своему размеру напомнила мне русскую народную песню:

    Эх, березоньки вы кудрявые!

    Вы не стойте здесь, при дороженьке.

    Раздается легкий присвист. В песне баксы обращается к богу, к предкам и просит их помочь в призыве джиннов. Вот он призывает их сам. Баксы начинает выкрикивать все сильнее и сильнее, вздрагивает, резко обрывает игру на кобызе и страшно, нечеловечески кричит: «Тек гау!» (берегись!). Затем вскакивает, бросает кобыз и начинает бегать с плетью вокруг. Снова заиграл кобыз и запел баксы заклинание. Затем резко припрыгнул и гулко ударил себя по лбу кобызом, затем стал бить себя смычком и крутиться, так что у рта его показалась пена».

«Обряд лечения иногда продолжался несколько дней. Бывало, на третий день баксы играет уже более спокойно. Теперь он не пел, а лишь покачивался из стороны в сторону, прислушиваясь к своей игре. В это время духи дают баксы ответы на вопросы, как лечить больного, и в это же время он провожает своих духов музыкой. Проиграв около 15 минут, он положил домбру в сторону, медленно отер с лица пот и, три раза глубоко вздохнув, открыл глаза. Вскоре он стал рассказывать больной, что ей следует делать».

А вот как описывается игра казахского шамана Окэна в 1900 году в «Известиях общества археологии, истории и этнографии при Казанском университете»: «Вдруг Окэн ловко и сильно провел смычком по струнам кобыза и стал играть. Жалобно-раздирающие сердце звуки полились среди притаившей дыхание толпы. То слышался в игре баксы надрывающий сердце поток безотчетной грусти и тоски народа, кочующего по однообразной, безотрадной степи; казахи, как бы усыпленные, притаили дыхание, погрузились в размышленье. Все замерли в каком-то сладостном упоении. И только седые головы стариков тряслись от восторга, и слезы катились по морщинистым загорелым щекам. Сам Окэн рассказывал: «Прежде я не знал даже как держать кобыз и смычок, но вдруг не только стал играть всевозможные мотивы и песни, но даже петь, и все это по вдохновенью духов».

А вот как описывает изгнание духа болезни Ахмет Жубанов: «Больной лежал лицом вниз, накрытый халатом. Баксы вызывали духов, сидящие вокруг мужчины и женщины пели в унисон песню, в которой заклинали, чтобы эта болезнь перешла на что-либо другое:

Переходи, куляб, к луне, появившейся только что,

Переходи, куляб, к подводной траве, что сокрыта от взора.

Если там не найдешь места, ты, куляб,

Переходи к лошадке-иноходцу в табуне.

На территории Казахстана, в окрестностях Улытау, на берегу реки Жангабыл, к югу от могильника Тотркала, было обнаружено каменное изваяние человека: в правой руке у него круглая чаша, левая прижата к груди, на боку – изображение кобыза, а на спине – шаманский колокольчик. Академик Алькей Маргулан, который исследовал изваяние, заключил, что это памятник древнему жрецу, военному шаману, который занимался прорицательством. Военные прорицатели – жаурынши – существовали еще в прошлом веке наряду с шаманами, лечившими людей. Их брали с собой в походы, и они находились именно при предводителе. Жаурынши гадал на лопатке, а свои прорицания высказывал в открытых стихах.

Традиционное язычество нашло таки лазейку в духовно неокрепшую душу степняка-мусульманина, найдя некоторую форму симбиоза с суфизмом: по меткому выражению казахстанского ученого - Алана Медоева, «для Казахстана характерен сплав суфизма с шаманизмом».

Потому-то суфийские зикры родственны с местными шаманскими ритуалами, а шаманский обряд у казахов, проводимый для особо тяжелых больных, называется "баксынын зiкiрi".

Так, на границе язычества и монотеизма, нашел свое место Суфизм, одно из самых серьезных отклонений от Божественного пути, завещанного в Священном Коране.

Абу Бакр аль-Джазири сказал: "Суфизм – позорный обман, начинающийся с Зикра (поминания Аллаха) и заканчивающийся Куфром (неверием). Внешнее благочестие скрывает, внутренний отход от заповедей Аллаха". («Иллат-Тасаввуф йа 'Ибадаллах»)