Германия видит себя в образе странного политического партнера, указывают международные наблюдатели, однако происходит это не случайно. Немецкий внешнеполитический курс в течение последнего десятилетия способен кардинально меняться, если речь заходит об участии бундесвера в интернациональных акциях. От твердого «нет», когда дело касалось военной операции против иракского диктатора Саддама Хусейна, к решительному «да», когда встал вопрос о миссии ISAF в Афганистане, и невнятному «да, потому что нет», при голосовании по резолюции Совета Безопасности ООН, дающей зеленый свет военной операции против режима М. Каддафи.

В чем загадка подобного дрейфа, пробуют разгадать в эти дни ведущие эксперты ФРГ. Одна группа, в том числе заместитель председателя фракции СДПГ в бундестаге Гернот Эрлер, полагает, что министр иностранных дел ФРГ Гидо Вестервелле «исходит из ложной предпосылки, что создание зоны, запретной для полетов, непременно означает отправку солдат». Другая группа критиков, в том числе профессиональный дипломат, эксперт по вопросам международного права Вольфганг Ишингер, считает, что правительство ФРГ напрасно перестраховалось. Раз Берлин признает, что разделяет многие положения резолюции, значительно более «элегантным» решением было бы отдать за нее свой голос, отметил Ишингер в интервью Deutschlandradio Kultur.

И в том и в другом случае нерешительность вице-канцлера, по мнению ряда наблюдателей, говорит о недостатке опыта в международной политике и полном отсутствии дипломатической подготовки.

Ну а что думают сами немцы? 62% немцев поддерживают военные действия, указывает Die Welt, ссылаясь на данные опроса, проведенного Emnid по заданию Bild am Sonntag. Лишь 31% выступают против военного вмешательства. Тем не менее министр обороны Германии Томас де Мезьер поддерживает шефа МИДа: дескать, перестраховался — и правильно сделал, поскольку уничтожение ливийской системы ПВО и летной техники — только начало полномасштабных наземных действий, что означает эскалацию войны, от которой ливийское гражданское население и без того пострадало. К слову сказать, немецкое «да, потому что нет» вполне соответствует тексту резолюции ООН: с одной стороны, дается разрешение на применение авиации, с другой — в ней ни слова не говорится об участии танков и артиллерии. Может быть, прав тот же Ишингер: военный путь урегулирования этого конфликта следовало бы приберечь в качестве крайней меры и ни в коем случае не угрожать его быстрым применением. При этом высшее руководство Германии, включая канцлера ФРГ Ангелу Меркель и главу МИДа Гидо Вестервелле, выражает полное понимание мотивов более решительных стран.

Международная коалиция, начавшая под предводительством Франции атаку на цели в Ливии, ввязывается в опасную авантюру, комментирует ситуацию Deutsche Welle. Германия до такой степени не желает участвовать в ней, что согласна даже на то, чтобы части бундесвера взяли на себя дополнительные обязанности в Афганистане, тем самым высвобождая силы НАТО для участия в международной военной операции в Ливии. Об этом заявила канцлер ФРГ Ангела Меркель, выступая в Париже 19 марта с.г. Она понимает, что роль лидера в антикаддафийской операции жаждет взять на себя французский президент Николя Саркози, который испытывает сильное внутриполитическое давление, будучи склонным к импульсивным решениям. Этот лидер противостоит «непредсказуемому психопату» Каддафи, который уже не раз угрожал оружием массового поражения той же Франции и Италии, куда он готов снарядить бомбардировщики, чтобы, как он утверждал, поразить Неаполь или Марсель. А с него, как показывают события последних дней, станется.

В этом случае так ли несостоятельна невнятная позиция Германии, размышляют военные эксперты ФРГ. Может, отсутствие четкой позиции и есть высшая дипломатия, учиться которой так настойчиво призывают критики Гидо Вестервелле. Следует поблагодарить вице-канцлера уже за то, что он ясно сказал: без смены режима у ситуации в Ливии не существует стабильного и долгосрочного решения. «Полковник Каддафи ведет войну против собственного народа, — отметил Гидо Вестервелле 18 марта с.г., выступая перед депутатами бундестага, в программном заявлении о текущем развитии событий в Ливии и факте принятия резолюции ООН. — Он потерял какую-либо легитимность. Этот диктатор должен уйти. Но он должен быть также привлечен к ответственности за свои преступления. Так что совершенно правильно СБ ООН четко подчеркнул в этой связи роль Международного уголовного суда».

Несмотря на сложности, а порой и непредсказуемый характер развития ситуации, эксперты ФРГ отмечают позитивный характер перемен. Первые подвижки в движении к демократии уже есть, указывают аналитики, отмечая результаты состоявшегося в минувшую субботу референдума в Египте. Всего через пять недель после свержения Мубарака 77% египетских избирателей одобрили идею о внесении в Конституцию 11 поправок, которые касаются широкого спектра вопросов — от ограничения возможностей переизбрания президента до условий введения чрезвычайного законодательства.

Историк Михаэль Фельдкамп, ведущий сотрудник в управлении бундестага, считает, что революции в Северной Африке — третья попытка демократизации по-североафрикански. Она может быть вполне удачной для того, чтобы начать наконец полномасштабное наступление на региональные проблемы: СПИД, нищету, гражданские войны, диктатуры, засухи, помощь на цели развития, голод, экономические и экологические катастрофы, миграционные процессы. Пора континенту познакомиться с такими реалиями, как парламентская демократия и верховенство закона.

Третья попытка дает повод для определенного оптимизма, подчеркивает историк, уточняя: вначале африканские страны претерпели колонизацию державами Запада, затем, после Второй мировой войны, к власти пришли национальные лидеры, которые на поверку оказались тиранами и преступниками.

Теперь очередь за демократией, становление которой отслеживается международным сообществом с помощью соответствующих институтов и инструментов наблюдения за процессом устранения последствий тирании. Особенностями учреждения демократии нового образца являются сохраняющееся влияние колониальных держав (Франция, Великобритания); дошедшее из доколониальных времен влияние семейно-родовых структур и их идеологическая мутация при поддержке силовых структур; пан-африканское влияние.

С формулировкой «третья попытка» согласен Винфрид Шпайткамп, профессор в области социологии Университета Касселя. Молодые демократии должны на что-то опираться, подчеркивает он. В случае Северной Африки — это традиции национально-освободительной борьбы. Диктаторы Туниса, Египта и Ливии, стоявшие у власти на протяжении десятилетий, бесспорно, вдруг увидели себя как бы со стороны, на волне грандиозного народного протеста. Безусловны мужество и огромный энтузиазм народов в борьбе за освобождение и самоопределение, всплеск оппозиционного движения, желание миллионов кардинально изменить свою жизнь.

Протестное движение в Северной Африке уже приносит свои плоды на юге от Сахары. В Уганде президент Йовери Мусевени предупредил, что переизбран 68% голосов, хотя оппозиция угрожала оружием после того, как ее кандидат Кицца Бесидже говорил о фальсификации выборов и призвал к протестам после начавшейся волны событий в Северной Африке. Ударные волны достигают Зимбабве, где Роберт Мугабе властвует с момента обретения независимости в 1980 г. и установил авторитарный режим того же образца, что на севере Африки. Североафриканские революции находят отражение в Гане и Кении, где все более широкие массы населения вовлекаются в управление. Здесь на протяжении многих лет идет борьба за новые конституции по основным вопросам: распределение власти между президентом, правительством и парламентом, решение проблем в проблемных регионах, избирательный закон, свобода прессы, борьба с полицейским насилием и коррупцией.

Совершенно очевидно, что молодые демократии на севере Африки и к югу от Сахары находятся в поисках общей идентичности, а она заключена в традициях. Одна из них — сравнительно недавнего, по историческим меркам, характера: в 2010 г. исполнилось 50 лет обретению независимости сразу 17 государствами Африки. Минувший год был годом праздничного марафона — официальных торжеств, военных парадов, специальных сессий парламентов, культурных фестивалей. Трудно оценить, насколько это было уместно на фоне тотальной нищеты населения в этих странах, но определенную роль в укреплении национального самосознания празднества оказали, указывает Винфрид Шпайткамп. Своеобразным отголоском торжеств в Старом Свете стала проведенная в апреле 2010 г. в Университете Гуттенберга в Майнце международная конференция «Преемственность и разрывы: 50 лет независимым государствам Африки». Примечательно в контексте конференции название одного из основных докладов, который сделал исследователь из Нью-Йорка африканского происхождения Патрик Нгананг «Что означает независимость?» В нем обозначена оценка того, что именно независимость принесла народам, освободившимся от колониального гнета: действительно ли возможность распоряжаться своей судьбой, или новую зависимость, только уже от доморощенного угнетателя.

Однако миновали торжества, и вновь наступили суровые будни все с теми же проблемами. И широким массам не особенно понятно, почему за полвека независимости их семьи по-прежнему лишены прав на образование, доступа к медицинскому обслуживанию, к достойной жизни.

Одна из причин состоит в том, что на огромном пространстве продолжаются межэтнические и религиозные конфликты, связанные с приоритетом по отношению к доходам от реализации полезных ископаемых, с возможностью развивать сельское хозяйство в зонах рискованного земледелия из-за ограниченных водных ресурсов. Причем тираны умело разжигают эту вражду, делая одни племена или религиозные конфессии обладателями неограниченных прав на национальное достояние, проводя «этнические зачистки», подавляя демонстрантов с помощью оружия. Террористы и другие уголовные авторитеты объявляются народными героями, путчисты — поборниками народных интересов. Таково общее политическое поле, где ожидаются демократические перемены, отмечают немецкие эксперты.

Развивая конфессиональную составляющую этого поля, немецкий политолог Хайнер Кисель напоминает, в частности, что президент Габона Омар Бонго правил страной почти 42 года. Ребенком он был крещен католическим священником, затем принял ислам. Но когда стал править страной, держал в штате нескольких колдунов. Ислам, христианство, колдовство и магия — Африка верит во что угодно, что может помочь в чрезвычайных ситуациях. А поскольку чрезвычайные ситуации происходят с народами континента практически повседневно — от частного однодневного межплеменного столкновения по обе стороны речушки до голодомора и геноцида, исчисляемых в годах и в сотнях тысяч жертв, то они готовы использовать христианские иконы, пятничные молитвы в мечети, особые зелья и амулеты от сглаза, чтобы отвратить беду.

Регион к югу от Сахары считается самым набожным в мире: девять из десяти его жителей думают, что без веры в сверхъестественное нельзя прожить и дня. Парадоксально, но факт: вера не решает никаких проблем, однако ее влияние растет вместе с ними, отмечает тенденцию нигерийский эксперт по религиоведению Уках Асонзех. Да и как не расти, если сам президент Гамбии Яхъя Яммех утверждал, что берется в течение нескольких дней вылечить любого ВИЧ-инфицированного. Для этого ему требуется набор трав и несколько сур Корана. Правда, президент Южной Африки Табо Мбеки предпочитал бороться со СПИДом с помощью смеси, в которую входят оливковое масло, чеснок и свекла.

Национальные лидеры позиционируют себя как врачи, судьи, полководцы. Не удивительно, что в ряде африканских государств в число выпускных экзаменов в медицинских вузах входит и духовная практика. Но если бы все ограничивалось только исцелением. Сотни тысяч африканцев, независимо от религиозной принадлежности, вполне серьезно рассуждают: если президент дан нам свыше, зачем идти на выборы, указывает немецкий политолог Хайнер Кисель.

О том, насколько в ситуации, когда в разношерстном обществе вполне гармонично уживаются ведущие мировые конфессии и «черная магия», состоятельны надежды на установление демократии на севере Африки, размышляет Гюнтер Нооке, немецкий правозащитник с 20-летним опытом деятельности. В 2006–2010 гг. он был постоянным представителем по вопросу о правах человека в федеральном правительстве, а с марта 2010 г. — представитель федерального канцлера по проблемам Африки. «Я считаю, демократия может развиваться в любой стране, в том числе и в Северной Африке, где состоялись революции, — говорит он. — Другое дело, что свобода — понятие заразительное. Она вполне может приводить к злоупотреблениям. А они, как показывает практика стран с мусульманским населением, весьма опасны. Мы не должны недооценивать мировой проблемы укрепления и распространения исламизма». Г. Нооке полагает, что создать суверенные государства, только опираясь на военную защиту прав человека — маловероятно. Хотя в случае с Ливией именно так и происходит. «Для меня лично было важно, чтобы до деспота, каким является Каддафи, дошло, что мы всегда будем на стороне людей, протестующих во имя свободы или за право не быть голодными».

Во многих странах Африки ситуация в области прав человека является катастрофической. Коррупция является обычным делом, независимо от того, происходит это на больничной койке, в офисе чиновника, где надо получить разрешение на строительство, или при обращении в полицию, констатирует парламентский журналист Сибилле Алерс. Она подчеркивает, что с момента учреждения постоянной парламентской комиссии (1998), работа которой посвящена теме человеческого достоинства, проблема коррупции — одна из главных африканских проблем — находится в центре внимания правозащитников ФРГ. 18 членов комиссии, которую сейчас возглавляет Том Кенигс от Союза 90-Зеленые, озабочены продажностью африканских чиновников на всех уровнях. Поэтому им понятны лозунги демонстрантов в Тунисе и Египте: «Покончим с коррупцией!» Коррупция на севере Африки препятствует доступу широких масс к медикаментам, питьевой воде, гуманитарной помощи, которая поступает от стран Запада.

Провозглашенный в декабре 2007 г. девиз руководителей 80 государств Европы и Африки «Африканские решения — для африканских проблем» был интерпретирован многими лидерами африканских стран как сигнал к продолжению грабежа собственной страны. По карманам высокопоставленных чиновников растаскиваются выделенные ЕС миллиарды. Страны Северной Африки, управляемые сплошь коррупционными властными структурами, ежегодно, согласно данным Африканского союза, поглощают не менее пятой части от 140 млрд, ежегодно выделяемых мировым сообществом на решение экономических проблем континента. Журналист Аарон Акиниеми подсчитал, что «за полвека после того как большинство африканских стран стали независимыми, на финансовую помощь израсходован 1 трлн долларов США, однако Африка по-прежнему находится в ловушке нищеты».

Выводы

Первый. Ясно выраженная цель федерального правительства — возрождение демократии в странах Северной Африки и арабского мира и всемерная поддержка сил, которые стремятся покончить с авторитарными режимами и их последствиями, указал на упомянутом заседании бундестага Гидо Вестервелле. Будущее этих стран будет обсуждаться в рамках Европейского союза и структур ООН. Эти и другие международные организации «будут содействовать пробуждению» стран как политически, так и экономически, финансово и гуманитарно, чтобы добиться успеха. Он упомянул, что «развитие событий, которые нас радуют в Марокко, «жасминовая революция» в Тунисе, участие в преобразованиях миллионов людей в Египте, требовавших свободы на площади Ат-Тахрир, идет успешно». В то же время он отметил трагические события в Ливии, разворачивающуюся борьбу за свои права народов Бахрейна и Йемена, обеспокоенность федерального правительства подавлением оппозиции в Иране и ряде других стран региона.

Второй. После свержения монархии в 1952 г. египтяне уже 21 раз вносили поправки в Конституцию, однако нынешние выборы впервые проходят не в рамках авторитарных условий, когда рейтинги были запрограммированы и легко прогнозируемы, вплоть до пресловутых 90%, которые неизменно одобряют правительственный курс. Теперешняя явка — 41% имевших право голоса — только на первый взгляд кажется низким показателем. Не надо забывать, что это весьма близкий к реальности процент, и поэтому следует воспринимать его как знак доверия граждан Египта к формирующейся политической системе, указывают эксперты ФРГ.

Третий. Новые возможности для развития получают после революций Тунис, Египет и Ливия. Основные надежды Европейского союза, в частности, сосредоточены на Египте, подчеркивает Михаэль Фельдкамп. Несмотря на годы, проведенные при лидерстве Садата и Мубарака, когда царила диктатура, что исключало набор политических элит, формирующих демократическое общество, тем не менее именно в Египте есть условия, в которых может действовать сильный и свободно избранный парламент. Он может выполнять классические парламентские функции: принимать закон о бюджете, закон об управлении, закон о праве на выбор правительства и главы государства. Этот процесс не только поднимет национальное самосознание Египта и его уверенность в своих силах, но и спровоцирует движение демократии с севера на юг континента, когда аналогичное стремление могут обнаружить другие африканские страны, застывшие на менталитете 50–60-х годов прошлого столетия.

Четвертый. Серией военных операций международное сообщество послало Каддафи и другим диктаторам сигнал о том, что они вряд ли могут быть уверены в сохранности капиталов в швейцарских банках и на лондонских счетах. «Может быть, диктаторов часто наказывают (в том числе и финансово) слишком поздно, однако еще хуже будет, если они вообще останутся безнаказанными», указывает Г. Нооке.

Пятый. Лучшие побуждения мира помочь голодающим народам Африки обречены на провал до тех пор, пока не достигнута прозрачность и отсутствует политическая воля для притока средств в необходимые сферы и в необходимом количестве. Тунис, Египет, Ливия должны осознать, что их элита, чьи личные состояния исчисляются десятками миллиардов, обанкротилась морально, что она несет ответственность за страдания обездоленных сограждан.