«Нашим союзникам по блоку мы желаем успеха, ведь политические цели у нас с ними общие. У нас просто другое мнение об их шансах на успех», — говорила Ангела Меркель, убеждая коллег по ХДС/ХСС в правильности немецкой позиции в Совбезе ООН. Резолюция № 1973, развязавшая руки сторонникам военной акции против Ливии, была принята десятью голосами из пятнадцати. Германия же при голосовании воздержалась, оказавшись тем самым в интересной, но непривычной для себя компании России, Китая, Индии и Бразилии. Ее «естественные» союзники (США, Франция и Великобритания) остались на другой стороне баррикад.
Это не первый случай, когда ФРГ дистанцируется от политики США, отстаивая свое мнение. В 2003 году канцлер Герхард Шредер отказался участвовать в коалиции, сколоченной американцами для вторжения в Ирак. Политическая оппозиция тех лет (в лице Ангелы Меркель) возмущалась и порывалась извиниться перед заокеанскими друзьями, даже несмотря на то, что позицию Германии кроме России разделяла и Франция. Теперь Германия в оправдание своего решения может сослаться разве что на Польшу. В чем же причина очередного охлаждения в трансатлантических отношениях?
Саркози не Европа
К ливийской политике Николя Саркози немцы относились скептически еще тогда, когда французский лидер поддерживал с Каддафи добрые отношения (да и в целом, как иронизировали эксперты, был «другом всех магрибианских диктаторов»). С началом же беспорядков в Ливии Германия, как и другие европейские державы, отправила к ее берегам свои военные корабли. Однако решать ливийский вопрос немцы предпочитали путем экономических санкций. Одностороннее и не согласованное с европейскими партнерами признание Францией Национального совета Ливии вызвало озабоченность в Германии. Новый министр обороны Томас де Мезьер предостерегал партнеров по НАТО от поспешных решений. В прессе заговорили об «акционизме Саркози».
Поддержи немцы в Совете Безопасности невнятную резолюцию о «защите ливийского гражданского населения» «всеми необходимыми средствами», они, скорее всего, оказались бы втянутыми и в военную операцию, причем при фактическом первенстве Франции. Немецкие эксперты указывали, что операция, по сути, не спланирована, плохо скоординирована и не имеет четких целей. Более того, они были почти уверены, что она не ограничится наблюдением за воздушным пространством, а превратится в полномасштабную военную акцию с участием наземных войск. Но в различных военных операциях за пределами Германии участвует уже более 7 тыс. немецких солдат. Обосновать необходимость их отправки еще на одну войну непросто, тем более на войну в Северной Африке, где еще живы воспоминания о танках Роммеля. Наконец, немецкие правоведы полагают, что эта военная акция нелегитимна с точки зрения международного права.
Поэтому даже если бы германское правительство и проголосовало за резолюцию, его ожидали бы долгие споры в бундестаге. Вполне возможно, что парламентарии не выдали бы мандата на отправку солдат в Ливию. А вот гнев избирателей и потеря популярности были неизбежны. Немцам хватает Афганистана, где их солдатам вместо предполагавшегося «мирного строительства» приходится сражаться с «Талибаном». Так что курс, взятый правительством, получил широкую поддержку населения. По данным опросов общественного мнения, до голосования в ООН против участия Германии в военной акции возражало 65% населения, после — 88%. Такая поддержка немаловажна для консервативно-либеральной коалиции ввиду предстоявших выборов в ландтаги трех федеральных земель.
Решение правительства ФРГ было естественным в ситуации, в которую его поставила политика Саркози. В новом геополитическом раскладе возможности внутриевропейских союзов значительно шире, нежели в ЕС времен конфронтации блоков. Саркози — сложный лидер, мыслящий скорее в категориях державной, нежели общеевропейской политики. Следовать в его кильватере не значит следовать общим интересам Европы. Не случайно ряд европейских стран, согласившихся на участие в военной акции, в частности Италия, поставили условием главенство НАТО.
Меркель подчеркивала, что позиция Германии не означает ее нейтралитета по отношению к режиму Каддафи. Германское правительство предложило разгрузить НАТО и освободить ему руки для военной акции в Ливии, усилив свое присутствие в Афганистане. С середины января НАТО использует в Афганистане разведывательные самолеты (АВАКС). Около 40% всех натовских АВАКСов принадлежит Германии, однако до сих пор она не участвовала в этой миссии, поскольку расширение мандата потребовало бы новых дискуссий в бундестаге. Теперь Германия заявляет о готовности предоставить 300 солдат для миссии АВАКСов. Кроме того, она выделила 5 млн евро для беженцев и предложила США использовать немецкие военные пункты для полетов в Ливию.
На особом пути?
Нейтральная позиция Германии подверглась серьезной критике со стороны Франции, уверявшей, что такое решение нанесло ущерб совместной европейской политике и является «ошибкой, политическая стоимость которой непредсказуема».
Неоднозначной оказалась и реакция политических сил внутри страны, причем линии раздела прошли не между партиями, а внутри них. Практически все партии, кроме «Левых», считали, что получить постоянное место в Совбезе ООН Германии теперь будет намного сложнее. В ХДС/ХСС некоторые политики-реалисты намекали, что при новом разделе ливийских рынков Германия будет обойдена. Курс Меркель и министра иностранных дел Гидо Вестервелле вызвал нарекания и со стороны старых христианских демократов, сформировавшихся в западногерманские времена. В нейтралитете они увидели нарушение аденауэровской традиции, предписывавшей в интересах европейского единства любой ценой сохранять германско-французский тандем. Путь Германии в Европе может быть только рядом с Францией, полагали они. Если Германия не с Францией, то она на «особом пути», а этого быть не должно.
СвДП, в отличие от консерваторов, горой встала за своего лидера Вестервелле, наконец-то совершившего здравый внешнеполитический шаг. Социал-демократы же колебались между внешнеполитическим резоном и внутриполитической тактикой. Так, лидер СДПГ Зигмар Габриэль сначала выразил «понимание» позиций правительства, а потом упрекнул его в изоляционизме. «Зеленые» прореагировали невнятно. В военной акции эта своеобразная и давно уже поступившаяся своими пацифистскими принципами партия умудрилась узреть «защиту прав человека». Отказ Германии помочь «демократическим повстанцам» на военных путях — это «конец политики ценностей», заявил «зеленый» депутат с трибуны бундестага, добавив, что не желает «ставить немецкую политику в вопросах прав человека рядом с китайской или русской». Тут же, впрочем, выражалось и сожаление о жертвах среди гражданского населения, неизбежных при такой радикальной защите их прав.
Германии необходимо сформировать новую политическую культуру воссоединившейся страны
Партия «Левые» тоже была недовольна, но по другой причине. Ей было недостаточно одного лишь «воздержания» правительства. Поддерживая это решение, она еще требовала от правительства умиротворяюще повлиять на воинственных союзников по НАТО. Однако, несмотря на все замечания и упреки, ни один политик, ни одна партия не выразили четкого, официального несогласия с правительственным курсом.
Другое дело СМИ. Против решения правительства в массовом порядке восстали воинствующие интеллектуалы-гуманисты, от чистого сердца призывавшие огнем и мечом поддержать «демократию» в Ливии. Тот факт, что Германия оказалась в компании России и Китая, возмущал блюстителей атлантической солидарности. Правительство пугали «особым германским путем» и грядущей «изоляцией Германии в западном мире».
Все это в очередной раз демонстрирует насущную проблему ФРГ. Реальная политика интересов, которую современная Германия может осуществлять так же хорошо, как и любое другое значимое государство ЕС, сталкивается со старой, сформировавшейся в боннские времена и страдающей рейнским провинциализмом культурой ведущих интеллектуальных элит. Германии необходимо преодолеть это противоречие, формируя новую политическую культуру воссоединившейся страны. Иначе принятие судьбоносных внешнеполитических решений будет буксовать из-за противоречий между здравым смыслом и политкорректностью.
