Пушечное мясо для Чернобыля - 4 Апреля 2011 - Наш Мир - Казахстанская Республиканская Газета

Я звоню Алексею Шашкову, который в 1986 году работал в так называемой горячей лаборатории с открытыми радиоактивными веществами в Курчатовском институте – самом главном ядерном исследовательском центре в России. Сегодня он инвалид первой группы. Я хотел с ним встретится, но это оказалось невозможным – Шашков болен. Он болен постоянно. В прошлом году всего два месяца он находился вне больницы. Все это время он провел в суде, пытаясь добиться получения компенсации за инвалидность, полученную им в Чернобыле.

Впервые он приехал в Чернобыль спустя месяц после аварии, произошедшей 26 апреля 1986 года. Затем в течение пяти лет он регулярно приезжал туда для того, чтобы брать пробы радиоактивных материалов. Во время работ по ликвидации последствий катастрофы он много раз подвергался воздействию облучения. В 1991 году в возрасте 40 лет он перенес первый инфаркт. С трудом в тот раз ему удалось выжить. Через год у него было еще три инфаркта.

Михаилу Кончаловскому известны подобные судьбы. Он возглавляет лабораторию лучевых болезней в Центре биомедицины имени Бурназяна, расположенном в Москве. После катастрофы в Чернобыле он занимался лечением первых ее жертв – сотрудников атомной электростанции, а также пожарников. Всего их было 250, и 130 из них серьезно пострадали. 26 человек умерли в течение трех месяцев. «Три месяца мы работали как на войне, - вспоминает Кончаловский. – Я чувствовал себя колесиком в этом механизме. Было очень жарко. Пожарников привозили как на смотрины. Не хватало ночных пижам, и им выдавали ночные рубашки в горошек из женского отделения».

Эти пижамы и ночные рубашки передавались затем Шашкову и его сотрудникам. «Мы должны были проводить дезактивацию транспорта, одежды и людей, - рассказывает Шашков. – Мы их мыли и переодевали, а белье укладывали в специальные контейнеры для последующего захоронения». Шашков принадлежал к числу немногих людей, понимавших масштаб произошедшей катастрофы. Однако большинству населения ничего не было известно о радиоактивности, а руководство страны скрывало правду. Людей слишком поздно эвакуировали, и им не объясняли, как они могли бы уменьшить риск заражения. А в Киеве даже был проведен первомайский парад – только бы не вызвать панику.

Данные относительно радиоактивности держались в тайне, и масштаб заражения оставался неясным, вспоминает инженер Герман Белов. В то время он работал руководителем лаборатории на одном предприятии. Он занимался разработкой систем охлаждения для атомных электростанций, реакторы которых по типу были очень похожими на установки в Фукусиме. Такой реактор должен постоянно охлаждаться. В Чернобыль Белов приехал в августе 1986 года, спустя четыре месяца после катастрофы. «Мы работали по десять минут в день, - говорит Белов. – Это была вахтовая система – две недели там, затем две недели на реабилитацию в санаторий».

В августе все силы были брошены на строительство саркофага. Гигантская металлическая конструкция заливавшаяся бетоном, становилась все выше. Использование специальных кранов, стрелы которых управлялись дистанционно, позволило избежать еще большего количества жертв. С вертолетов тоннами сбрасывался песок для тушения пожара в реакторе. «Глаза у нас постоянно слезились, - вспоминает Белов. – У нас был сухой кашель. Не хватало защитных масок, и мы целый день носили повязки, сделанные из двух слоев марлевого бинта. В Японии маски меняют каждые три часа – такого мы не могли себе позволить. На ужин мы ходили в столовую, и постоянно там кто-нибудь терял сознание. Вот сидит человек на стуле, и вдруг – бах – просто падает на пол».

Белов проверял работу системы охлаждения. Сначала его и его подчиненных везли на чистом автобусе, а затем в четырех километрах пересаживали в «нечистый». Белов вспоминает: «У нас был механик, который голыми руками снимал колпаки и менял осевой подшипник. После этого руки у него перестали двигаться. В 2000 году его отправили в Японию на лечение, и его действительно удалось вылечить!» Однако такие «чудеса» умышленно подбрасывались, или это было всего лишь попыткой выдать желаемое за действительное. Руки механика все больше и больше отнимались по причине заражения костей и мышечных тканей. Его суставы были разрушены.

Положение других было еще хуже. Белов вспоминает об одном знакомом, который в апреле 1986 года демобилизовался из армии, но в мае был вновь призван армейским командованием. «Ты водитель? Будешь участвовать в работах!» В районе реактора он пробыл три месяца, а через шесть лет умер от лейкемии. Резервисты и армейские подразделения были главными действующими лицами в борьбе с последствиями аварии на АЭС. «Это была самая серьезная ошибка, - убежденно говорит Белов. – Вместо того, чтобы послать небольшие группы специалистов, туда были сразу направлены от 30 000 до 40 000 солдат. Пытались решить проблему за счет количества, как обычно». За пять лет таким образом через Чернобыль было пропущено 380 000 солдат.

Белову повезло. Спустя три дня после его возвращения в Москву у него была обнаружена начальная стадия лейкемии. Его переводили от одного врача к другому, рассказывает он, и через полгода все его показатели пришли в норму. «Если бы я прождал год, то тогда применять любую химеотерапию было бы уже поздно», - говорит Белов. Сегодня он инвалид второй группы, однако для своих 72 лет он выглядит удивительно бодрым.

Шашкову также повезло. «Все мы были профессионалами и мы точно знали, что нужно делать, - рассказывает он. – Трех минут на крыше реактора было бы достаточно для того, чтобы умереть. Мы ходили со счетчиками Гейгера, но иногда и без них, и постоянно фиксировали время. Мы понимали, что мы лучше всего подходили для этой работы. После этого мы все прошли обследование. Но что можно было лечить, когда еще не было никаких симптомов?» Его группа состояла из 15 человек, но в живых уже никого нет: одни умерли от рака, другие от инфаркта. Остались только он и водитель.

Самое сильное заражение в Чернобыле было вызвано цезием-137, - рассказывает Кончаловский, а также другими изотопами с коротким периодом полураспада, прежде всего йодом-131. Йод-131 вызывал рак щитовидной железы у детей в зоне заражения. «Это только статистически подтвержденные данные, - говорит Кончаловский. – Многих удалось спасти, но многие умерли». Врачи и ученые-ядерщики сегодня говорят о психосоматических последствиях аварии, в том числе и об алкоголизме. Сотни тысяч людей остались нетрудоспособными, они страдают от депрессии, и многие из них пьют.

Все жертвы Чернобыля постоянно ведут судебные тяжбы с государством. У Белова позади уже шесть судебных процессов. За две недели, проведенные вблизи реактора, он ежемесячно получает сегодня 6500 рублей (приблизительно 160 евро), тогда как только на лекарства он вынужден тратить в месяц 12 000 рублей. В 1991 году был принят закон о компенсациях жертвам аварии на атомном реакторе, однако с тех пор государство постепенно сокращает размеры помощи. И вообще этот закон не применяется. «Самая большая ошибка в Чернобыле состояла в том, что искажалась правда, - замечает Шашков. – А сегодня и из Японии не поступает точная информация».

расписание оразы

расписание уразы

расписание рамазана

расписание рамадана